в ближайшем будущем».
– Красота же! – Паскар лучился от гордости. – Мое собственное.
Он побежал вперед и занялся цепью с огромным амбарным замком, вероятно, начавшим свою службу до изобретения дверей. Сьомирина, как олень в свете фар, смотрела на стремительно (это по ее мнению) приближающиеся ворота. На самом деле автомобиль двигался со скоростью три дня как сдохшей черепахи. Толкала ведь только вдова Гренн – Йозефик улучил момент, чтобы отлучиться за газолиновые бочки.
На одной чистой злобе вдова закатила машину внутрь сарая. Паскар с любезной улыбкой придержал створку ворот, надежно зафиксированную упором.
Внутри сердце рыболовной компании Паскара Фыча выглядело куда благопристойнее. Сарай, конечно, был захламлен, но захламлен аккуратно. Ящики, ломившиеся от различных запчастей из разных исторических эпох, стояли ровными рядами и щеголяли выведенными противной розовой краской номерами. Одна из стен была завешена старыми латаными-перелатаными сетями. На водных воротах висела целая коллекция спасательных кругов, которым не удалось успешно справиться со своим предназначением ни разу. В углу вросла в пол громада архаичного, но надраенного до блеска газолина. Паскар поколдовал с ним, и тот будто нехотя пробудился и мерно застучал расшатанным поршнем. После того как рыбак опустил здоровенный рубильник, под потолком с хлопками и дребезгом зажглись музейные лампы. Паскар развернулся и развел руки, приглашая гостей восхититься его владениями.
– Очень впечатляет, – из вежливости сказал Йозефик.
Паскар гордо кивнул. Лично его впечатляло собранное им самим по крупицам барахло, и он надеялся в скором времени при помощи инструментов и насилия заставить эти агрегаты работать как единое целое, и что самое главное – рыболовецкое.
Сьомирина задумчиво крутила в руках маленький штурвал красного дерева с латунными накладками.
– Паскар, вы уверены, что что-то из этого подойдет к автомобилю?
– Заставим, если понадобится! Не терпится приступить. Ну-с!
Паскар хлопнул в ладоши и решительно подошел к машине. На этом запал кончился.
– Мда.
– Не надо было этого дурака деревенского слушать. Только время потеряли. Он, как пить дать, только и хотел, что вашу колымагу в свой гадючник уволочь, пока ее другие оборванцы по винтику не растащили, – злобно пробурчала вдова Гренн со своих саквояжей. – Что ж делать… Бросайте ее, и пешком пошли.
Никто ее не слушал. Йозефик, чтобы насильно вдохнуть в приунывшего рыбака трудовой задор, снял пиджак и закатал рукава рубашки. Сьомирина шикнула, как недовольная кошка, когда он кинул ей пиджак.
– Предлагаю начать с двигателя, сударь, – сказал Йозефик и распахнул изуродованный капот.
– Ну и месиво! Что это за розовая дрянь? Боги, ну и вонь!
– Это от вжига. Нам пришлось один пузырек влить.
– Пузырек? – Паскар выпучил глаза. – И вы живы? И автомобиль еще на ходу был после этого? Вот это вещь. Ладно, если эта бедняга пережил вашу эксплуатацию, то и мой ремонт переживет. Приступаем.
Паскар прикатил антикварный сундук на колесиках. Покрытые патиной скобы и потемневшие от времени доски настоятельно рекомендовали заключить в его недра золотые монеты, жемчуга да каменья, а никак не разношерстные инструменты; некоторые из них чаще применялись для удаления аппендицита или еще чего ненужного у крупных морских млекопитающих. Небольшая брезентовая сумочка со стоматологическими инструментами для акул пугала бурыми пятнами.
Облачившись в брезентовые дубовые комбинезоны, Йозефик и Паскар принялись за работу. Их варварские методы вызвали бы негодование, переходящее в эпилепсию, у любого любителя техники. Первые полчаса они долбили молотками по остеклованному клубничной дрянью двигателю и всем попадавшимся под руку агрегатам. Печальный звон металла и хруст крошащегося клубничного стекла наполнили сарай и окрестности. Постепенно Йозефик вошел в раж. Покрытый розоватой пудрой, он молотил по обреченным механизмам, особо не целясь. Рыбак едва успел перехватить виртонхлейновскую руку до того, как его кисть вместе с похожими на будильник часами чуть не размозжила виртонхлейновский молоток.
Двигатель освободился из клубнично-стеклянного плена. Можно было приступать непосредственно к ремонту. Паскар, увидев нездоровый блеск в глазах юного вир Тонхлейна, отправил того со всей возможной тактичностью под брюхо автомобиля выколачивать дурь из выхлопной системы, а сам бережно принялся за двигатель. Однако нежные чувства он испытывал недолго и вскоре начал блажить во весь голос и активно использовать кувалду и лом.
Сьомирину утомил грохот, ругательства и другие проявления мужского начала. Она выскользнула за ворота, уселась на стапеле и стала за неимением лучшего любоваться молочной грязью тумана. Морской стылый воздух заставлял ежиться снова и снова. Ей все это не нравилось. Хотелось натянуть на себя толстый безразмерный свитер, закутаться в пушистый плед и сидеть у окошка с кружкой горячего пряного вина. В тех смутно виднеющихся домиках с тусклыми окнами, должно быть, так хорошо. Постепенно с заползающим за шиворот туманом в ее душу прокрадывалось желание, которое до этого было противно ее душе. На набережную стали стягиваться аборигены. Они прогуливались тесно сбившимися парочками, или же, в случае семейств, глава семьи с гордо выставленным животиком вел за собой выводок, как мать-гусыня. При встрече люди обменивались старыми шуточками, доставшимися им в наследство от далеких предков. Слов было не разобрать, Сьомирина слышала только благочестивое бормотание. Вдруг она поняла, что совсем не прочь остаться в Ацедьё навсегда. Обустроиться в маленьком уютном домике с видом на гавань. Главное, чтобы окна были проконопаченными, а шторы толстыми.
