Стокер зло посмотрел на него.
– Черт возьми, Руперт, я пришел к тебе раз в жизни за помощью…
Брат жестом остановил его.
– Уверяю тебя, я не пытаюсь создать вам дополнительные трудности. Но сложность в том, что здесь много противоречивых компонентов.
Он повернулся ко мне.
– Во-первых, согласно Акту о королевских браках 1772 года, не признаются браки членов королевских семей, на которые правящий монарх не дал специального разрешения. А так как ее величество почти наверняка не давала согласия на этот брак, то он – ничто, фикция. Более того, священник, проводивший это венчание, и мисс Лили Эшборн совершили серьезные преступления, согласившись на него.
Я вдруг ощутила небывалую легкость, и от облегчения у меня закружилась голова.
– Так, значит, проблема решена?
Сэр Руперт остановил меня.
– Не торопитесь, мисс Спидвелл. Боюсь, тут есть дополнительные сложности. Акт о престолонаследии от 1701 года запрещает любому лицу в линии престолонаследия вступать в брак с католиком.
– Еще один аргумент в пользу того, что брак моих родителей был недействительным. Это хорошие новости, – заметила я.
– Можно так подумать. Но мисс Эшборн была католичкой, и ее в католической церкви венчал пастор с хорошей репутацией. Этот брак может не признаваться англиканской церковью или законодательством этой страны, но он является законным в глазах католической церкви.
– Это не имеет никакого значения, – возразила я.
– Нет, боюсь, что имеет, и большое, – ответил он. – Когда король Георг IV был принцем-регентом, он женился на Марии Фицгерберт, католичке, по обряду ее церкви. И сам папа Римский признал этот брак действительным.
– Но это было чуть не сто лет назад и не вызвало никаких проблем.
– Да, потому что миссис Фицгерберт не пыталась использовать этот факт в своих интересах, а также не подарила принцу детей. Никто не соперничал за престол, и это не вызвало кризиса в престолонаследии. А это, – сказал он, постучав пальцем по моим бумагам, – совсем другая история.
Я невесело усмехнулась.
– Вы меня не знаете, сэр Руперт, но прошу вас поверить: я совершенно не собираюсь претендовать на английский престол.
– Дело не в том, на что вы собираетесь претендовать, мисс Спидвелл, – мягко сказал он. – Дело в том, что вы собой олицетворяете. В глазах любого католика вы являетесь законной наследницей престола. В их понимании, принц Уэльский совершил двоеженство. Значит, канонически его дети от принцессы Александры – бастарды, которые не могут наследовать трон. Таким образом, вы остаетесь единственным законнорожденным ребенком наследника престола в сердцах всех католических подданных в империи ее величества. Этого достаточно, чтобы начать восстание, особенно в одном конкретном месте, – многозначительно добавил он.
– В Ирландии, – подхватил Стокер. – А ее мать была ирландкой. Христос с апостолами, – выругался он, – сепаратисты и мечтать не могли о лучшем подарке: законная католическая альтернатива всей британской королевской семье, да еще и с ирландской кровью в жилах!
Сэр Руперт посмотрел на меня с напряжением.
– Мисс Спидвелл, нравится вам это или нет, но эти документы доказывают вот что: сейчас вы – самый опасный человек во всей Британской империи.
Глава двадцать шестая
Сделав это заявление, сэр Руперт снова откинулся в кресле. Мы в изумлении довольно долго молчали, а потом он смачно выругался (таких грубостей я никогда не слышала даже из уст Стокера, но здесь, по крайней мере, за этим промахом последовало извинение) и достал из письменного стола бутылку. Щедро разлив прекрасный виски по хрустальным стаканам, он вручил их нам, оставив себе двойную порцию.
Он выпил все залпом, и Стокер посмотрел на него с чувством, напоминающим восхищение.
– Смотри, поосторожнее. Мужчинам Темплтон-Вейнам в этом деле всегда непросто остановиться.
Сэр Руперт вытер рот чистым носовым платком и покачал головой, взглянув на младшего брата.
– Нет. Это мать любила выпить. В этом она всегда давала отцу фору.
Стокер вздрогнул.
– Это неправда.
– Конечно, правда. Всегда хранила лучший отцовский односолодовый виски во флакончике для духов у себя на туалетном столике. Для этого она подкупала дворецкого.
Стокер смотрел на него с раскрытым ртом, и сэр Руперт продолжил уже мягче:
– Тебе многое еще предстоит узнать о своей семье.
– Что я меньше всего на свете хочу обсуждать с тобой, так это семейство Темплтон-Вейн, – холодно заметил Стокер.
Сэр Руперт облокотился подбородком на сцепленные руки.
– Однажды ты все-таки откажешься от этого детского сопротивления, Ревелсток. Но в свете тяжелого положения мисс Спидвелл, думаю, сейчас нам следует заключить перемирие.
На лице Стокера боролись разнообразные эмоции, но он ответил таким же спокойным голосом, как и брат:
– Согласен. Учитывая то, что ты нам рассказал, несложно сделать вывод, в чьих это интересах – избавиться от угрозы, которую она собой представляет.
Сэр Руперт кивнул.
– Конечно. И, во-первых, я…
Стокер поднялся.
