Уловка, кстати, сработала. Потому что она спросила:
Елена 15:53
Илья, а ты в Москву к девушке переезжать собрался?)
Ну, можно сказать и так.
Илья 15:54
Неее, меня друг позвал))
И добавил:
Девушки нет пока что)
Он представил, как она сейчас спросит: «А что, у такого, как ты, может быть девушка?»
Елена 15:55
Ясно)
И что-то долго печатает. Три маленькие точки переливаются на экране, и Илье кажется, будто он, накрепко пристегнутый в тесной вагонетке, поднимается на пиковую точку неправдоподобно высоких американских горок. Он набирает в грудь воздух за секунду до разрыва сердца, до неминуемой смерти. Три точки мигают, а потом исчезают. А потом опять мигают.
Проходит пятнадцать минут. Как правило, в таких случаях человек пишет что-то сложное и противоречивое. Что-то, что заставляет быть осторожным в формулировках, писать и тут же стирать. С одинаковым успехом она могла вот-вот признаться ему в любви или предъявить нечто неприятное.
Илья хотел было присосаться к ашкудишке, но вспомнил, что бросил. Тогда он вернулся к еще более архаичной привычке – содрал заусенец на большом пальце. Заусенец закровил, Илья сунул палец в рот и немного перевел дух.
Полчаса он смотрел на открытое окно чата. Вышел из-за компьютера и лег на диван. Он пролежал, пялясь в потолок, где-то минут сорок, а потом вскочил и кинулся к компу – в переписке так и стояло последнее сообщение от Лены: «Ясно)». Она не в сети. Он сделал что-то не так. Он явно испортил о себе впечатление, и Лена больше не хочет с ним говорить. Но чем он провинился: неужели тем, что у него нет девушки? Она, наверное, поняла, что он неудачник и девственник. Это невозможно скрыть, это читается даже на расстоянии.
Илья снова прилег и, обессиленный от тревоги, заснул. Когда он проснулся, было уже темно. В окно светил фонарь, лезли наполовину облетевшие ветви.
Елена 20:45
Знаешь, когда ты мне приснился, я подумала, как давно мы виделись и как мы с тех пор выросли. Даже мама мне постоянно говорит, как я изменилась) Я всегда считала, что тебе не место в нашей гнилой шараге, и поэтому очень рада, что ты наконец созрел. Мне кажется, ты яркий человек и тебя здесь ждет интересный жизненный путь. Когда ты к нам в итоге? Я, короче, удалила своего бывшего отовсюду безвозвратно))) Главный мудак моей жизни, ахах. Ты помнишь его по-любому. Свою чудесную подругу-блядину, которая с ним трахалась, я тоже удалила))) С Петей мы женаты уже давно, он друг моего однокурсника по Плешке, тоже разраб.
В Москве у меня не получилось перевестись, и я поступила снова на первый курс. Пробовала в Вышку, в МГУ на мехмат, в МФТИ, недобрала. Но даже Плешка и наша шарага – это небо и земля. Пока училась, успешно прошла стажировку аналитиком, и мне предложили работу, до сих пор тут. Все круто, стабильно, нравится. Спасибо, что написал, думала, я по нашему захолустью и по шараге никогда в жизни скучать не буду, а оказалось, я все же немножко скучала! Расскажи мне, как там, какие новые кафешки появились, открылся ли у нас «Юникло». «Белая ворона» еще работает? А про Круглова и Балябину знаешь че-нить? Расскажииии, мне все интересно пипец, хочу покрысить)))
А вообще, пиши мне лучше в тг, я там быстрее отвечаю: helen_chaika
Ему захотелось взлететь и стать точкой в небе. Стать самолетом и приземлиться у метро «Аэропорт».
Дайте мне белые крылья, – я утопаю в омуте,
Через тернии, провода, – в небо, только б не мучаться.
Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком
Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился!
Песню группы «Порнофильмы»[4] разорвали на каверы уличные и ютуб-музыканты. Эта песня свела с ума «Тик-Ток», звучала из каждого утюга, каждый безнадежный романтик цитировал ее в твитах. Но, несмотря на затасканность, Илья ее любил, как любят простое и вкусное блюдо вроде пасты карбонара. Илья ненавидел быть как все, но не мог не признать, что у хорошего продукта всегда множество поклонников. Авторы песни попали в сердца тысяч парней, таких же, как он, – живущих «в диапазоне между отчаянием и надеждой», как назывался альбом, где вышел этот трек. И теперь надежда в этом диапазоне достигла экстремума.
Какое длинное и обстоятельное письмо. Илья ценил это. Он так долго ждал момента, когда сможет снова с ней говорить. И вот сейчас они говорят. Он чувствует ее интерес, легкий флирт, но в то же время искренность и тепло через экран. А скоро он окажется по ту сторону экрана. Скоро он увидит ее снова.
Илья в очередной раз почувствовал, как душа и тело разделились. Душа Ильи завидовала телу, которое скоро переедет в Москву. Илья завидовал сам себе. И сказал сам себе: чувак, если увидишь ее, передай, что я ее люблю. Он не мог больше ждать. С одной стороны, это был странный поворот судьбы, а с другой – он сам же ею и управлял. Это было чудесно и асинхронно, словно он на вечеринке в клубе посреди танцпола – и музыка закончилась, но ритм продолжает звучать в оглушенных ушах. Он вышел из-за компа и встал посреди комнаты совершенно растерянный.