Из размышлений об узоре обоев, более всего подходящем к золотистым шторам, ее вырвал недовольно-заботливый голос вдовы Гренн:
– Ну-ка, заходи внутрь, милочка. Нечего тебе на холоде сидеть, и вовсе незачем туманом дышать. Он всю душу обволакивает, не говоря уже об уме. Всю тебя выпьет, ежели не побережешься. Станешь как мои розы – без аромата, без смысла. Ишь расселась, дурочка. Я думала, ты покрепче будешь.
Вдова схватила Сьомирину за руку и потащила в сарай. Та как-то вяло, но упрямо сопротивлялась. Ей хотелось задержаться в этой тихой грустной сказке. Тут на ее нещадно выкручиваемой руке звякнул браслет с лунными камнями.
И тут сначала из маленькой дырочки под огромным напором, разрывая ее все больше и больше, в сознание рванулись воспоминания о жизни, о мире. И вскоре все величие и разнообразие мироздания чудовищным молотом шарахнули по ее сознанию и разнесли вдребезги сжимающие его мечты о тихом бытии в Ацедьё.
Сьомирина вскочила, как ужаленная под хвост рысь. Сердце молотилось, как у воробушка, а зрачки расширились так, что она стала похожа на полоумную сову.
– Что это за псня? Что это, ко всем псам, была за псня?! – испуганно прохрипела девушка.
– Добро пожаловать в реальный мир, милочка, – облегченно улыбнулась вдова. – Это был туман. Понимаешь теперь, почему мне так не терпится покинуть это милое место? Или тебе понравилось?
– Валим отсюда! Хоть к крокодилам в пасть, но валим! – Сьомирина вращала глазами и металась по стапелю.
– Ну а я о чем? – примирительно подняла руки вдова. Несмотря на некоторое беспокойство, вызванное столь ярким пробуждением Сьомирины, она была искренне рада, что не позволила еще одному юному созданию загубить свою жизнь в этой дыре. «Пусть где еще губит. С шиком и блеском», – нежно подумала вдова.
– Где тебя носило? – усталым голосом спросил Йозефик, когда Сьомирина влетела в сарай.
– Меня не носило, а держало! – закричала она. – Госпожа Гренн была права. И дядя твой! И Шелк, и Дандау! Это болото, и нам здесь нельзя, нас затянет и задушит!
– Ого. И это об этом ты весь день думала, пока мы под этой славной телегой ползали?
– Весь день?!
– Тебя не было весь день.
Йозефик сел на ящик и откупорил бутылку пива. Вид у него был подозрительно умиротворенный. Глаза же были пустыми и тусклыми. Сьомирина поняла, что только что сама сидела таким же овощем и надеялась научиться вязать крючком к зиме.
– Машина готова? – поджав губы, спросила девушка.
– На полном ходу. Может, даже лучше чем была. Паскар настоящий кудесник. Завтра, наверное, подготовим к покраске. Я вот что думаю: пойду-ка я к нему работать. Ну или компаньоном, если возьмет…
Сьомирина влепила ему такую оплеуху, что он сверзился с ящика. Бутылка разбилась вдребезги. На полу родилась пенное кисло пахнущее озеро.
– Йозефик вир Тонхлейн! – зарычала Сьомирина. – Если ты сейчас же не возьмешь себя в руки, я не знаю… даже боги не знают, что я с тобой сделаю.
– Что ты взъелась, а? Все же нормально. И зачем все эти «Йозефики вир Тонхлейны»? Зови меня Йози, как все друзья. Кстати, о друзьях, сейчас Паскар вернется с наливочкой.
Сьомирина влепила ему еще одну оплеуху, а он только лениво с опозданием отмахнулся.
– Его хоть до смерти излупцуй, он в себя не придет. Нужно ему напомнить, кто он вообще такой, – шепнула вдова Сьомирине. – Йози. Пф! Придумает же рвань.
– Дармоед он и идиот! Если есть куда вляпаться, мимо не пройдет. По самые уши залезет!
Сьомирина разбушевалась не на шутку.
– Хватит уже его лупить! – Вдова с трудом оттащила Сьомирину. – Лучше подумай, что его в себя привести может.
– Может, и мой метод даст результат!
Сьомирина вырывалась все менее интенсивно и наконец, увидев равнодушный, непонимающий взгляд Йозефика, успокоилась окончательно.
– Для начала, госпожа Гренн, помогите мне стянуть с него это рубище.
Женщины принялись стягивать с валяющегося Йозефика комбинезон. Он как-то паскудно заухмылялся. Вдова это заметила и отвесила ему такую пощечину, что все насильственные акции Сьомирины докурились в сторонке до рака легких.
– Ишь, кошак помойный!
Они поставили вир Тонхлейна на ноги и, как куклу, нарядили в пиджак, затем поставили перед найденным в сарайных залежах зеркалом.