– Если ты думаешь, – добавила она, – что, прекратив расследование, ты окажешься в безопасности, то ты ошибаешься. Он тебя не отпустит.
– Ты так говоришь, потому что хочешь, чтобы я вернулся в дело и спас твоего друга.
– Он мне не друг. Просто невинный человек, которого арестовали по ошибке.
Я покачал головой:
– Я пообещал себе больше не сотрудничать с ФБР. Они отвратительно со мной поступили, ты отлично об этом знаешь.
– Я и не прошу тебя с ними сотрудничать. Но ты единственный, кто может установить местонахождение преступника. Приведи меня к нему. Мне нужно его увидеть, тогда я смогу идентифицировать его, просмотрев дела всех бывших сотрудников Форт-Мида, которые еще живы.
Поскольку я ничего не ответил, она продолжила:
– Если ты не хочешь сделать это для себя, спаси хотя бы невинного.
В голове у меня все перепуталось, и, пока я отчаянно пытался рассмотреть все возможные варианты, я вдруг понял, что решение могло быть только одно. Очень простое. Бегство. Мне нужно было уехать как можно дальше, провести месяц на другом конце страны у родственника или друга или отправиться за границу. Поджигатель не поедет туда за мной, у него есть план действий, не станет же он останавливаться, чтобы преследовать меня.
Я, конечно, в таком случае выглядел бы не слишком храбрым, но в итоге это обеспечило бы мою безопасность. А ведь в этом деле я ничего не просил для себя. Я мог все потерять и при этом ничего не получить. Так что мне стоило сохранить мой дар предвидения для себя, для того, чтобы и дальше писать романы.
– О чем ты думаешь?
Я не ответил, тем не менее уже рассматривал разные места, где мог бы скрыться. Новое противоречивое чувство начало медленно подниматься из глубин моего сознания, из самых дальних его закоулков, странное чувство, которое понемногу трансформировалось в мысль, а потом обрело форму вопроса, постепенно выплыв из мрака.
Если Бог, Жизнь, Вселенная – называйте как хотите – наделяет нас даром, талантом, умением, способным так или иначе быть полезным для других, можем ли мы сохранить его только для себя?
23
Белый дом
Кабинет советника президента
Гленн бросил взгляд на часы. Они опаздывали на пресс-конференцию. Напротив него, стоя за своим столом, Барри Кантор разговаривал по телефону с каким-то сенатором по поводу бюджета. За те пятнадцать минут, что он здесь пробыл, Гленн успел услышать, как Кантор переходит с разными собеседниками от одной темы к другой, и всегда с одинаковой легкостью.
– Идем, – сказал Кантор, вешая трубку.
Гленн последовал за ним чуть ли не бегом в тишине коридора. Они прошли мимо зала Рузвельта слева, Овального кабинета справа, затем повернули налево и миновали комнату пресс-секретаря.
Как только они вошли в зал для пресс-конференций, гул голосов стих, и лишь торопливые перешептывания сопровождали движения камер, повернувшихся в их сторону. Барри Кантор направился к трибуне, Гленн держался слева, чуть позади. Кантор попросил его присутствовать на тот случай, если у прессы возникнут вопросы к деталям расследования.
Зал был полон под завязку. Все семь рядов и в каждом семь откидных кресел для аккредитованных журналистов были заняты, окруженные взбудораженной толпой репортеров, фотографов и операторов. Толстые телевизионные кабели бежали по полу во всех направлениях, добавляя беспорядка в общую сумятицу. Со всех сторон щелкали фотоаппараты и вспыхивали огни вспышек. Из-за жара прожекторов и тесноты в помещении было тяжело дышать. Гленн еще не видел, чтобы в этом зале когда-либо собиралось столько народу.
Барри Кантор предоставил несколько секунд фотографам, чтобы они вдоволь нащелкались, затем в своей обычной расслабленной манере приступил к заявлению, с улыбкой поприветствовав всех присутствовавших на пресс-конференции.
– Я счастлив, что могу подтвердить факт ареста поджигателя небоскребов.
Гленн видел его в профиль. Каждая черточка спокойного лица Кантора выражала удовлетворение.
– Наша администрация, – продолжил он, – с самого начала работала не покладая рук, днем и ночью, и труд каждого теперь вознагражден.
К Гленну незаметно проскользнула секретарша, вид у нее был смущенный. Она протянула ему записку, прошептав на ухо:
– Взгляните, не нужно ли сообщить об этом мистеру Кантору?
Гленн взял листок и прочел:
Горит здание компании «Стейт-стрит» в Бостоне.
В эфире звучит музыка из «Зова предков».
Вот черт! Каких-то три минуты назад еще можно было отменить конференцию!
– Все мы должны почувствовать облегчение после того, как враг общества номер один был задержан, – продолжал Барри Кантор, – все мы должны иметь возможность сказать себе…
Гленн не колебался ни секунды. Он сделал шаг и положил лист бумаги на трибуну, прямо перед глазами советника.
