– Никита, мать твою, вырубай чертов свет! Я запарился за тобой ходить и выключать. Так-то я за него плачу.
– Свет – это хорошо! Однажды, когда я медитировал, я увидел посреди комнаты круг света. Круг света, и по нему проходила каждая моя мысль. Я почувствовал, как счастье разливается внутри. Я потом был счастлив весь этот день. Я медитировал много раз, чтобы повторить этот опыт. Чтобы снова увидеть свет. Но это было всего один раз.
– И ты теперь жжешь электричество, чтобы повторить чисто эзотерический опыт?
– Ну ты что, я просто вспомнил и пошутил. Я тебя услышал, больше не буду оставлять свет включенным.
– И музыку выключи. Сейчас соседи ментов вызовут.
– Извини. Она меня бодрит. Я не хочу спать. То есть и хочу и не хочу.
– А я хочу выпить, – сказал Илья.
– Не советую. У ясного сознания куда больше преимуществ, чем у измененного.
– Можно подумать, с одной банки оно прямо изменится. Мне нужно расслабить сознание, а не изменить.
Илья подумал: если Никита сейчас скажет ему что-то вроде «а ты просто возьми и расслабься», Илья не только треснет сам от напряжения, но и Никиту тоже треснет. Однако Никита странно на него посмотрел – будто обнимал взглядом. Илья выругался про себя: опять блаженный чудит. Но Никита сегодня был такой родной и привычный, что это обнадеживало.
– Лучшая способность сознания, – продолжил он, – это интуиция. В дзен-буддизме она называется «око духа». Эмоции, познание – все это только заводит нас в тупик, фрустрирует и бесит, и тогда на помощь приходит интуиция. Я это понял еще с детства. С той поры я нехило ее прокачал и всегда на нее полагаюсь.
– Никита, а скажи, мне было всегда интересно: зачем ты позвал меня к себе жить? Что тобой двигало, когда ты написал? Мы десять лет не общались, а потом ты внезапно объявился.
– Я всегда завидовал тебе. Всегда, еще в школе.
– Чему ты мне завидовал? Моему росту метр с кепкой? Моей бедности?
– Ты был интересным. Ты был неоднозначным, был загадкой. Я хотел узнать тебя. Мне казалось, что ты либо конченый гондон, либо прекрасен. Но ты тяжело открывался. Как банка с огурцами.
– Ну и кто я в итоге?
– Да я так и не понял до сих пор. Видимо, все оказалось сложнее.
– А что тебе говорит интуиция насчет меня?
– Что ты мой близкий человек, каким бы ты ни был.
– Знаешь, я на себя так зол. Даже не просто зол, я себе противен. Я весь какой-то мелкий, как пропавший виноград. Весь какой-то помойный, как голубь. От меня смердит слабостью и злобой. Вот ты «Карамазовых» читал: тебе не кажется, что я – Смердяков? Подлая, гадкая посредственность и бездарность. Я потерял Лену. Мы не можем быть вместе.
– Ты точно не Смердяков. Он Россию ненавидел. А ты любишь. И я люблю. Я это понял в дурке. Там Киркоров пел по телику, и я понял: где он поет – там и Россия. Сигнал из телика идет, знаешь – и прямо в голову. Типа вскоре что-то важное случится. Какие-то немыслимые чудеса. Я это почувствовал. Я Москву вообще люблю, будто на своем месте здесь. Я от Москвы напитываюсь. У нее невероятно мощный эгрегор. Переехать в Москву было моим лучшим решением в жизни.
– Че-то тебя опять магический словесный понос прохватил. Че такое эгрегор? – спросил Илья без особого интереса, чисто из уважения.
– Это скопление энергии, сила, которая стоит за каждым человеком. Вот знаешь, такое ощущение, когда мысль витает в воздухе и одновременно приходит в голову нескольким людям? Она берется из эгрегора. Эгрегор Москвы создают сильные, целеустремленные люди, желающие развиваться. Я хотел таким быть. Я здесь всегда был в своей тарелке. В своей летающей тарелке. – Он странно засмеялся своей нелепой шутке.
– Ну понятно. Эгрегор – это коллективное бессознательное.
– Ну типа да, – закивал Никита.
– А как ты думаешь, кто я из литературных героев, если не Смердяков? – спросил Илья, чтобы увести разговор из эзотерического русла.
– Да я мало книг читал, не то что ты. Но думаю, что ты – Мартин Иден, читаю про него сейчас.
– Я? Да ну!
– Ну да! В тебе абсолютно такой же потенциал.
– Никогда бы не подумал. Будь я таким же трудоспособным, как Мартин Иден, тогда тимлидом был бы я, а не ты.
– Во-первых, я больше не тимлид. Во-вторых, вообще не хочется себя так больше идентифицировать. Я больше, чем моя карьера. Хотя, конечно, трудоспособность важна. И она у тебя тоже есть, просто ты вместо работы занят ерундой, попытками устроить личную жизнь. У тебя какая-то избирательная мотивация. И вообще я другое имел в виду. У тебя внутри такая же огромная сила, такая же мощная энергия. У меня нет и доли этой силы. Ты определенно можешь больше, чем ты думаешь. Ты можешь на самом деле все. Вот именно этому я всегда и завидовал.
– Ты прикалываешься? Я даже не могу найти себе нормальную бабу. Я всю жизнь просрал.
