Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…[8]
Он усмехнулся своим ассоциациям. Какой же я чертов король драмы, подумал он. Драма лезет из всех щелей.
Илья 01:22
Нет, а что?
Елена 01:24
У меня на субботу два билета в Мастерскую Петра Фоменко пропадают. Актеры топовые. Не желаешь составить компанию?
Лена! Я взбиваю подушку мычащим «ты»! Каждый гребаный вечер восемь лет подряд! За морями, которым конца и края… Огромный мир всегда был таким плоским, пресным, скучным, потому что в нем не было тебя.
Так, стоп. Отставить драму. Он убрал иголку с воображаемой пластинки, а затем снял саму пластинку с воображаемого проигрывателя и разломал ее.
Илья 01:32
Не знаю. Я же стремный, лысый и вообще не в твоем вкусе
Не Дамиано из Манескин))))
Елена 01:45
Ой, ну хорош. Ты не стремный и не лысый, просто тетя Лена была малость не в духе
Илья 01:46
А я, что ли, виноват?
Елена 01:50
Нет, разумеется. Я виновата. Я плохая. Гадкая, гадкая, гадкая. По попе меня! Накажи.
В голове заиграла другая пластинка. Илья откинулся на подушку и прикрыл глаза.
Я изнемог, я так устал.
О чем вчера еще мечтал,
Вдруг потеряло смысл и цену.
Я не могу уйти из плену
Одних лишь глаз, одних лишь плеч,
Одних лишь нежно-страстных встреч[9].
Илья 01:53
Лена, что ты хочешь?
Елена 01:55
Хочу гулять с тобой долго-долго по Москве, пока ноги не отвалятся, и есть сахарную вату
Илья 01:56
А как же муж?
Елена 01:57
Объелся груш
Я развожусь
Илья 01:58
Хорошо Я спать. У меня был ужасный день
Елена 02:00
А я думала, классный. Ничего такая эта твоя
Евангелина. Красивая
Илья 02:01
Сталкерила меня?
Елена 02:02
Не все ж тебе одному
Илья 02:04
Все, спокойной ночи
Едва он погасил свет, как раздался звонок с незнакомого номера. Обычно Илья не брал трубку в таких случаях: в основном это был спам или мошенники. Но мошенники вряд ли позвонили бы в два часа ночи. Предчувствие подсказало, что это важный звонок. Можно сказать, роковой.
Дальнейшие события разворачивались очень быстро. Главным действующим лицом был встревоженный женский голос.
– Илья, это ты?
– Да, а кто это?
– Это тетя Люда. Помнишь меня? Не важно.
Конечно, он помнил. Мама Никиты.
– Скажи мне. С Никитой ничего необычного в последнее время не происходило? Никаких странностей не замечал?
– Странностей?
Тот факт, что у Никиты аврал, – само по себе не странность. Тот факт, что они поссорились, – тоже не странность, это был лишь вопрос времени.
– Не знаю, трудно сказать, – ответил Илья осторожно. Ему казалось, что он лежит на дне океана и слышит голос тети Люды сквозь толщу воды. – Разве что работал больше обычного и немного выбился из колеи. Его нет дома до сих пор. Он вышел на связь?
– Илья, Никита попал в больницу. В психиатрию. Он в офисе что-то там устроил. Проповедовал, кричал, вел себя неадекватно. Ты можешь навестить его? Вещи нужно передать. У него чистых носков и трусов банально нет. Я список в «Ватсап»[10] скину.
Приехали. Германн сошел с ума. Тройка, семерка, туз. Раздражительность, бессонница, замусоренная комната, чипсы и энергетики – неужели безумие выглядит именно так?
Как вообще сходят с ума? Илья всегда думал: с ума сходишь, когда чего-то сильно хочешь и никак не можешь получить – и начинаешь желаемое выдавать за действительное. Придумываешь себе воображаемую девушку, и она начинает с тобой говорить. А потом оказываешься привязанным к кровати, тебе колют страшный укол под названием галоперидол – и девушка исчезает. Илья читал достаточно таких историй. Но Никита не нуждался в девушке, а если бы и нуждался, с легкостью нашел бы ее. Он вообще ни в чем не нуждался. У него было реально все.
Может, с ума сходят от страха перед будущим? Перед смертью? Но Никита мог обеспечить себе безбедную старость. Он верил в перерождение душ и не боялся смерти.
Однако раз он заболел душевно, значит, в нем было отчаяние. Отчаяние – всегда крайность, всегда предел. Человек бьется сперва об одну крайность, затем о другую, как птица, залетевшая в комнату сквозь форточку. Мечется, выбивается из сил. А потом, наверное, сходит с ума. Да, наверное, именно так и сходят с ума – в диапазоне между отчаянием и надеждой. Но даже в своих крайностях Никита до последнего казался нормальным. Совершенно нормальным. А вдруг он никогда не был нормальным? Просто Илья к нему привык. Как он там теперь?
Илья вспомнил, как ждал Никиту весной после школы на качелях под дубами. Тот приветствовал его улыбкой. Всегда дружелюбный, всегда терпеливый. Немного чудаковатый и мечтательный, что не мешало ему все делать безупречно. Вечно в мыслях, в числах, в олимпиадных задачах со звездочкой, в своих замысловатых ритуалах. Про таких говорят – на своей волне.