Кантор продолжал свое пламенное выступление, не выказав ни малейшей тревоги. Лишь черты его лица быстро и неуловимо эволюционировали от победоносной улыбки к маске ответственности и отваги.
– …сказать себе, что отныне можно выходить из дома, ничего не опасаясь. Тем не менее у подозреваемого остались сообщники, об этом надо помнить. Угроза по-прежнему существует и поджоги не исключены, я в этом уверен. Будущее покажет, насколько я прав, но думаю, что война еще не закончена. Поэтому я призываю каждого из вас быть предельно бдительным. Для нас бой продолжается. Мы встретимся снова, как только у нас будет новая информация по этому делу.
Бананы.
Я видел бананы и лодку.
– Ты уверен? – тихо спросила Анна, явно обескураженная.
Я не спеша разложил на столе страницы моей новой сессии, еще раз взглянул на идеограмму, на таблицу с сенсорными ощущениями, на резюме и наброски… Да, несомненно, я видел то, что ясно походило на корабль, воду, большой металлический объект красного цвета и… бананы.
Анна поморщилась, застегивая пальто, чтобы защититься от влажной прохлады парка.
В поисках уголка природы с ее особой атмосферой, прежде оказывавшей благоприятное воздействие на мои способности предвидения, мы отправились в Вашингтон-Сквер-парк, расположившийся вдоль Нью-Йоркского университета, в пяти минутах ходьбы от ресторана. Обычно в летнее время здесь собиралось множество студентов, но сейчас парк был почти безлюден, и мы устроились за садовым столом с инкрустацией в виде шахматной доски, который был окружен скамьями из дерева и кованого железа, под деревьями с набухшими почками. Это, конечно, не слишком походило на природу: воздух без всяких признаков свежести казался мертвым, вдалеке слышался шум машин.
Я хорошо знал этот район, поскольку жил здесь несколько лет назад. Чтобы сбросить с хвоста возможного преследователя, мы предварительно совершили небольшой маневр, войдя в магазинчик «Мортон Уильямс»[14] на площади Ла Гуардия, чтобы выйти через второй выход на Бликер-стрит.
– Бананы, корабль, вода и красная металлическая штуковина, – еще раз неуверенно подытожила Анна.
Все это, очевидно, не имело никакого смысла, и тем не менее это все, что я мог дать.
– Быть может, это была не слишком хорошая идея устроить сеанс прямо здесь, – сказал я. – Это место не назовешь пасторальным. Вероятно, его аура влияет на результат…
– Почему ты так думаешь?
– В конце восемнадцатого века этот сад был местом казней. Виселица стояла вон там, где теперь находится фонтан, – ответил я, указывая пальцем.
– Правда?
– Мало кто знает об этом, но да, это так.
– Какой ужас…
Ее обескураженный вид вызвал у меня улыбку.
– И это еще не все. В начале девятнадцатого века в Нью-Йорке вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Мертвецов хоронили наспех, как попало, в этой же земле. Под нашими ногами около двадцати тысяч трупов.
– Ты шутишь?
– Нет, честное слово.
– О боже…
Я услышал позади себя какой-то шум и резко обернулся.
Ничего. На земле лежала небольшая ветка. Видимо, только что упала…
Я стал слишком нервным из-за того, что за мной, возможно, установлена слежка.
– Ладно, не будем вдаваться в подробности, – сказал я. – Итак, корабль, вода, бананы и красный металл. Что тебе это напоминает?
– Ну… конечно, я думаю о тропиках и Карибах, но это уже совсем ни в какие ворота… Еще это может быть судно, на каких возят бананы, только это не лучше…
– Банановый корабль?
– Да, но это не здание, и потом, я не вижу никакой связи с экологией.
– Именно.
Я попробовал найти еще какую-нибудь зацепку, которая могла бы объединить эти разрозненные элементы, но в голову ничего не пришло.
– Может быть, – сказал я, – это финансовая компания с бананом на логотипе, как синий орел у «Барклайс».
Анна расхохоталась:
– Серьезно? Ты доверил бы свои деньги фирме с бананом на логотипе?
– Ну да… чушь какая-то.
– Еще идеи?
– Это могла бы быть компания, название которой косвенно наводит на мысль о банане. И там же есть еще корабль…
– Да, но ты же не хочешь звонить Роберту и Гленну, а у нас нет команды, способной составить список всех финансовых контор страны, чтобы проанализировать их названия.
– Само собой… Это также может быть финансовая компания, расположенная в здании, которое находится в порту, рядом с водой, неподалеку от которого пришвартовано банановое судно.
– Не так уж глупо.
– Да.
– Вообще говоря, это лучшая идея из тех, что у нас были до сих пор.
Я подумал еще немного, но в голову ничего больше не приходило.
– Ну что, попытаем счастья? – сказал я. – Посмотрим на месте? Других вариантов у нас, похоже, нет…
– Да, но… в какой нам порт? В этой стране их десятки…
– В своем ультиматуме поджигатель заявил, что будет поджигать по небоскребу каждые два или три часа. Раз уж он в Нью-Йорке, он не может отсюда уехать, иначе ничего не выйдет.