Стокер отказался поддерживать этот разговор. Он продолжал читать газету, нарочито шумно переворачивая страницы.
– Чересчур нежные, – сказала я, выпрямившись.
– Что? – Он внимательно читал и уже совсем меня не слушал.
– Для конюха у Морнадея слишком нежная кожа. Я заметила это уже тогда, когда он пожал мне руку при знакомстве. У него очень гладкие ладони, без единой мозоли. Ты видел хоть раз в жизни человека, который работает с лошадьми, с мягкими руками?
– Нет, у них кожа как у сапог, – ответил он, внимательно читая.
– Тогда в какие игры он играет, работая конюхом? Он сказал мне, что это его профессия, но он явно лжет.
– У нас есть проблемы посерьезнее, чем мягкость рук Морнадея, – сухо заметил он и передал мне газету. – Читай.
Я пробежала глазами статью, и на меня накатила холодная волна ужаса. Я перечитала все сначала, на этот раз медленно, но факты от этого не изменились. Вердикт на дознании был таков: убийство неизвестным или неизвестными. Этого мы ожидали. Мы знали, что барон убит, и было бы странно надеяться, что власти уже нашли преступника. Но то, что было написано в статье дальше, показалось мне настоящей катастрофой. После изложения вердикта (и того факта, что в завещании барон выразил желание быть тихо похороненным, без каких-либо официальных церемоний) автор заметки, как видно, с наслаждением, сообщал, что по данному вопросу столичная полиция разыскивает достопочтенного Ревелстока Темплтон-Вейна, младшего сына лорда Темплтон-Вейна, в надежде, что тот сможет помочь им в расследовании убийства барона фон Штауффенбаха.
– Стокер, неужели они имеют в виду…
– Да, – угрюмо ответил он.
И он, конечно, был прав. Существовало только одно разумное объяснение написанному в статье: я путешествую с мужчиной, которого подозревают в убийстве.
Я бегло просмотрела окончание статьи, но это ничем мне не помогло.
– Как ты думаешь, почему они вообще связали тебя с бароном?
От волнения он взъерошил себе волосы.
– Я арендовал у него склад. И, наверное, в его бухгалтерских книгах сохранилась запись об этом.
– То есть барон был владельцем того склада, где ты живешь?
Он кивнул, и я продолжила рассуждать вслух.
– Наверное, полиция это обнаружила, когда просматривала его бумаги. Они, должно быть, пришли туда и поняли, что ты исчез.
Он застонал, и я поняла, что я на правильном пути.
– И, конечно, им могло показаться подозрительным, что ты исчез примерно в то же время, когда убили барона. А когда был вынесен вердикт «убит неизвестным или неизвестными», они сразу занялись тобой как самым подходящим кандидатом. В статье приводится только твое имя, но я уверена, что появятся и фотография, и описание примет, это просто вопрос времени.
Он поднял голову с ужасно несчастным выражением лица.
– Почему, ну почему я не подумал об этом, когда уезжал из Лондона?!
– Не хочу тебя обижать в трудную минуту, – с сомнением начала я, – но почему же ты сам не обратился в полицию, как только узнал, что барон убит? Мне это кажется самым разумным поведением, разве не так?
– Не было смысла, – коротко ответил он.
– Тогда ты не ответил на мой вопрос, но сейчас я все-таки очень хочу услышать ответ.
Он замолчал, и я поняла: он размышляет, можно ли мне доверять.
– Потому что в глазах приличного общества и, без сомнения, Скотланд-Ярда я уже и так убийца.
Я уставилась на него, и он горько усмехнулся.
– Ну и ну, наконец-то мне удалось лишить тебя дара речи. Пожалуй, за это надо выпить.
Он достал из корзины мою фляжку с агуардиенте и сделал большой глоток. Потом он протянул ее мне, и я тоже жадно отпила из нее.
Потом внимательно посмотрела на него.
– И почему же они думают, что ты убийца?
– Потому что так и есть, – ответил он с каменным лицом.
Я долго не могла вымолвить ни слова.
– Наверное, мне стоит поблагодарить тебя за такую откровенность. И исключительно из любопытства: не скажешь ли, кого именно ты убил?
Я сразу подумала о кольце на моем пальце, которое когда-то красовалось на руке его жены. Он говорил мне, что его брак рухнул во время злосчастной экспедиции. Уж не она ли стала жертвой его буйного нрава? Я не могла в это поверить.
– Человека, который этого заслуживал. И я бы сделал это снова. Вот все, что тебе нужно знать, – просто ответил он.
Я поняла, что это значит: не жену – но все же не могла перестать перебирать в уме другие варианты. Может быть, у нее был любовник, которому Стокер таким образом отомстил? Или какое-то деловое соглашение пошло совершенно непредвиденным путем? Жуткие карточные долги? Он тем временем продолжал:
– Полиция в этой стране не может меня тронуть, но мое имя им хорошо известно. Мне стыдно в этом признаться, но первое, о чем я подумал, когда узнал о смерти Макса, – не что я потерял друга, а что они с большой вероятностью именно меня назначат главным подозреваемым. И, очевидно, я оказался прав, – добавил он, кивнув на статью.
