Женя была на твердую «шестерочку». Невысокая, но главное, чтобы все же не оказалась выше его. Есть талия, и выражены бедра, кило сорок – сорок пять на вид – идеальный женский вес. При этом большая задорная грудь торчком, как в аниме. Но на лицо простовата. Есть что-то, несомненно, крестьянское в ее носе картофелинкой. Наверняка из-за него комплексует. Он бы на ее месте комплексовал – носик у девочки должен быть кукольным. А губы у Жени тонковаты. Илья против пластической хирургии, но такие губы, как у нее, накачать было бы нелишним. Вообще лицо какое-то негармоничное – глаза посажены слишком далеко, но не так инопланетно, как у прекрасной Ани Тейлор-Джой, а как-то… Еще и карие – это сразу минус балл. Карие глаза у первой встречной-поперечной, в женской внешности это не ценится. Жене не хватает благородства, аристократизма. Может, ухоженности. У нее кричащий макияж, немножко есть прыщи. Или это блестки на ее лице похожи на прыщи? Волосы до плеч – торчащие, сухие, измученные многократными окрашиваниями. Дешево. Зато делает маникюр – это плюс. У Ильи была фантазия о том, как девушка расцарапывает ему спину длинными крепкими ногтями во время секса. Одевается Женя в короткие клетчатые юбки, блузки с кружевными воротничками, гольфы и колготки в сетку, на шее чокер с крестом – дико сексуально. И все же она не совсем в его вкусе. Не такая уж внешность, чтобы мнить себя царицей, – но именно это ему и нужно. Она простая, с ней легко.
Илья завалился на кровать с телефоном в руках. Перекатился на бок, крепко сжимая телефон. Уютно, приятно, волнительно. Женя скинула ему песенку The Cure – Before Three с комментарием: «Нра вайб тут. Мечтаю о таком же с кем-нибудь, эх».
The happiest day I ever knew
In a sea of gold down next to you
So blurred and tired under summer sun
You whispered dreams of a world to come…
We were so in love
Илья представил, как они с Женей валяются летом на пляже, как ее розовые волосы разметались по песку, а на бледной коже выступили веснушки. Он развязывает ей узел на купальнике и мажет спину СПФ, держа в другой руке ледяной мохито. В шутку прикладывает холодный стакан к ее коже: она визжит и дергается, изворачивается и щиплет его за нос. А потом они идут купаться и брызгают друг в друга прозрачной водой, как та пара из старого мема: «Ненавижу думать! – Я тоже!» И прямо сейчас ему и вправду не хочется думать, ему хочется забыть обо всем. И помнить лишь о том, что отношения могут быть счастливыми. Они не ограничиваются болью и неопределенностью. Илья в сердцах подумал о Лене. Оказывается, можно прожить и без нее.
Илья пишет: «Крутая песня» – и кидает в ответ свой любимый трек: Joy Division – New Dawn Fades с комментарием: «Хочу под нее лежать с кем-нибудь в умиральной яме». Женя в ответ пишет: «ООО ОБОЖАЮ ЕЕ!!!!» Они еще долго обмениваются треками и с каждым еще немного сближаются. Наконец Женя перестает отвечать. Она офлайн, а значит, заснула. Илья пишет: «Спокойной ночи» – и откладывает телефон.
Ему хочется поделиться с кем-нибудь переполняющей его эйфорией. Илья выходит из комнаты. У Никиты темно, но горит слабый голубой свет монитора. Никита не спит, он агрессивно клацает по клавиатуре. Илья проходит к нему.
– Приветик. Занят? Блин, а че ты так засрался-то?!
