– А название?
– «Зов предков».
Повесив трубку, Гленн медленно откинулся назад в своем кресле.
Его затошнило при мысли о том, что эти отвратительные преступления могут быть делом рук борца за экологию… Почему всяким психам всегда надо брать на вооружение самые благородные идеи?
«Зов предков»… В то же время какая связь могла быть между экологией и поджогами небоскребов, в которых размещались финансовые конторы? Финансовые фирмы не вредят окружающей среде… Если поджигатель действительно борец за экологию, тогда, по всей вероятности, Роберт Коллинз что-то упустил. В этих башнях сидело множество компаний, там наверняка располагались офисы нефтяников или еще кого-то в этом роде, кто загрязняет природу…
Гленн взял сигарету из пачки, лежавшей на столе, приготовился закурить, но передумал и посмотрел сквозь стекло на длинную череду зданий в нескольких кварталах от Белого дома.
Надо было действовать немедленно.
Однако Тимоти Фишер явно не подходил для того, чтобы им помочь. В этом смысле все складывалось неважно.
Гленн снял трубку и набрал номер коллеги, который осуществлял надзор за операцией по разбору завалов после взрыва в Чикаго.
– Есть что-нибудь новое? – спросил он.
– По-прежнему ничего, – ответил тот.
У коллеги, занимавшегося башней в Балтиморе, успехов было не больше.
Гленн вздохнул, потом позвонил Роберту Коллинзу.
– Как насчет пообедать?
– Ок.
– Увидимся внизу?
– Через пять минут.
– Годится.
Гленн повесил трубку, застыл на мгновение, затем набрал в поисковой строке браузера «Зов предков».
Он увидел десятки ссылок на фильм, но это была последняя версия 2020 года с Харрисоном Фордом. Он с трудом нашел еще одну, 1935 года, с Кларком Гейблом, а потом и еще одну, 1972 года, с Чарлтоном Хестоном. «Она», – мелькнуло в голове.
Он поставил запись и увеличил громкость на компьютере. Кабинет наполнила музыка.
«Старомодная и тревожная» – так описал ее кто-то из свидетелей. Отлично подмечено.
Две минуты спустя Гленн курил сигарету на тротуаре Пенсильвания-авеню, когда к нему присоединился Роберт.
– Где ты хочешь перекусить? – спросил Гленн.
– В соседнем ресторанчике, там будет побыстрей.
– В том, что на углу?
– Именно.
Мужчины пересекли Десятую улицу, и Гленн выбросил сигарету в решетку водостока, перед тем как войти в ресторан.
Они с Робертом наполнили тарелки в салат-баре и сели за столик в глубине зала, в некотором отдалении от остальных. Было еще рано, но посетителей хватало.
– Мне удалось немного продвинуться, – сказал Гленн.
Роберт бросил на него взгляд исподлобья, и Гленн с удивлением прочел в нем тень разочарования. Возможно, это зависть? Ставки в этом деле столь высоки, что его разрешение позволяло надеяться на щедрое вознаграждение. Или даже на повышение. Тот факт, что они находились в прямом контакте с Белым домом, еще больше увеличивал эту вероятность. Роберт был амбициозен. Надежен, безусловно, и очень амбициозен.
– Мне удалось идентифицировать мелодию, – продолжил Гленн.
Роберт, казалось, вздохнул с облегчением. Он вонзил вилку в свой огромный стейк, отрезал от него большой кусок и отправил его в рот.
– И что? – спросил он насмешливым тоном. – У нашего приятеля такой редкий музыкальный вкус, что его можно установить по этому отрывку?
– Это саундтрек к «Зову предков». Музыка фигурировала в титрах к фильму семидесятых годов по Джеку Лондону.
Роберт нахмурился.
– Только не говори об этом Тимоти Фишеру, – сказал он.
– Почему?
– Не стоит рисковать и пробуждать в нем симпатию к поджигателю.
– Что ты такое говоришь?
– Напоминаю тебе, что наш дружок из экологичных, судя по тому, что мы о нем знаем.
– Точно, я буду начеку.
– Ну… во всяком случае, он так думает, – произнес Роберт, ухмыльнувшись. – На свете столько людей, которые считают себя борцами за экологию, при этом загрязняя мир не меньше, чем все остальные…
Он пихнул в рот огромную порцию салата, и соус забрызгал его галстук.
Заметив это, Роберт взял бумажную салфетку и заправил ее за заношенный воротник своей рубашки.
«Если Роберт хочет продвижения, – подумал Гленн, – ему стоит начать следить за собой».
Аккуратность никогда не была сильной стороной Коллинза, но после развода он совсем расслабился, просто махнул на себя рукой. Глядя на него, никто бы не подумал, что он занимает высокий пост в бюро.
– Ты, к примеру, – сказал Роберт, улыбаясь, – тоже за сохранение природы, ведь так?
– Мм… да, пожалуй.
– Ну вот, а твой окурок, который ты выбросил только что в водосток, – это пятьсот литров загрязненной воды.
– Ну, может быть, не так много все-таки…
– Я читал об этом на прошлой неделе.
Гленн сделал глоток пива.
– Тим Фишер скоро об этом узнает, о музыке.
– Каким образом?