– Их можно понять, – мягко заметила я. – Ты просто мечта любого полицейского, ты же понимаешь? Ты связан с бароном деловыми отношениями и узами дружбы, а твое имя подпорчено дурной репутацией. В такой ситуации несложно придумать для тебя какой-нибудь мотив убийства. Лень полицейских – вот что может погубить тебя.
Я собиралась продолжать примерно в том же духе, но поняла, что он смотрит на меня во все глаза с выражением искреннего недоумения.
– Стокер, ты выглядишь как рыба, выброшенная на берег. Что с тобой такое?
– Я только что признался тебе в том, что я убийца. Я лишил человека жизни, а тебе даже нечего мне на это сказать?
– Ты не хочешь развивать эту тему, а я не хочу тебя заставлять. Чего ты от меня ждешь? Что я буду тянуть из тебя признания клещами, как больной зуб? К тому же я и сама не вполне чиста в деле сокрытия информации.
Он прищурился.
– Что ты имеешь в виду?
Поспешно, но со свойственной мне четкостью я поведала о встрече с мистером де Клэром на Паддингтонском вокзале. Пока он слушал, на его лице отражалось лишь бесстрастное внимание.
– Это все? – холодно спросил он, когда я закончила.
– Да. Наверное, я сейчас должна чувствовать себя виноватой, но что-то у меня не получается. Ты хранил свои секреты, я – свои.
– Но из-за моих секретов тебя не повесят за убийство, которого ты не совершала! – возразил он, заливаясь краской гнева.
– Ой, только не начинай все сначала, – запротестовала я. – Знаешь, мы можем очень хорошо работать вместе, но только если нам удается доверять друг другу. Я поняла это с первых минут в твоей мастерской, когда увидела эту твою милую маленькую Phyllomedusa tomopterna.
– Это все-таки tarsius, но с генетической мутацией, – поправил он меня. – А теперь замолчи и дай мне подумать.
– Ну уж нет. С этой минуты мы будем работать вместе, сообща, чтобы по-настоящему раскрыть это убийство, призвать преступника к ответу и очистить твое имя от всяких подозрений, – строго сказала я. – При расследовании убийства нужны порядок и четкая методология, так же как при научном исследовании.
Я пристально посмотрела на него.
– А может быть, именно поэтому ты и не преуспел в этой сфере. Ты излишне импульсивен и недостаточно дисциплинирован. Ой, только не надувайся, а то тебя удар хватит. Это же просто констатация факта.
Он уже почти взорвался, но все-таки закрыл рот и крепко сжал зубы, так что, когда он заговорил, слова еле-еле просачивались сквозь них.
– У нас точно ничего не получится, если ты не перестанешь злить меня без всякого повода.
– Ну не без всякого повода. Это же ты воткнул в меня нож, – попробовала защититься я.
– Это был несчастный случай. Но будь уверена, черт возьми, что в следующий раз я с радостью сделаю это специально.
– Это только слова. Ты можешь рвать и метать, но мы оба знаем, что следующего раза не будет. Я видела твое лицо, Стокер. Ты был до ужаса напуган моим ранением и поспешил мне на помощь, не тратя ни секунды. Я, кстати, начинаю думать, что скорость – это одно из твоих положительных качеств, несмотря даже на то, какие осложнения она нам с тобой принесла.
В ответ на это он что-то прошипел, но я намеренно даже не обратила внимания.
– Итак, если взять за образец прекрасный пример Аркадии Браун, леди-детектива, мы должны продвигаться вперед упорядоченно и рационально. Нашим позывным должно быть слово «методичность», а в таком случае, я считаю, нам надо сосредоточиться прежде всего на личности самого барона. В конце концов, начать расследование с жертвы – самый разумный вариант, правда?
– Каких качеств? – спросил он вдруг так неожиданно, что я даже смутилась.
– Что, прости?
– Ты сказала, что у меня есть положительные качества. Какие?
– Ты ставишь меня в неловкое положение, Стокер, это невежливо, – строго заметила я.
– Прекрасно. Значит, мы установили, что я не вежливый. А какой?
Я потерла лоб, напряженно думая.
– В тебе много энтузиазма, я этим восхищаюсь. У тебя пытливый ум, что прекрасно для ученого. И ты, если не учитывать последний неудачный инцидент, очень хорош в метании ножей и различных фокусах. Так вот, барон…
– И это все? Весь список целиком? Я полон энтузиазма и любопытства и могу достать кролика из шляпы?
– Правда можешь? А я не видела, но должно быть очень забавно.
Я мило улыбнулась, чтобы показать ему, что говорю искренне, но он вместо ответа только выпятил губу.
– Так вот что ты, оказывается, обо мне думаешь, – сказал он таинственным голосом из своих выступлений. – Но это же описание семилетнего ребенка!
Я пожала плечами.
– Кто-то взрослеет раньше, кто-то – позже. Ты в этом не виноват.
– Но мне больше тридцати лет. Я руководил, не просто участвовал, а руководил экспедициями в Амазонию и на Галапагосы, открыл сорок два вида животных, которые не имели названия и были до меня вообще никому в мире неизвестны, участвовал в морских сражениях. А ты выставляешь меня тупоумным ребенком, который вечно задает вопросы и показывает фокусы с монетками.