– При этом множество предприятий в разных отраслях сейчас принимают в расчет бережное отношение к природе и…
– Чушь! По большей части это маркетинговые ходы. Полное вранье, чтобы потребители могли спать спокойно, после того как их напичкают этими байками.
Я не знал, что пришлось пережить этому человеку прежде, но было очевидно, но он не верил больше ничему и никому.
– Ударив по виновным в этой всеобщей анестезии, есть надежда разбудить толпы.
Он замолчал, и в джунглях вновь воцарилась тишина.
Моя «беретта» все еще лежала у его ног. Я спросил себя, что сейчас делает Анна.
– Я завидую вам, у вас столько врагов, – сказал я ему. – Это легко и, парадоксальным образом, несомненно, приятно. Ненависть дает энергию для того, чтобы сражаться, чувствуя за собой правоту. Это укрепляет уверенность. У меня нет уверенности, потому что у меня нет врагов. Перед нами сложная, системная проблема…
– Ты так говоришь, потому что не знаешь своих врагов. Когда ты их узнаешь, то сможешь лишь ненавидеть их и желать их уничтожить.
Его слова взволновали меня и встревожили.
– Я не хотел бы никого ненавидеть.
– Благородные слова… и совершенно утопичные.
Легкий шорох справа от меня привлек мое внимание. Должно быть, мышь или крыса.
– В этой проблеме планетарного масштаба, – сказал я, – может быть… может оказаться, что у каждого из нас…
Мужчина наклонился и взял мой пистолет. Мой желудок сжался, и я инстинктивно сделал шаг назад.
– Не шевелись.
Я застыл на месте.
– ФБР идет за вами по пятам, – произнес я. – Остановитесь, иначе вас в конце концов схватят, приговорят к смерти и приведут приговор в исполнение.
Некоторое время он смотрел на меня, и печальная улыбка показалась на его измученном лице.
– Дело, которое я защищаю, куда больше, чем я сам. Оно гораздо важнее, чем жизнь одного человека.
Он сказал это с непритворной искренностью, без всякого бахвальства, и я понял, что этого человека уже ничто не остановит.
Улыбка исчезла с его лица, и он добавил:
– В любом случае пожар сегодня вечером будет последним. Я сделал то, что должен был сделать, чтобы пробудить общественное сознание. А дальше пусть каждый отвечает сам за себя. Будь что будет. Обо мне больше никто никогда не услышит, я вернусь в амазонские леса, хотя от них уже мало что осталось… подальше от людей, о которых я больше не хочу ничего знать.
Он продолжал говорить, но я его не слушал. Когда он сообщил о запланированном поджоге, я перешел в режим предвидения и задал себе вопрос.
Какое оно? Какое оно?
Почти сразу я увидел темное, очень темное, а затем… в моей голове возник образ… образ чего-то вроде… гальки, валуна, очень темного валуна…
Темный валун?
Инвестиционная компания, которая ассоциируется с темным валуном?
– Я знаю, что сгорит сегодня вечером.
Он поднял бровь и посмотрел на меня выжидающе.
– «Блэкстоун»[17]. Небоскреб «Блэкстоун».
Он уставился на меня, не скрывая удивления:
– Я впечатлен.
Башня «Блэкстоун»…
Мое сердце сжалось, и меня охватил страх.
Мой двоюродный брат!
– Мой двоюродный брат работает в конторе «Джей Пи Морган». Они сидят в небоскребе «Блэкстоун»!
Лежа на животе в зарослях, как солдат, пробирающийся ползком по вражеской территории, с исцарапанными ежевикой руками, Джеффри Карпер не верил своим глазам и ушам.
Тип, который угрожал Фишеру, – он убил его своими руками в прошлом году. Николас Скотт, так его звали. Это было невероятно, просто безумие.
Джеффри почти обрадовался, что Фишеру удалось выбраться из машины, иначе он, скорее всего, никогда не нашел бы Скотта.
Фишер… Если бы все прошло, как было задумано, сейчас он лежал бы в морге, полный воды. Когда Джеффри увидел, как его увозят в машине «скорой», почти невредимым, он почувствовал, что его собственные шансы исправить ситуацию можно оценить как один к двум. К счастью, он сумел отследить мобильный телефон Фишера и добраться сюда вовремя.
Когда он увидел, как Скотт подобрал ствол Фишера, Джеффри сказал себе, что тот, может быть, сделает грязную работу за него. Тем более что положение Джеффри было довольно затруднительным: убить двоих одним выстрелом слишком рискованно, невозможно представить это как несчастный случай.
Наблюдать. Вот что он будет делать. В кои-то веки он может стать просто зрителем. В первом ряду.
Но когда он услышал название будущей цели, то подумал, что надо действовать немедленно.
Башня «Блэкстоун» находилась как раз напротив, на Манхэттене.
Такую наводку получаешь не каждый день.
Джеффри медленно и бесшумно отполз назад и скрылся в зарослях.
– Нужно все остановить! – крикнул я.