Все пространство стола вокруг компьютера было уставлено кружками с остатками прокисшего кофе. Полы скрывались под обертками от шоколадок, бумажными пакетами из доставки, стаканчиками из-под йогурта. На подлокотнике дивана в ряд стояли пустые банки от энергетиков. В углу – пирамидка коробок из-под пиццы. Под рукой у Никиты лежал большой пакет чипсов. Раньше Никита если и ел чипсы, то только трухлявые протеиновые, со вкусом свернувшегося яичного белка, которые вызывали у Ильи рвотные позывы. Но тут он налег на самые обычные картофельные – с кучей калорий и холестерина. Илья был в шоке.
– Никита, а ты че, чипсы ешь? И пиццу?
Никита оторвался от монитора и в бешенстве посмотрел на него.
– Да, ем! И что?
– Да ниче, ниче, – забормотал Илья. – Остынь.
– А ты думал, я святой и питаюсь солнечной энергией? Я обычный человек! НОРМАЛЬНЫЙ! Да, я ем говно!
– Ну и ладно, ешь себе! Я просто думал, что…
– Илья, ты вообще меня знаешь?
– Я знаю тебя очень давно. И вижу: что-то не так. Тебе помощь нужна, может? Тебе не кажется, что мы отдалились?
– Ты пришел мне тут мозги повыносить?
– Дай хоть мусор повыношу! Я к тебе давно не заходил, а у тебя тут помойка натуральная!
– Не трогай ничего в моей комнате! Я занят! Я сам потом сделаю все, как мне надо!
Перекошенное лицо Никиты зловеще горело в жестком свете экрана. Он всегда активно жестикулировал, когда разговаривал, а тут вообще размахался на него руками, как коршун. Испуганный Геша забился под стол, поджав хвост.
– Что тебе вообще надо? Пришел опять поныть, как тебе женщины не дают? А я что тут сделаю? Могу опять проститутку организовать, но тебе же в прошлый раз не понравилось. Вообще, Илья, все тебе и тебе, тебя и выслушай, и сопли тебе утри, и по головке погладь. А я-то от нашей дружбы что получаю взамен, скажи мне?
Илья стоял совершенно офонаревший и обескураженный, переводя взгляд то на сжатые кулаки Никиты, то на его гневное надменное лицо. Носочно-чулочный комбинат объявил о банкротстве. Их дружба миновала точку невозврата. Никита только что, вот прям щас, отрубил ей голову и теперь с маниакальным рвением забивал гвозди в крышку ее гроба.
– Никита, какого хрена ты так общаешься? Если я тебя заебал, я просто свалю завтра же от тебя! Я не буду это терпеть!
– Дело твое, – сказал Никита внезапно очень тихо, разжал кулаки и закрыл лицо руками. – Я очень-очень занят, не мешай мне, пожалуйста. Я так устал, я так чудовищно устал. Я одну строчку читаю уже десять раз. У меня голова сейчас лопнет.
– Отдыхай, – бросил Илья, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Глава 8
Утром Илья проснулся от того, что солнце било по глазам. Он продрал их и понял, что этот день не задался с самого начала. Илья даже еще не спустил ног с кровати, но знал: с какой бы ноги он ни встал, это окажется не та. Потому что сегодня вообще все не то.
За окном, насмехаясь, тявкнула ворона. Если ворон – стильный гот в мире птиц, элегантный интеллектуал, как Рик Оуэнс, то ворона – это злой и наглый гопник в серой застиранной олимпийке.
Илья понял, что больше не хочет наряжаться и продумывать свой лук. Зачем тратить деньги на шмотки, когда он почти не выходит из дома, ни с кем не общается и некому оценить его прикид? Зачем быть стильным мальчиком, когда на тебя все равно никто не смотрит? Он порылся в шкафу и достал черные джоггеры и серую меланжевую футболку, купленную со скуки в массмаркете во время сезонной распродажи. Тряпочка тряпочкой, Илья еще ни разу ее не надевал. Зря он ее схватил не глядя – от жадности, лишь бы не уходить из молла с пустыми руками. Он оправдывал себя тем, что ему понравилась текстура, хотя потом понял, что вещь выглядит убого. Вот и настало твое время, подумал он. Время быть убогим.
