– Долго же ты добирался.
Голос, раздавшийся из темноты, буквально пригвоздил меня к месту. Звук исходил сверху, откуда-то позади меня.
– Наклонись очень медленно и положи оружие на землю, – сказал мужчина, выделяя каждый слог спокойным, но весьма властным голосом.
В моей голове все закружилось. Я с трудом мог осознать, что все было кончено, что я оказался в его власти, никакого выхода не было. Я пропал.
До крайности напряженный и напуганный, я сделал то, о чем он просил.
– Я жду тебя целый час.
Зачем он это сказал? И почему он меня ждал? Как он узнал, что я приду сегодня вечером. Конечно, не с помощью предвидения, потому что в предвидении время путается, информация о прошлом постоянно смешивается с информацией о настоящем и будущем, Анна мне это объяснила. Он мог знать, что я приду, но не сегодня вечером. Тогда как же он узнал? Кто мог сказать ему об этом?
– Теперь медленно сделай пять шагов вперед.
Я повиновался.
Глухой шум заставил меня вздрогнуть. Глухой удар о землю.
Я понял, что он, должно быть, спрыгнул с одного из деревьев.
– Ты можешь повернуться.
И я медленно повернулся.
Мужчине, стоявшему напротив меня, было, наверное, около шестидесяти. Трудно было сказать точнее в такой темноте. Рост и телосложение средние, смуглый, волосы забраны в хвост, брови нахмурены, вид решительный. Он не выглядел как психованный извращенец или садист, в нем чувствовалась опасная энергия человека, готового идти до конца.
Что-то не сходилось, но я не понимал что.
– Почему ты меня преследуешь? – сухо спросил он.
У него не было оружия. Вот что меня смущало. Мой пистолет валялся у его ног…
– Зачем терроризировать людей пожарами? – ответил я.
Мне стало противно при мысли о том, что я вот так сдался, притом что был вооружен, в отличие от него. Я просто глупо подчинился его приказу. Он мне даже не угрожал. Уверенность, исходившая от его голоса, сбила меня с толку. Еще одна интерпретация. Одна из многих…
– Зачем эти пожары? – спокойно повторил он. – Думаю, ты знаешь.
Мне не понравился его тон. Безмятежный тон человека, которому не в чем себя упрекнуть и который не сомневается в своих действиях.
– Вы пытались меня убить, – сказал я.
Он невозмутимо покачал головой.
– Нет, – коротко ответил он.
Тут я осознал, что оба его уха на месте.
– Если это были не вы, значит ваш сообщник.
Он не ответил.
Как, черт возьми, он узнал, что я приду сегодня вечером? Этот вопрос не давал мне покоя.
– Ты знаешь, что я защищаю, и я с трудом верю, что тебе это безразлично.
Ну вот, приехали. Как в моем романе. Теперь он попытается объяснить мне обоснованность своих поступков. Я не должен был дать себя убедить, мне нужно было вернуть себе свое будущее, сбить его с намеченного курса.
– Если я сочувствую какому-то делу, это еще не значит, что поддерживаю все, что творится во имя этого.
На его губах появилась легкая улыбка. У него было лицо человека со сложным характером. Есть лица, которые говорят об определенной гармонии, когда мысли, ценности и поступки человека соответствуют тому, что он ожидает от жизни. Его же черты обнаруживали разнородную смесь решимости, разочарования, тревоги, внутренней силы и страдания.
– Вы признаете, что сочувствуете этому делу? – спросил он.
– Никакое дело не оправдывает экстремистские поступки, которые вы совершили.
Он вздохнул:
– Я тоже очень долго так думал… Верил, как, наверное, и ты. Верил, что удастся убедить политиков в том, что перемены необходимы как можно скорее. И когда они получили документы, начались первые обсуждения и были предприняты кое-какие меры… Я ухватился за эту надежду. А потом я понял…
– Что вы поняли?
– Я понял, что для них экология – это всего лишь предлог. Все меры, принятые во имя сохранения окружающей среды, отвечали только одной цели: служить экономическому росту. Большинство этих мер направлено исключительно на то, чтобы побуждать людей тратить деньги и чтобы машина экономики работала на полную катушку, в то время как планета, наоборот, нуждается в ее замедлении…
– Спад экономики не ведет ни к чему хорошему. В этом можно было убедиться, когда мы пережили его во время пандемии коронавируса: это была катастрофа. Сотни миллионов безработных по всему миру… Миллионы людей оказались на улице, некоторые умерли с голоду… Снижение темпов развития экономики – это утопия. Кстати, рост запрограммирован в наших генах, как в генах растений: все на Земле стремится к росту, к развитию…
– Я говорю о сокращении производства, это другое. Мир будет спасен в тот день, когда люди будут платить за курсы йоги, кулинарии, чего угодно, но не за новый телевизор или мобильный телефон, чтобы получить три дополнительные функции, которые им не нужны. Мир будет спасен в тот день, когда люди начнут потреблять сезонные местные продукты, а не совершать четыре витка вокруг планеты, чтобы добавить новые ингредиенты во фруктовый йогурт, прежде чем он окажется в вашей тарелке…
Казалось, его уже было не остановить.