– Да что ты заладил с этими бабами? Одни бабы на уме. Тебе надо одухотвориться. Ты осторожничаешь, гасишь в себе этот свет, добровольно погрязаешь в болоте из рутины. Мне кажется, ты запутался.
– Ты вообще меня слышишь, ты слушаешь, что я тебе говорю? Меня Лена трахнула, как доминантный самец, и бросила!
– Я тебя слышу. Но ты сам не слышишь себя. Зачем тебе эта женщина? Она тянет тебя в болото. В корзину с грязным бельем. Ты растрачиваешь себя на нее. Ты потерялся. Ты растворился в ней.
Теперь Илья злился не только на себя, но и на Никиту. Он смотрел в дырочку пивной банки, будто из нее сейчас вылезет джинн и исполнит его желание. Он загадал бы просто перенестись отсюда, но сам не уходил, словно еще на что-то надеясь. Однако надеяться было бесполезно. Духовность и энергия, ничего нового. Никита не понимал его.
…Интернет-магазины и маркетплейсы запустили распродажи со скидками 80 %. Черная пятница – великий обман населения. День, когда тысячи человек попадаются на уловки маркетологов, покупая товар по фальшивой скидке. Илья знал все это, читал многочисленные разоблачения в интернете. Но ему казалось, что если он не купит в черную пятницу товар со скидкой, то год будет прожит зря.
Многие в черную пятницу покупали подарки близким – резонное решение, ведь чем ближе праздники, тем скуднее выбор товаров, но для Ильи это было неактуально. Однако самым страшным казалось отстать от всех – поэтому в конце каждого ноября Илья шел в ближайший переполненный ТЦ с орущей во все динамики Let it snow, let it snow, let it snow – купить что угодно и радоваться: урвал. А потом в одиночестве, но в окружении разноцветных пакетов, выпить калорийный латте с ванильным сиропом. Оставшуюся часть бюджета, заложенного на шопинг, Илья спускал на всякую фигню в «Зорро».
В этот раз все было совсем не так. Взнос по ипотеке и ежемесячный платеж сильно ударили по аппетитам и покупательной способности Ильи. Он уже пять минут смотрел на куртку рабочего в своей корзине «Зорро» и думал, нажать ему «оплатить» или нет. Когда он только добавил ее в избранное еще в сентябре, куртка ему очень нравилась, но сейчас желание обладать ею притупилось. Он не понимал, нужна ли ему в гардеробе третья по счету куртка рабочего, пусть они и все разные. Пока Илья размышлял, брать или не брать ему эту дурацкую куртку, в комнату вошел Никита. Вид у него был загадочный, возбужденный.
– Илья, не занят? Я давно хотел сказать тебе что-то важное, – сказал Никита и встал прямо над душой.
– Чего хотел?
– Что делаешь?
– Да вот, «Зорро» смотрю. Черная пятница же сегодня.
– Нашел чего-нибудь себе?
– Да ничего не нужно вроде. Неохота деньги тратить.
Илья понял: в задницу эту куртку. Если бы Никита не зашел в комнату, может, он бы ее и купил. Но Никита зашел, отвлек его своим важным заявлением, и покупка куртки сразу показалась неважным делом. Илья даже разозлился немного на Никиту, что тот так обнулил значимость куртки в его глазах.
– На тебя непохоже, – сказал Никита серьезно.
Илья терял терпение:
– Не тяни. Что там у тебя стряслось?
– Описание понимания истины – еще не истина. Сам Будда Гаутама избегал любых описаний своего озарения. И когда его спрашивали о величайших тайнах Вселенной, он, как пишет Алан Уотс в своей книге «Дух дзен-буддизма», «величественно хранил молчание». Учение Будды касается только пути к просветлению, но это не откровение просветления.
– Поэтично. Но ты слишком издалека начал. Очень туманная мысль. Ты это к чему вообще?
– Мне открылся инсайт. Я понял, как нужно. Но я не могу это знание передать тебе, важно, чтобы оно озарило тебя самого. Поэтому я даже не знаю, как об этом говорить.
Илья откатился от стола в своем кресле. Никита по-прежнему стоял, скрестив руки на груди.
– Опять, что ли? У тебя что ни день, то инсайт.
– Это реально очень важно, Илья. Я все же попытаюсь донести суть, пусть хотя бы искаженно и поверхностно. Я думал, что я проклят навеки. Что я обречен страдать. Что жизнь – это бесконечная карусель страданий. Но я был слеп. Я долго думал, что живу свою жизнь честно, что трудиться – это благо. А на самом деле я все это время служил праху. Но теперь я могу все исправить! Илья, ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы ты понял, как надо правильно.
– Ну так как? Не томи, просвети меня.
Никита не заметил ехидства в его голосе. Ехидства, за которое Илья будет корить себя до конца времен.
– То, что я тебе скажу, покажется тебе банальностью, прописной истиной. Потому что к таким вещам нужно прийти самому. Но я попробую сказать. Отрекись от материального. Только так спасешься. Нас будет ждать чудесный, прекрасный сад.
– Никит.
– Что? Ты меня понял?
– Я понял, что работать ты не собираешься. Сбережения есть – на какое-то время хватит, но дальше что? Вот ты все просрешь, а дальше? Уйдешь в монастырь? В секту?
– Ты не понял. Ты меня не понимаешь.
– Никит, по-моему, тебе делать просто стало нечего и ты мне мозг ебешь. Я устал от твоих телег. Вот правда, сейчас мне совсем не до твоей эзотерической муры. Я отойду поссать, пива нахлестался. Пропустишь?