Никита объездил весь мир, заодно укрощая волны на Бали в окружении модельных девиц в бикини. А теперь он лежит в страшном месте. Вездесущий Бог, про которого Никита без умолку говорил, отобрал у него свободу и заставил страдать. Илья как робот прошел на кухню и поднял себе дозу антидепрессанта вдвое. Врач говорил ему, что, если станет хуже, так можно сделать. Таблетка прилипла к горлу, и рот наполнился мерзкой химической горечью – почти до рвоты.
Ночью Илье приснилось, что они с Леной собираются заняться первым в его жизни сексом и она смеется над его маленьким членом. Тогда член начал расти у нее на глазах. Вскоре он увеличился до чудовищных размеров, и Илья стал бояться, что он лопнет. Член был, наверное, как у Петра Первого из анекдота: можно было на три узла завязать. Даже в порно таких не бывает. Лена посмотрела презрительно и сказала: «Вот еще, на хрена мне этот садовый шланг». После этого она ушла, а он закинул свой шланг на плечо и заплакал в одиночестве. Илья проснулся в слезах.
Глава 9
Больница находилась на Загородном шоссе. В воображении Ильи нарисовался мрачный бетонный комплекс посреди густого леса – с оконцами-амбразурами, обмотанный колючей проволокой. Но Загородное шоссе оказалось вполне себе в пределах города, хоть и не в центре. На такси Илья ехать туда не захотел: при мысли о том, чтобы заказать тачку к психиатрической больнице, стыд ударил под дых. Вдруг водитель подумает, что у Ильи проблемы с головой и он едет сдаваться в дурдом? Вообразит, что он опасен и неадекватен, или – еще хуже – начнет задавать вопросы?
Но в первую очередь Илья переживал не за себя. Сам факт, что в психиатрической больнице лежит твой близкий человек, казался Илье таким личным, таким хрупким, что ни с кем не хотелось делить это в тесном пространстве тачки класса эконом.
В метро он ехал, глядя в одну точку – в табличку со станциями ветки, хотя уже давно выучил их наизусть. Не хотелось ни читать новости, ни смотреть мемы, ни слушать музыку. Он сидел и медитировал на фиолетовую ветку метро, а потом пересел на оранжевую и медитировал на нее. На Шаболовке мрачно, как скелет в кабинете биологии, возвышался остов Шуховской башни. Илья перешел дорогу и принялся ждать трамвай. Конечная остановка нужного ему трамвая называлась «Улица Кржижановского». «Кринжановского», подумал Илья. Женя бы заценила шутку. Но Женя оказывает секс-услуги, а ему такая не нужна. Пусть ищет себе спонсора дальше.
Трамвай приехал полупустой. Ожидая его, Илья успел продрогнуть. Он пожалел, что не посмотрел погоду в телефоне и понадеялся на вид из окна. Илья оделся в тонкую рубашку, слишком легко, – зато на душе была тяжесть. На другом конце трамвая стояла коляска, в которой сидела двухлетняя малышка и орала басом: «Мам, мам, мам, мам». Мать – хрупкая и вполне молодая – держалась за поручень и тыкалась в телефон.
– Кто мать? Вы? Успокойте своего ребенка! – докопалась бабка с окрашенными в апельсиновый цвет волосами. Наверное, так будет выглядеть Женя в старости. – Совсем стыд потеряла. Нарожали, а воспитывать кто будет?
– В жопу идите, – не отрываясь от телефона, безэмоционально ответила женщина.
– Я вас сейчас на телефон сниму, – сказала бабка.
– А я сейчас вашу тележку выкину из трамвая.
За ними со своего места наблюдал еще один пассажир – помятого вида мужичонка. Лет пятидесяти, в куртке, которая когда-то была черной, но выгорела до блекло-фиолетового. Он тряс головой и шевелил губами и языком, обнажая железные зубы. Заметив эскалацию конфликта мамаши с бабкой, он стал раскачиваться на месте. Илья сразу понял, что мужичок едет туда же, куда и он, и оказался прав: они оба вышли на остановке «Больница имени Алексеева». Некогда «Кащенко», она же – «Канатчикова дача», – прочитал Илья в краткой исторической справке.
Время посещений по субботам – с одиннадцати до тринадцати часов, было сказано на сайте больницы. Но посещений никаких, конечно, нет, хоть пандемия и стихла и все давно носили маски как попало. Психиатрическая больница была монструозно огромна. Илья окинул взглядом территорию и понял, что его ждет тот еще квест. Административное здание, украшенное желтыми крестами из кирпича, отреставрированная историческая вывеска, длинный переход между корпусами, небольшая часовня-новодел. Остальные корпуса больницы – красные кирпичные пятиэтажки с зарешеченными окнами. Илья плутал между ними, и не у кого было спросить дорогу. Отлил холодный дождь, лето подходило к концу.
Он увидел большие вольеры для прогулок. Как обычные детские площадки в любом спальнике, только обнесенные высоким сетчатым забором и с замком на двери. Огромные клетки. Возможно ли сохранить человеческий облик в этом зоопарке искалеченных душ? Он даже хотел пофотографировать территорию больницы, но тут же передумал.