Рэм(откликается). …Душа просит праздника, знаю! Она слишком знает, что у нас там, впереди — и поэтому просит: радуйся, пока можешь! (Выкатывает столик на колесиках, на котором: спиртное, стаканы, полотенце; протирает стаканы.) Украшение дерева жизни — сюрпризы! Что меня восхищает в жизни — непредсказуемость! В театр забрел — просто мимо шел. На афише увидел: «Инцест» — и мне замерещилось страшное преступление: против Бога, семьи, человечности, вообще против жизни на земле! (Смеется.) Короче, я стал вспоминать: Адам познал Еву — вполне даже можно сказать, познал собственное ребро. Братоубийца по имени Каин тоже кого-то познал. Ну-ну, а кого, кстати, Каин познал, не припомните? Мрак — одним словом… Подумал: пойду, погляжу на семейную жизнь. В кои-то веки, подумал, покажут комедию — посмеюсь… (Берет в руки водку.) А потом я купил билет, а потом я увидел вас, а потом…
Наталья(удивленно). Инцест, вы решили, комедия?
Рэм(не сразу). Признаться, пока не решил.
Она почему-то молчит.
Водка, огурцы… Курица с вертела… Правда, остывшая… Для вас, кстати, могу подогреть…
Наталья. Спасибо… Не стоит, пожалуй…
Рэм. Вы с работы…
Наталья. После спектакля еще настроение… Ну, в общем, как бы еще в другой шкуре… Как бы еще пережить… Так что, вы сказали, инцест?
Рэм. «Белый аист», Наташа, коньяк… Помните сказочку: было однажды, очень давно, к мужчине и женщине прилетел добрый аист и в клюве принес им…
Наталья(смеется). …Ребеночка — помню.
Рэм(ставит водку обратно, поднимает коньяк). Да! Коньяку?
Наталья. Все равно.
Рэм. Наташа, расслабьтесь: мне показалось, вы там, на сцене, достаточно пережили…
Наталья(с улыбкой). О, там другое…
Рэм(наполняет стаканы). Вы жутко страдали — мне так показалось. Или, наверно, точнее сказать — что ваш персонаж страдал. Впрочем, как различить — персонаж или вы? Я, то есть, поверьте, сочувствовал вам — как мог. В том месте, особенно, где умоляли любимого сына не делать этого…
Наталья. Смешно, в этом месте все зрители плачут.
Рэм. Могу подтвердить: мужчина рядом со мною рыдал…
Наталья. Феномен.
Рэм. Итальянская пьеса?
Наталья. Испанская.
Рэм(подает ей коньяк). Жуть…
Наталья. Спасибо.
Рэм. У меня, кроме шуток, ком в горле, в мозгу… Ему, главное, как человеку, говорят, а он, как оглох… А тот эпизод, где он вас… ну, когда он склонял вас к инцесту — тоже очень сильный… Вот это, понимаю, страсть: фатальная, роковая. Бедняга, ему до зарезу хотелось именно этого…
Наталья(с улыбкой). Когда-то я его бросила — он мне так мстил…
Рэм. А, Наташа, скажите: такое возможно?
Наташа(с улыбкой). Не знаю…
Рэм. Нет, в жизни?
Наталья. Не дай Бог…
Рэм. Тогда… (Поднимает стакан). Тогда — за великую силу искусства?
Наталья. За нее… (Пьет.)
Рэм(не пригубив, опускает стакан, включает музыку, вновь поднимает стакан). И — за встречу? Давайте-ка, что ли, за встречу?
Наталья(смеется). Давайте.
Он, вдруг, мягко увлекает ее в некий танец.
О, кажется, мы собирались работать…
Рэм. А уже… А мы это — мы как бы уже…
Наталья. Что уже, Рэм?
Рэм. Ну, как бы уже появились на свет — а вы не заметили?
Наталья. Нет, Рэм, я серьезно…
Рэм. И я… И уже мы любили, страдали, мучились…
Наталья. Рэм…
Рэм. …Были счастливы и одиноки…
Наталья(смеется). Сжальтесь, Рэм, я после спектакля…
Рэм. Жизнь как будто прошла — а еще ничего не понятно!
Наталья(останавливает его). Ох, эта светская жизнь — я отвыкла, постойте… Голова закружилась, простите… Как белка, верчу колесо: дом — театр, театр — дом…
Рэм(как бы между прочим). Артур…
Наталья. Что?
Рэм. Артур… Мне прямо врезалось в память: Артур.
Наталья(не сразу; впрочем, с улыбкой). Рэм, вы что? Рэм, однако, я вас начинаю бояться…
Рэм. Вы из гримерки звонили ему, невольно подслушал. Артур, кричали, Артур, просили простить… Он трубку швырял — вы опять звонили… Наташа, признаться, я был оскорблен.
Наталья(не сразу; впрочем, со смехом). Ой, Рэм, вы, что ли, ревнуете, Рэм?
Рэм. Я ревную. А что?
Наталья(с улыбкой). Что ли, шутите? Что ли, серьезно?
Рэм(не отпускает ее). Мир вокруг нас существует, пока не закроешь глаза. Примерно, смотрите: я их закрыл — и его, этого самого мира, как бы сразу и нет. И Артур — про него, вдруг, забыть — и, глядишь, его как бы тоже нет. Квинтэссенция бытия — беседа, коньяк, шелестение душ… (Шепчет.) Хочу вас понять… ощутить, как натуру… Глазами, еще, что ли, сердцем… Ведь мы никуда не спешим? Ответьте мне: да?