– Не ты, а мы, – сказал он, взяв меня под локоть, чтобы и я встала.
Сэр Руперт машинально вскочил вслед за мной.
– Но это невозможно, вы одни не справитесь!
– Должны справиться и справимся, – ответил Стокер. – Я благодарен тебе, Руперт, правда. Ты так порядочно поступил сегодня, и для разнообразия я буду рад расстаться с тобой без кровопролития. Но дальше тебе идти не нужно.
Он многозначительно посмотрел на фотографию в небольшой рамке, стоявшую на столе сэра Руперта. С нее на нас смотрели строгая красивая женщина с маленьким ртом и изящными руками и трое детей.
– Вы женаты, – сказала я, вдруг осознав, почему Стокер не хочет дальше вовлекать брата в эту историю. – У вас дети. Вы же заявили, что я самый опасный человек во всей империи, – продолжила я с легкостью, которой не ощущала. – Я не хочу, чтобы эта опасность затронула вас или вашу семью.
Я протянула ему руку.
– Спасибо за помощь, сэр Руперт. Я никогда этого не забуду. И если когда-то смогу оказать вам ответную услугу, то буду счастлива это сделать.
Он сердечно ответил на рукопожатие.
– В таком случае да поможет вам Бог, мисс Спидвелл. – Он слегка улыбнулся и выпустил мою руку. Братья просто кивнули друг другу, не пожимая рук, и мы направились к выходу. В последний момент Стокер вернулся и положил «Краткую историю» на стол сэру Руперту.
– И еще кое-что, старина. Я украл это в «Вибберлис», маленьком книжном на Оксфорд-стрит. Тут не хватает нескольких страниц. Позаботься о том, чтобы за нее заплатили, ладно?
Сэр Руперт коротко рассмеялся, будто залаял, и на этом мы его оставили, вынырнув из здания на Чансери-лейн, которая как раз начала заполняться солиситорами, барристерами и разными клерками, спешащими на ланч.
Стокер взял меня за руку.
– Опусти вуаль. Мне не нравятся эти толпы на улице. Нам нужно место, чтобы спокойно подумать.
Я опустила на лицо шелковую вуаль.
– Я знаю одно местечко, где никому не придет в голову нас искать.
Через час мы были уже в лондонском Тауэре и слушали приветственное слово йомена. За вход мы заплатили, собрав по карманам последние монеты. Почти все деньги ушли на рыбу с картошкой, жирную и ароматную, которую мы съели прямо с газеты; правда, Стокер все причитал, что приличные дамы не едят на улице.
– И с каких пор тебя волнуют все эти банальности? – спросила я.
– Меня-то не волнуют, но это привлечет к тебе лишнее внимание, – напомнил он.
Я пожала плечами и с удовольствием доела хрустящую корочку.
– Это было божественно, – заключила я, когда мы выбросили жирные газеты и встали в длинную очередь на вход в Тауэр. Выслушав заученную речь йомена, я прикинула наши возможности и направилась к приземистой громадине башни святого Фомы; Стокер неотступно следовал за мной по пятам. Когда мы поднялись наверх, то увидели ползущие по небу серые тучи и холодный туман, поднимающийся с реки.
Стокер посмотрел на меня в недоумении.
– Какого дьявола мы здесь делаем?
– Я никогда не была в лондонском Тауэре, – просто ответила я. – Может быть, это мой последний шанс.
– Вероника… – начал он, но я только отмахнулась.
– Я не собираюсь изображать из себя мученицу, Стокер. И не подумаю позволить этим негодяям разделаться со мной. Но согласись: грех в такой ситуации не воспользоваться случаем и не испробовать что-то новое в жизни.
Он тяжело вздохнул.
– Ну хорошо. Но почему именно здесь? Тут чертовски холодно.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Вряд ли кто-то будет следить здесь за нами и решится подслушивать, а мне прохладный ветер полезен: в голове проясняется. Так что постоим здесь, подставив лица ветру, и постараемся придумать план.
Он посмотрел поверх башенной стены на зеленые бурлящие воды Темзы под нами.
– Вон Ворота предателей, – заметила я. – Только подумай обо всех Тюдорах, прошедших этим путем навстречу своей судьбе: Анна Болейн, Екатерина Говард, графиня Солсбери, бедная маленькая леди Джейн Грей. Не очень-то приятные ощущения.
– Да, правда, монархия всегда была готова пойти на кровопролитие, лишь бы сохранить свои власть и влияние, – сухо заметил он и опустил голову. – Прости, что сморозил такую глупость. Я дурак.
– Не извиняйся. Ты ведь прав. В истории нашей страны много жестоких историй о предателях, самозванцах и даже о тех, кто никому не желал зла, – сказала я, подумав о несчастной маленькой марионетке, Джейн Грей. – Но это было в старые времена. А мы живем в современном мире, Стокер. И в мире, где есть пароходы, телеграф и подвесные мосты, мне трудно поверить в то, что кого-то могут лишить жизни лишь за то, что в его жилах по стечению обстоятельств течет неправильная кровь.
– И ты хочешь проверить это на себе? – спросил он.
– Нет. – Я в последний раз с содроганием взглянула на запертые ворота и повернулась к Стокеру. – Поэтому давай начнем. У кого есть повод желать мне смерти?