– Это шутка?
– Вовсе нет. И мы… не единственные, кто так делает. Честно говоря, это обычная практика.
Гленн молчал.
– Знаете, – сказал Джо, – в этом бизнесе мы еще не самое большое зло.
– То есть?
– Ну, мы тут с бананами катаемся всего по нескольку дней. А есть и такие, которые кружат гораздо дольше и по другим причинам.
Гленн вытаращил глаза.
– Дольше всего в море «зависают» те, у кого на борту продукты котировок.
– Продукты котировок?
– Да. Возьмите, например, супертанкер, который перевозит нефть. Если он прибывает к месту назначения, а стоимость барреля растет, ему нет никакого интереса выгружаться, потому что назавтра его груз будет стоить гораздо дороже. В его трюмах пятьсот тысяч тонн, так что можно заработать целое состояние, просто выждав момент. Вот он и кружит. Пока цены поднимаются. Он может не причаливать три недели, месяц…
– Какое дерьмо…
– А ведь супертанкеру надо много, очень много топлива…
– Могу себе представить…
– Если же курс падает, то для них это еще хуже. Потому что тут нужно выгрузиться как можно быстрее. И тогда танкеры несутся на максимальной скорости, на пределе, и сжигают так много топлива, что им приходится часто пополнять баки горючим. Но поскольку никто не хочет, чтобы танкеры останавливались, то им предоставляют в качестве сопровождения суда-заправщики, которые снабжают их горючим прямо на ходу. И они тоже жгут немало топлива. Представляете, как все это загрязняет океан? Хороша картинка?..
– Это возмутительно.
– Но вы не волнуйтесь, ваш поджигатель не станет нападать на танкер. Раз уж он борец за экологию, он знает, чем это чревато для моря. На его месте я скорее бы пустил ко дну круизный корабль, это уж точно!
– От них тоже много грязи?
– Не то слово! Мой брат служит старшим матросом в «Карнивал корпорейшн»[16], у этой компании девяносто четыре круизных лайнера. Недавно появилось исследование, кто-то в Европе заморочился. Ну вот, там доказали, что от этих девяноста четырех лайнеров грязи больше, чем от двухсот шестидесяти миллионов машин, которые ездят по всем дорогам Европы! Они выбрасывают в десять раз больше углекислого газа, чем все эти тачки, вместе взятые. Фактически даже во время остановки лайнеры продолжают загрязнять окружающую среду: им приходится запускать двигатели на холостом ходу, чтобы обеспечить себя электроэнергией. И только по этой причине каждый лайнер, стоя в порту, выбрасывает в атмосферу больше дерьма, чем двенадцать тысяч автомобилей. Углекислый газ, азот, микрочастицы.
– Не могу в это поверить…
– На самом деле вы на своих машинах ездите на очищенном бензине, который почти не загрязняет окружающую среду, но платите с него огромный налог. А мы, в море, ходим на дешевом горючем низкого качества, которое страшно вредно для природы, но при этом не облагается налогом. Нулевой налог.
– Вот как…
– Неудивительно, что наши заводы здесь закрываются, чтобы производить свое дерьмо на другом конце света. Для перевозки товаров надо сжечь реки топлива, но оно того стоит. А в это время вас тут достают со всех сторон, чтобы вы отделались уже от своего старого корыта, и склоняют купить новую тачку, хотя от производства новой машины больше грязи, чем от того, что вы будете продолжать ездить на старой. А если к тому же новая машина едет с другого конца планеты, то карбоновый след просто катастрофичен. На самом деле всем на это наплевать, по большому счету…
25
Кто-то хотел меня убить. В этом городе, в моем городе, кто-то, кого я не знал, хотел меня уничтожить, положить конец моему существованию. Я никогда не думал о том, что мне придется однажды пережить подобное. Кто-то в этом мире хотел, чтобы я умер.
Лежа на кушетке машины «скорой помощи», я узнал подвесные стропы Бруклинского моста, мы ехали над заливом. Ночное освещение придавало им вид медных струн гигантской арфы, выделявшихся на фоне черного неба.
Звук сирены «скорой» смешивался со всеми прочими звуками огромного города, доносившимися откуда-то издалека и создававшими диссонирующую симфонию, ставшую неотъемлемой частью Манхэттена, его особенного облика.
В «скорой» было жарко и пахло лекарствами, а неровности дороги неприятно отдавались в позвоночнике. Я выгнул шею, чтобы посмотреть на фельдшера, сидевшего за рулем у меня за спиной. Нас разделяло стекло, но слышимость должна была быть хорошей, хотя бы из соображений безопасности.
– Мне нельзя в эту больницу, – сказал я тихим голосом.
– Но ты же слышал: таков протокол.
– Этот тип преследует меня, он уже два раза едва меня не убил. Все на набережной слышали, что меня повезут в больницу «Тиш». Он может добраться туда быстрее нас.
– Но у тебя переохлаждение…
– Перестань, это смешно, я отлично себя чувствую.
– Ну вот и расскажешь об этом в больнице, как приедем.
– Нет. Когда мы приедем, они не захотят меня слушать, засунут в палату, тут мне и конец. – Я еще сильнее понизил голос: – Развяжи меня.
– Что?
– Развяжи меня. Эти психи привязали меня к носилкам, я даже пальцем пошевелить не могу.