– Мир будет спасен, когда людям позволят одеваться, как они хотят, а не станут навязывать моду, которая на следующий год покажется всем смешной. А амазонские леса будут спасены в тот день, когда людям перестанут вбивать в голову, что они станут сильными и мужественными, если будут каждый день есть говядину…
В этом была доля истины. Я всегда говорил себе, что надо быть гением маркетинга, чтобы суметь внушить мужчинам, будто они станут мужественнее, если будут есть мясо кастрированных животных.
Не дай убедить себя, чтобы не вышло как в романе!
– Вы критикуете политиков, но большинство руководителей во всем мире заинтересованы в том, например, чтобы сократить углеродный след.
– До какой степени? Ты наивен… Сто процентов обязательств, принятых правительствами, заканчиваются с окончанием их сроков у власти. И никто за них не отчитывается. Так что все это чепуха. Просто красивые слова, положа руку на сердце.
Я имел дело с идеалистом, который не мог смириться с тем, что его предали. Я понимал, что в безвыходной ситуации любой человек мог прибегнуть к насилию, тем не менее считал это неприемлемым. Не говоря уже об огромной стратегической ошибке: таким способом можно было заставить весь мир отвернуться от проблем экологии. Я чувствовал, что во мне растет желание донести это до него и убедить прекратить разрушения, заняться чем-то более конструктивным, чтобы служить своим идеалам.
Остановись. Освободись от будущего, начертанного в твоем романе…
Мне нужно было выпутаться из всего этого. Добиться того, чтобы он дал мне уйти… Вот в чем я должен был его убедить… А кроме того, я хотел понять, как он узнал, что я появлюсь здесь сегодня…
И внезапно ответ представился мне во всей своей простоте, неприятный и обескураживающий.
Анна.
Только у Анны была вся информация. Только она могла его предупредить. Это было настолько немыслимо, что я отказывался в это верить при всей очевидности.
Мужчина продолжал разглагольствовать, объясняя свои действия, но я больше не слушал его. В моей голове беспорядочно кружились обрывки недавнего прошлого, выстраиваясь в новую цельную картину, все вставало на свои места: Анна настояла на том, что должна выйти из машины возле банановоза, и оставила меня одного перед нападением погрузчика; Анна каждый раз выключала свой мобильный телефон после использования, Анна симулировала удивление, узнав об аресте своего бывшего коллеги, Анна была в туалетной комнате перед тем, как мы вышли из кафе, чтобы отправиться сюда; Анна отказалась пойти со мной в эти развалины… Вся эта история с потерей способности к предвидению после приема ЛСД, видимо, была ложью, чтобы оправдать свой отказ идентифицировать виновного… Она одурачила всех, даже Белый дом, и вызвала новичка, чтобы сократить шансы безошибочно установить поджигателя… Но почему она выбрала именно меня?
И вдобавок ко всему я подпал под ее чары… Как я мог быть таким простодушным?
Хватить размышлять. Надо убираться отсюда.
Мужчина продолжал рассуждать о необходимости своих преступлений, приводя бесконечные аргументы, доказательства и подтверждения этих доказательств.
Я перебил его:
– У всех войн были причины, которые казались весомыми для тех, кто их начинал.
– Некоторые войны действительно были необходимы…
– Вы сослужили плохую службу делу, которое намерены защитить. Организации по защите природы осудили ваши действия: вы подрываете их работу, внушаете недоверие к их аргументам. Вы льете воду на мельницу их врагов.
– Ты попал пальцем в небо… На этой стадии даже речи нет о защите природы… Стоит говорить об условиях человеческой жизни на земле, и именно их сейчас разрушают с огромной скоростью ради выгоды отдельных людей, а все остальные просто ослеплены и не умеют думать. Ты даже не представляешь, каким кошмаром станет наша жизнь, если ничего не изменится.
– Но изменения происходят. Мы к этому придем. Я верю в человека.
Он некоторое время смотрел на меня, молча качая головой.
– А я – нет. Большинство людей не способны заставить себя бросить курить, даже когда у них диагностируют рак легких, так как же ты хочешь добиться, чтобы они перестали жрать говядину во имя спасения амазонских лесов? Даже если они и сочувствуют этой проблеме, они не хотят менять своих привычек, поэтому, чтобы избежать чувства вины, предпочитают не задавать вопросов. Бесполезно объяснять им, что без тропических лесов и льдов Северного полюса совсем скоро они получат такие иссушенные регионы, что там нельзя будет жить, а в других, наоборот, весь год будут идти проливные дожди с ураганами, и в конце концов жизнь на земле превратится в ад. Все, что они хотят, – это продолжать лопать свой стейк сегодня, сейчас, не задумываясь о его происхождении, о том, откуда взялась соя или кукуруза, на которой вырастили бычка. Они хотят без конца покупать новые шмотки, не задумываясь о количестве воды, которая требуется для производства одежды. Продолжать путешествовать как можно дальше, отправляться в круизы, покупать всякую хрень, которую везут для них с другого конца света, и, конечно же, делать сбережения. Вот в чем реальность. В этих условиях единственная надежда на то, чтобы спровоцировать спасительный взрыв, – это насильственные действия, которые вызовут рост сознательности.