– Я говорил со свидетелем по телефону. Тот еще болтун. Не удивлюсь, если он растрезвонит обо всем прессе.
Роберт пожал плечами:
– Фишеру сейчас есть чем заняться, кроме как смотреть телевизор.
Я вышел в парк перед зданием лаборатории. Мне нужно было подышать свежим воздухом, пройтись немного в одиночестве под деревьями, размять ноги. Эта комната без окон давила на меня до невозможности. Не считая того, что попытки получить доступ к предвидению оказались весьма изматывающими. Все это опустошало и лишало жизненных сил.
Парк по-прежнему был окутан туманом, и слабый солнечный свет едва прокладывал себе путь сквозь белые клубы, завладевшие ландшафтом.
Тропинок не наблюдалось, но подлесок был, видимо, вычищен, так что я пошел наугад, наслаждаясь каждым глотком воздуха с ароматами лишайников, мхов и влажного дерева. Запоздалая весна не помешала юным побегам проклюнуться здесь и там, выставив свою нежную зелень посреди темного океана опавших листьев, шелестевших у меня под ногами.
Второй сеанс «Удаленного видения» оказался таким же разочарованием, что и предыдущий. Все та же проблема, если верить Анне: интерпретация. Когда формы, цвета, звуки и ощущения появлялись в моем сознании, я не мог запретить мозгу собирать их воедино, чтобы создавать из разрозненных кусочков единые реалистичные ментальные образы. Это раздражало, даже бесило, и я начинал осознавать, что склонность к интерпретации есть свойство человеческой природы. В этом все мы суть похожи, не можем удержаться, чтобы не интерпретировать то, что нас окружает: слова других людей, выражения лиц, взгляды, тональность голоса. Все, что мы замечаем, немедленно декодируется, пересматривается, ассоциируется, компилируется и таким образом интерпретируется, что позволяет нам сообщать определенный смысл произошедшему. Но каков уровень ошибки? Какова пропорция между правотой и заблуждением? В сущности, человек так нуждается в смысле, что выдумывает то, что от него ускользает, легко воображает недостающую информацию и оказывается кругом не прав, будучи совершенно убежденным в том, что он все понял.
Прямо передо мной по стволу секвойи с быстротой молнии взлетела белка. Я побеспокоил ее, и она поспешила в безопасное место.
Ну вот, опять… да что я об этом знаю? Единственное, в чем можно быть уверенным, так это то, что она вскарабкалась по стволу, все остальное – интерпретация!
Я прокрутил в голове все, что пережил за эти двадцать четыре часа. Старик, который подошел, чтобы поменять колесо на моей машине… Я был уверен, что он хотел заработать. Девчушка в ресторане… Я был готов поклясться, что она хотела получить мой автограф! Я мог бы неделю за неделей просмотреть весь свой ежедневник и каждый день находил бы там вагон ложных интерпретаций, не считая тех, о которых я никогда не узнаю…
Анна тоже вышла из лаборатории. Я издали видел, как она ходит взад-вперед перед дверью с мобильным телефоном, прижатым к уху. Мне надо было возвращаться, не стоило медлить с продолжением.
Я глубоко вдохнул, наполнив легкие лесным кислородом, вернулся к лаборатории и присоединился к Анне.
Она закончила разговор, и я увидел, как она выключила телефон. Всегда так делала. Она никогда не переводила его в беззвучный режим или в режим «в самолете», нет, она отключалась. Какого черта? Я не собирался ничего интерпретировать, но очень хотелось узнать, что стало причиной такой странной привычки…
10
Темное небо, рассеченное большими черными тучами.
Большое асфальтированное пространство у подножия высотного здания, чуть поодаль тщательно подстриженный газон и несколько деревьев.
Был конец рабочего дня, и служащие постепенно покидали офисы, чтобы вернуться домой.
Перед газоном под углом припарковано несколько автомобилей. Среди них – черный минивэн с затемненными стеклами.
Мужчина, сидевший внутри, был одет в синюю робу, очки с темными стеклами в бежевой оправе и коричневую бейсболку с длинным козырьком, скрывавшую верхнюю часть лица. Его волосы были забраны в хвост, на руках – перчатки из темной кожи.
Он не сводил глаз с входа в здание чуть дальше, наискосок, и внимательно осматривал каждого появляющегося на улице служащего.
Место слева от минивэна было занято спортивным мотоциклом. Мотоциклист в шлеме с опущенным зеркальным стеклом следовал инструкции: опустившись на одно колено, он делал вид, что копается в двигателе, но был готов начать действовать, как только поступит приказ.
Мужчина в минивэне ждал, собранный и бесстрастный.
На его коленях лежала цветная распечатка интернет-страницы с портретами всего административного состава.
Время тянулось медленно.
Из здания вышла полная женщина с большой картонной коробкой в руках и направилась в их сторону. Мужчина не шелохнулся.
Она протиснулась между минивэном и машиной, припаркованной с правой стороны, задев коробкой кузов микроавтобуса. Мужчина никак не отреагировал. Женщина открыла заднюю дверцу машины и наклонилась внутрь, чтобы засунуть туда свою коробку. Отступив назад, она толкнула ягодицами дверцу, которая сильно ударила по крылу минивэна.