Наталья(с улыбкой). Да… Мой мобильник испортился… Батарейка, наверно, не понимаю… Можно от вас позвонить?
Рэм(не сразу). А… (Вдруг, озирается по сторонам, поднимает с пола плащ, достает из карманов блокнот, сигареты, связку ключей, смятые денежные купюры, бормочет.) Отчего же нельзя, когда можно… Это также доступно и просто: как жизнь, например… (Продолжает выворачивать карманы, достает еще яблоко.) Кстати, библейский продукт… Хотел еще при знакомстве вручить — почему-то увидел вас и расхотелось… (Наконец, находит мобильный телефон.) Прошу…
Наталья. Спасибо… (Берет телефон, опускает цветы, яблоко на стол.) Я — буквально звонок…
Рэм. Бога ради.
Наталья. Пожалуйста, за разговор вычтите из гонорара.
Рэм. Копейки, о чем вы?
Наталья. Значит, копейки… Сонечка, Соня, ты слышишь меня?
Рэм. Залезайте сюда, тут слышно получше… (Помогает ей взобраться на библейский стул.) Секрет подземелья… Вне логики… Говорите…
Наталья. Спасибо… Доченька, слышишь меня? А так тебе слышно?
Рэм(шепчет). Дайте мне ваш телефон.
Наталья. Что вы сказали?
Рэм. Мобильный… Пока заряжу… Давайте-давайте…
Наталья(в трубку). Жди, я сейчас! (Отдает ему свой неработающий мобильник.) Вы там в порядке? Доченька, слышу, скажи: Тимка спит? Мордашку, надеюсь, помыла ему? Не как в прошлый раз? Да, а ручки? Да, точно, одну и другую?
Рэм удаляется.
Я тебя очень люблю… Ты же знаешь, что очень… Где я сейчас? Ты ему молоко кипятила? Что, сырое споила? Соня, ну, Соня… Артур не звонил? Ответь, я прошу, потом спросишь: он не звонил? Доченька, я на работе. Нет, не в театре, потом расскажу. Расскажу, обещаю. Тимку разбудишь… Я тебя тоже люблю. Очень-очень… Если Артур позвонит — скажи, я звонила ему раз пятьсот, он трубку не брал. Да, передай, теперь только утром… Скажешь, доченька? Да, не забудешь? Будь умницей. Да, пока… Да, люблю…
Задумчиво стоит на «троне».
Не забудьте, пожалуйста, я заплачу за разговор!
Рэм(из кухни). Ох, не забуду!
Наталья. Я не шучу, Рэм!
Рэм(появляется с пакетом в руках). Как там, дома, в порядке? Мир там без вас не обрушили?
Наталья. Ой, нет… Да, слава Богу…
Он стоит, молча ее разглядывает.
Рэм…
Рэм(не сразу). Да.
Наталья. У вас много детей?
Рэм(не сразу). Достаточно.
Наталья. Не хотите говорить — не говорите. Простите…
Рэм(не сразу). Есть точка зрения, наши любимые детишки — только на самом примитивном, физическом уровне наши. По сути — заблудшие души, случайно к нам залетевшие.
Наталья. Дети, по-моему, — хорошо…
Рэм(вдруг). Плащ! Снимите его, наконец!
Она торопливо снимает плащ, роняет на пол. Он подбирает, кидает на тахту. Стоит и внимательно ее разглядывает.
Хорошо, если дети — а, вдруг, залетят продолженцы… Бывает, конечно, и родная душа забредет на огонек… Моя, например, продолженка, мне страшно мстит: из дому прогнала, внуков ко мне не пускает…
Наталья. За что?
Рэм. Наверно — дал жизнь…
Наталья. Наверно — обидели?
Рэм. Как же, обидишь ее… Мой кошмар… Тетка чужая, особа противная…
Наталья, было, спускается с «трона».
Прошу вас, останьтесь! Так вам не трудно?
Она застывает. Он молча ее разглядывает.
Наталья. Мне иногда кажется… мои дети… единственное, что у меня настоящее…
Рэм. Артур, значит, — не настоящее?
Женщина не отвечает. Он отдает ей пакет.
Наденьте, пожалуйста.
Наташа. Сейчас?
Рэм. Это сложно?
Наталья. Нет. (Стоит, заглядывает в пакет.)
Рэм(тихо). Наташа…
Наталья(не сразу). Вы что-то сказали?
Рэм. Нет.
Наталья. Наверно, послышалось.
Рэм. Как хорошо, что вы здесь. Мне хорошо. (Молчит.) Я вас провожу. (Помогает ей спуститься, провожает на кухню). Зеркало над умывальником. Да, кстати, вы не пугайтесь, там черная глина в тазах размокает.
Наталья(смеется). Страшно…
Рэм. Предупреждаю: она, случается, знаете, этак — чавкает от предвкушения…
Наталья. Ужас… (Скрывается).
Рэм(задумчиво). Иногда представляю, как она, эта глина, томилась в ожидании, пока не явился Тот Самый…
Тишина. Улыбается, достает сигарету, разламывает пополам, половинку роняет на пол, другую вставляет в мундштук; впрочем, не закуривает; вдруг, уходит в дальний угол мастерской, приносит мольберт и картину — ту самую, что прятал в самом начале нашей истории. Оглядывается в поисках места, где бы поставить.