Анна бросила тревожный взгляд на фельдшера.
– Давай, – велел я.
Она незаметно подняла одеяло, которым меня укрыли, еще раз взглянула в сторону кабины, затем принялась расстегивать ремни.
– Вот что мы сделаем, – сказал я очень тихо. – Когда мы съедем с моста, то окажемся в самом центре Манхэттена со стороны Бродвея. Там наверняка будет плотное движение. И поверь мне, есть у нас мигалка или нет, это не важно, мы встанем в пробке. Как только мы остановимся, ты откроешь боковую дверь – и мы смоемся.
– Что-то мне не нравится твоя затея…
– Это единственный выход.
– Но зачем нам это делать?
– Потому что из больницы нас уже не выпустят.
– Но… ты же голый, не забыл?
– А где моя одежда?
– Вот она, – сказала Анна, показывая на большой мешок из белого пластика с медицинскими надписями.
– Незаметно передай его мне.
– Напоминаю тебе: одежда мокрая.
– Плевать.
Анна вздохнула.
– Давай же, – не отступал я.
– Да ты просто больной!
– Все в порядке, мисс? – спросил фельдшер в микрофон.
– Да-да…
Мы замерли на мгновение и замолчали.
Затем она протянула руку, незаметно взяла пакет и осторожно в нем порылась.
– Не могу найти трусы.
– Тем хуже. Дай мне джинсы.
Она вытащила штаны и протянула мне.
«Скорая» повернула направо.
– Где мы сейчас? – спросил я.
– Я не очень представляю… Мы едем вдоль какого-то сквера, он по левую руку от нас.
– Это, должно быть, Сити-Холл-парк, скоро приедем на Сентрал-стрит. Надо поспешить.
Натягивать холодные и мокрые джинсы – одно из самых неприятных дел на свете. По всему телу у меня побежали ледяные мурашки.
– Мой свитшот…
Надевать мокрый свитшот зимой еще хуже, чем джинсы. Особенно если вам приходится делать все это лежа. Настоящая пытка.
– Где мои кеды?
– Держи. А вот я нашла и твои трусы.
– Плевать на них!
– Как скажешь.
– Ох… я не могу надеть кеды, не вставая.
– Этим займусь я.
Она бросила взгляд на фельдшера и скользнула к моим ногам.
– Дай мне знак, как только мы встанем в пробке.
– Ладно.
Надев кеды мне на ноги, Анна вернулась на свое место.
Я ждал ее сигнала, готовый вскочить.
«Скорая» то замедляла скорость, то снова разгонялась; впрочем, за все это время не было сделано ни одной остановки.
Мы уже должны были находиться не очень далеко от больницы. Скоро станет слишком поздно.
– Вот, впереди большая пробка…
– Отлично, приготовься…
Но «скорая» вдруг поехала быстрее.
– Мы только что выехали из ряда и обгоняем всех по встречке.
– Черт!
Я замер.
– Мы уже на Третьей авеню, – сказала Анна.
– В каком точно месте?
Она посмотрела по сторонам:
– Только что проехали Двадцать седьмую улицу.
– Дьявол, мы почти на месте…
Новый поворот, опять направо.
Анна опередила мой вопрос:
– Мы только что повернули на Тридцатую и едем очень быстро.
– В конце улицы мы уже будем на месте! Придется прыгать на ближайшем светофоре.
– Если мы остановимся на нем.
И тут «скорая» остановилась. Я сел на носилках.
– Открой боковую дверь!
Анна дернула за ручку.
– Заблокировано.
– Быстрее, выбираемся через заднюю!
Я вскочил на ноги и резким движением открыл одну из створок.
– Эй, вы, там! – крикнул фельдшер. – Вы что делаете? Нет!
Мы выпрыгнули из «скорой» и побежали со всех ног, оставив створку двери хлопать на ветру.
– Сворачиваем на Вторую авеню! – крикнул я. – Там одностороннее движение, он не сможет по ней проехать!
После трехсотметровой пробежки мы свернули на Тридцать третью улицу и лишь после этого замедлили шаг.
– Что теперь? – спросила, задыхаясь, Анна.
– Надо срочно найти спокойное место и устроить сеанс. Я хочу установить, где находится этот мерзавец, пока он сам меня не обнаружил. Лучшая защита – это нападение.
– Где-нибудь на природе? В сквере?
– Ага, я простужусь там насмерть в мокрой одежде. Лучше найти кафе, где можно посидеть в тепле.
– Хорошо, тогда веди, я здесь ничего не знаю.
– Я тоже не очень хорошо знаю этот район, но мы что-нибудь найдем.
Нам понадобилось меньше пяти минут, чтобы отыскать подходящее место, где посетителям предлагали бейглы и кофе. Небольшие столики в кафе располагались довольно далеко друг от друга, что нас очень даже устраивало.
Прежде всего мы наспех проглотили по сэндвичу, свой я запил горячим шоколадом, а Анна заказала холодный чай. Мне нужно было восстановить силы перед сеансом. Я хотел во что бы то ни стало обнаружить местоположение преступника. Несомненно, у него было какое-то убежище в Нью-Йорке, где он и готовил все поджоги. Если нам повезет и все сложится как надо, он вернется туда прежде, чем отправиться к месту новой атаки.