Готовясь к переезду, Илья строчил заметки в телефоне, ставил галочки напротив выполненных дел, но списки становились только длиннее. Он мог проснуться среди ночи, вспомнив, что нужно продлить рецепт на антидепрессанты, которые ему назначили от тревожности, и, возможно, попросить увеличить дозировку: на новом месте точно придется много нервничать. Он просыпался, вспомнив, что напоследок хотел сходить в свой любимый крафтовый бар и поесть там бургер с вишней и сыром дорблю; вернуть однокурснику Сереге книгу «Дом листьев» Данилевского, которую Серега давал почитать еще до ковида (если честно, он ее открыл, одолел три страницы и поставил на полку). Переезд оказался не таким быстрым, как Илье хотелось, но зато четко спланированным, жестко организованным – как эвакуация из торгового центра, где объявили пожарную тревогу.
По ночам душа Ильи покидала его пожароопасное же от любви тело и летала над низенькими крышами родного города, прощаясь с ним. «Как больно, когда города нас хотят разорвать». Им это почти удалось, но города разные, а небо, небо-то одно, и оно объединяет все города одним морозным осенним дыханием. Илья стоит перед распахнутым окном, видит, как изо рта вырывается облачко, и представляет, что это его душа, которая прежде него летит в Москву, к Лене. Он так долго мечтал у окна, что его продуло и он простыл прямо перед самолетом в середине ноября.
Вопреки представлениям о дне, когда он покинет родной город навсегда, Илья не осознавал свои действия, не любовался собой со стороны, будто снимается в клипе. Он даже музыку не мог слушать от тревоги и в такси до аэропорта, который представлял собой одноэтажный барак, ехал в полной тишине. С городом он давно попрощался мысленно, и в окно смотреть не хотелось. Все, что Илья мог подумать напоследок о своем городе – что он потонул в липкой, грязной снежной каше и стал невыносимо мерзким. Хотелось поскорее его покинуть в надежде, что в Москве будет посуше.
Только маску не забудь, предупредил Никита: штрафуют жестко. «И я знаю, что ты не хочешь, но необходимо „ширнуться шмурдяком“, как ты это называешь, и везде показывать фИ-код, иначе тебя никуда тут не пустят». Они договорились, что Никита встретит его в Шереметьеве. Жить Илья в первое время будет у него, в Кузьминках, платить надо только за интернет и коммуналку. Потом он немного изучит город и будет подыскивать доступный вариант ипотеки. У Ильи были кое-какие сбережения для первоначального взноса: как ни пеняла на него мать, что он все транжирит на шмотки, оказалось, не все. На новость о его скором переезде она среагировала со скепсисом, но хотя бы без скандала. Впрочем, она в принципе уже давно не устраивала скандалов, и лишь по старой, детской памяти Илья все еще ждал, что она будет вопить нечеловечьим голосом и колошматить посуду.
«Кому ты там всрался в этой Москве? Прямо-таки Никита позвал? У Никиты живи аккуратно, он парень чистоплотный, не будет терпеть, если станешь борзеть и засираться, как дома. Ипотеку не бери, это ярмо на двадцать лет. А если ты раком заболеешь, как ее будешь выплачивать? Не накопил на квартиру в Москве – сиди на родине, работа есть, жилье есть, все есть, чего тебе еще надо. Ну, дело твое, конечно, мать никогда не была для тебя авторитетом».
Что правда, то правда.
Оказавшись в Москве, Илья первым делом выяснил, что возле метро «Аэропорт» никакого аэропорта нет. Никита рассказал, что район, в котором живет Лена, называется в честь советского Центрального аэродрома имени Фрунзе, на месте которого сейчас построили огромный ТЦ «Авиапарк». А возле действующих аэропортов – их насчиталось не три, как думал Илья, а пять, включая бизнес-аэропорт Остафьево, – метро не было. Никита сказал, что к 2023 году построят станцию метро «Аэропорт Внуково», и это будет первая и единственная возможность добраться до аэропорта на метро.
– Я все на твою куртку засматриваюсь, – сказал Илья. – Классная, где купил? Теплая?
– Ага! Нравится, да? Знал, что ты заценишь. В ЦУМе, прикинь.
– А-хе-реть. Там же цены просто трындец. Даже спрашивать не буду сколько. Я двадцатку максимум готов отдать за куртку. Лучше буду на доставку каждый день тратиться, чем такие дорогие шмотки покупать. Хорошие вещи за недорого и в секонде нарыть можно, если знать, где рыть. А ты птица, конечно. Успешный успех, все дела.
Никита хмыкнул. Было видно, что одобрение Ильи ему приятно. Хотя, наверное, Никита уже давно не нуждается в чьем-либо одобрении. Илье же оно жизненно необходимо. Он хотел компенсировать внешнюю непривлекательность вещами, заморачивался насчет шмоток, знал адреса винтажных секонд-хендов, где покупал куртки Carhartt и Dickies, джинсы Levis и футболки с мерчем любимых групп: всегда брал размер побольше, чтобы казаться внушительнее.