– Банк «Джей Пи Морган», – сказал поджигатель, подняв бровь. – Так-так… Со времени Парижских соглашений по климату «Джей Пи Морган» постоянно вкладывает огромные деньги в самое грязное топливо в мире: семьдесят пять миллиардов в такие секторы, как нефтяные разработки в Арктике…
– Вопрос не в этом, я…
– «Файненшл таймс» сообщила, что в мае 2020 года банк был обвинен в пренебрежении фундаментальными правами человека, в том, что закрывал глаза на использование рабского труда на предприятиях, в которые он инвестировал…
– Мне плевать! Мой двоюродный брат пытается оплачивать свою учебу, убирая у них в кабинетах по выходным, ясно? И сейчас он там! Откажитесь от этой затеи, черт возьми, это надо остановить!
– Спокойствие… Перед пожаром всегда включается сигнал тревоги, я никогда не нападаю на людей. В любом случае сейчас я уже ничего не могу остановить…
– Но он всегда работает в наушниках! Он молодой, включает музыку на всю катушку, он не услышит ваш чертов сигнал тревоги!
Что-то толкнуло меня к действию, сильнейший порыв, заставивший забыть об угрозе. Я повернулся и бросился к проходу в стене, рискуя быть подстреленным как заяц. Но внутренне я был уверен, что он не станет стрелять.
И он не выстрелил.
Я побежал через проход, продираясь сквозь заросли.
Анны не было там, где я ее оставил. Мои подозрения стали уверенностью. Если все так и есть, она должна сейчас быть на пути к «Блэкстоуну», чтобы привести взрывное устройство в действие.
Я бросился в почти непроницаемую ночную тьму со скоростью, с которой уже давным-давно не бегал.
Я почти задыхался, когда увидел кнехт, к которому была привязана лодка. Но внезапно рев ее мотора разорвал тишину ночи, и я мог лишь беспомощно наблюдать, как тень лодки скользит, удаляясь, через пролив.
Я остановился, обессиленный, побежденный и задыхающийся. Это был конец. Я оказался в западне на острове. Даже если я нашел бы машину, мне нужно было время, чтобы добраться до моста, ведущего в Квинс, а потом еще попасть кружным путем на Манхэттен по субботним вечерним пробкам. Так что я прибуду туда к шапочному разбору.
Мой брат…
Мне срочно нужно было кого-нибудь предупредить, позвонить Роберту или Гленну. Придется забыть о гордости, так тому и быть.
Я сунул руку в карман… и вспомнил, что Анна так и не вернула мне мой телефон.
Еще бы! Она ничего не оставляла на волю случая.
Меня обставили по всем статьям, по каждому пункту.
Глухой металлический звук заставил меня подпрыгнуть на месте, и я обернулся.
Канатная дорога.
На станции, прямо надо мной, горел слабый свет. А если… что, если там сейчас стоит последний вагон?
Я рванул в направлении станции, вскарабкавшись по склону, затем прыгая через ступеньку. Раздался негромкий звонок.
Черт, он отправляется!
Оказавшись у входа, я увидел на площадке большую красную кабину. Кто-то позади окликнул меня, но я не обратил на это внимания.
Двойные раздвижные двери начали автоматически закрываться, когда я уже был на посадочной площадке. Ускорившись в спринте, я буквально прыгнул на них, вытянув руки вперед, чтобы удержать, но они сошлись прямо на моих пальцах, зажав их защитными резинками.
Я напрягся изо всех сил, чтобы их раздвинуть. Бесполезно.
Черт, всего лишь две секунды, как глупо!
Совершенно пустая кабина медленно пришла в движение, поднимаясь с площадки под скрип тросов.
Ну что было делать с таким невезением? Словно все обернулось против меня. Как будто судьба уже все за меня решила.
– Эй, вы!
На площадке появился охранник и сразу же направился ко мне.
У меня не было времени на раздумья. Повинуясь инстинкту бегства и одновременно полный решимости во что бы то ни стало одолеть злой рок, я влез на ограду площадки и прыгнул, вытянувшись во весь рост в направлении кабины канатной дороги. Мне едва удалось уцепиться за край металлической пластины под задним стеклом. Я повис на руках. Ухватился я крепко и понял, что вишу в воздухе. Я не слишком мускулист, но должен продержаться, пока кабина пересекает канал. Вряд ли, решил я, это потребует больше трех-четырех минут. Нелегко, но возможно.
Однако я не принял в расчет свое ушибленное плечо: оно немедленно отреагировало на такую нагрузку обжигающей болью. Болело дико, будто мне отрывали руку.
Но у меня не было выбора, нужно было держаться любой ценой, мы уже поднялись на семь или восемь метров. Если я сорвусь, то переломаю себе все кости о камни под нами.
Я снова вдруг вспомнил сцену из моего романа. Герой умирал на скале…
Не обращай внимания на боль! Не отпускай! Будь сильным!
Все мы читали воспоминания солдат о Первой мировой войне, когда они рассказывали о том, как продолжали бежать под огнем противника, несмотря на сломанную ногу, буквально сгибаясь от боли, в надежде добраться до убежища. У тела есть скрытые резервы, которые обнаруживаются при помощи страха или силы воли. И я начал повторять, как мантру, что я никогда, никогда не отцеплюсь.
Я сильнее боли, сильнее, чем мое раненое плечо, я этого хочу, я так решил, моя рука из стали, ничто не заставить меня ее разжать, я сильный, я держусь, три минуты, надо продержаться три минуты, но я продержусь четыре, пять, десять! И раз уж я решил, что продержусь десять минут, то три чертовых минуты я точно выдержу!