Он больше не может жить с Никитой. Он больше не может гулять с его тупой псиной и терпеть его загоны. Он и работать в «Зорро» больше не может, не переносит даже рекламу маркетплейса в сети и многочисленные вывески пунктов выдачи. Мотивация тает, как мыльная пена, если долго валяться в ванне. Он успешно прошел испытательный срок, но так и не «зомбировался», не стал частью компании, не говорил «мы», «у нас». Это определенно плохой знак.
Обязанность Ильи в «Зорро» заключалась в разработке личного кабинета логиста – маркетплейс сотрудничал с бесчисленным множеством складов. Но разочарование в продукте, который делал «Зорро», пришло очень быстро. Илья понял, что «Зорро» – это одна сплошная потемкинская деревня. В среде программистов «Зомбарь» был своего рода тайным клубом, окутанным восторженными сплетнями: многие туда хотят, но попадают только избранные. Илье поначалу даже льстило, что все шло гладко, он сам не мог поверить в свой успех. Но на деле в «Зорро» все держалось на соплях. Все было сделано плохо, наспех, и каждый, кто был к этому причастен, мнил себя гением, как это делал Босс Лимонов. Постоянно что-то падало, отказывало, ломалось.
Одновременно с Ильей в «Зомбарь» пришел восемнадцатилетний стажер – борзый вундеркинд, избалованный вниманием школьных учителей, хором певших о его гениальности. Его звали Саша Денисов, но Илья про себя использовал очевидную кличку Вундеркинд. Босс Лимонов решил этого Вундеркинда продвигать. И тот, чувствуя покровительство начальника, начал наглеть и всем хамить. Последней каплей для Ильи стало следующее: когда Босс Лимонов проводил ревью, то подключил Вундеркинда – писать комментарии. Вундеркинд, естественно, начал умничать и заставил Илью переделать функцию, «чтобы было быстрее». Читая комментарии, Илья давился ненавистью. Мало того что им командует пацан, так еще и предлагает нецелесообразные правки. Код Ильи работает минуту, Вундеркинд хочет улучшить его на две наносекунды. Политика компании «Зорро» такова, что ни один комментарий не должен остаться неотвеченным. Илья больше всего хочет написать: «Пошел на хуй, пиздюк, поучи меня еще тут». Но на стороне пиздюка Босс Лимонов, который сталкивает его с Ильей и наслаждается этим зрелищем.
Илья видел код, написанный собственноручно Боссом Лимоновым, – ничего особенного, не такой уж он сильный программист. Уж однозначно слабее того же Никиты. Тот факт, что Никита был лучше Ильи во всем, Илья давно принял как аксиому. Но когда над ним властвовал кто-то, кто был объективно тупее, Илья бесился. Босс Лимонов лишь строил из себя важную шишку, а на деле просто упивался властью и интрижками-многоходовочками. Даже пожаловаться некому.
Только переписка с Женей его радовала. Он, забив на работу, часами болтал с ней. У Жени был удивительно подвешен язык, ее речь была как острые крекеры с перцем, которые Никита привозил из Индии. Илья в голос ржал над ее шутками. Мемы, которые сохраняла себе Женя, были настоящим достижением человеческого интеллекта, и он, присылая ей очередные вариации на тему «Вы продаете рыбов», чувствовал себя тупым валенком из деревни. Они спорили, кто изобрел вибратор: мужчина или женщина. Женя считала, что женщина, потому что кому, как не женщинам, знать, чего они хотят. Илья, конечно, голосовал за мужчину и оказался прав, а Женя за это обозвала его «охальником» и «редисом». Для ее возраста у нее был большой словарный запас, Илья это ценил. Как-то раз она сказала, что все мужики мерзкие. «А я мерзкий?» – спросил Илья. «О да. Такой мерзкий, что в этом даже что-то есть». Он нравился ей. Чувство, что ты кому-то нравишься, было ни на что не похоже.