– Эй, парень, подъем! Приехали! Как остановимся, наденьте вот эти куртки и в толпе с нами идете до диспетчерской. В здании держитесь рядом со мной. Там я покажу, как выйти с территории.
Выход с аэродрома оказался довольно оригинальным. Проходя мимо мужского туалета, летчик легонько толкнул Федора и Машу к двери:
– Нам сюда.
Зайдя в туалет, он открыл окно и показал на проем:
– Давайте! Через подоконник, на карниз, руками за раму – и прыжок без лишней амплитуды. Смелее, никто еще не разбивался.
– И часто вы этим путем ходите? – растерянно пробормотал Федор.
– Когда объявляют учения, смотр или еще какую-нибудь хрень. Выход на волю перекрывают, вот тогда мы так за топливом для души и гоняем.
– А как же вы потом возвращаетесь? – удивленно спросил Федор.
– Через женский туалет по водосточной трубе. Там от окна до трубы меньше метра. Рама на задвижку не закрывается. Чуток поддел – и вперед. Да ты не бойся, тут невысоко.
– А вдруг кто-нибудь из женщин в этот момент будет в туалете? – озадаченно поинтересовалась Маша.
– Бывает и такое иногда, но это не так страшно, чем, когда, наоборот, кто-то из женского туалета вылезает в окно.
Федор попытался осмыслить эту глубокую мысль, но так и не смог уловить хотя бы какой-то намек на логику.
– Опять же, – весело продолжил летчик, – в сложившихся обстоятельствах это порой лишь способствует возникновению романтических отношений. В общем, женщины у нас привыкшие. Они, конечно, сначала немного поматерятся, но потом все обычно заканчивается даже очень неплохо. Бесстрашные соколы с бутылкой, лезущие в окно, воспринимаются позитивно и с пониманием. Ну, давайте не тяните резину. Ноги на карниз, руки за раму – и прыжок. Приземление на носки, ноги согнуты в коленях, тело сгруппировано, тут клумбы, поверхность ровная, мягкая. Не бойтесь, ничего не случится, – проговорил летчик, после чего ловко перелез за окно, встал на карниз и легко спрыгнул. Все выглядело действительно не страшно и очень просто.
Федор и Маша сняли куртки и кинули летчику. Федор подтолкнул Машу к окну. Та замотала головой.
– Давай ты первый, – хриплым испуганным голосом проговорила девушка.
– Ты потом вообще не решишься прыгнуть. Знаю я ваши женские штучки. И что мы тогда будем делать? – улыбнувшись, спросил Федор, мягко подталкивая девушку к окну. Через минуту та, тонко и печально взвизгнув, полетела вниз. Приземление прошло благополучно, но девушка вся перепачкалась и тут же отчего-то горько заплакала. Федор кинул вниз рюкзак. В этот момент в туалет вошел мужчина в комбинезоне. Увидев Федора, он удивленно воскликнул:
– Что, калитку закрывают?
– Ага, – ответил Савченко.
– Надолго?
– Говорят, на пару дней, – уверенно добавил Федор, уже стоя на карнизе.
– Елки-палки! – воскликнул комбинезон и, развернувшись, стремительно бросился из туалета. Федор посмотрел вниз, вздохнул и прыгнул. На удивление, он не разбился и ничего себе не сломал. Однако колено, начавшее понемногу успокаиваться, тут же дало о себе знать тупой болью. Федор и Марьиванна попрощались с летчиком, который, улыбнувшись, помахал им рукой и бодрым шагом поспешил по своим делам, лихо перекинув через плечо две форменные куртки. Федор взглянул на девушку. Та была похожа на несчастного маленького чумазого оборванца. Руки и одежда были перепачканы в земле, на печальном лице остались грязные разводы от слез.
– Ну ничего, потом поправим, – попытался приободрить ее Федор, но в ответ та еще сильнее протяжно заскулила, и по ее щекам опять потекли слезы.
– Ты чего? – растерянно произнес Савченко.
– Я выпрыгнула из окна мужского туалета и выгляжу, наверное, до жути противно, – скривившись, жалобно, сквозь слезы тихо заскулила Маша.
– Ты хочешь сказать, что тебе стоило выпрыгивать из женского? – удивленно проговорил Федор.
От его слов девушка тут же уже громко, в голос разразилась безутешными рыданиями, стукнув кулачком Федора в грудь. Тот растерянно захлопал глазами, не понимая, в чем виноват и как ее успокоить.
«А я вот в детстве летчиком мечтал стать. Не сбылось. К счастью», – растерянно брякнул Федор первое, что пришло на ум, опасливо покосившись сначала на Марьиванну, а потом на окно, из которого они только что выпрыгнули.
Глава 47
До города было шестьдесят километров. Федор и Маша добрались до трассы и начали голосовать. Через, минут пятнадцать рядом с ними остановился старенький пазик. За рулем сидел молодой паренек лет двадцати.
– Куда? – коротко спросил парень.
– Улица Городская, 17, – уверенно ответил Савченко.
После непродолжительного торга Федор с Машей залезли в машину. Через час они были на месте. Погода была пасмурная, ветреная, но было не холодно. В воздухе витал какой-то давно забытый родной с детства в Калининграде запах моря. Федор оставил Марьиванну с рюкзаком сидеть на лавочке, а сам пошел искать, откуда можно было бы позвонить. Рядом он увидел учреждение с непонятным названием «Новоросимпекс». Вахтерша на входе, маленькая сухонькая старушенция, сначала с подозрением покочевряжилась, но история Федора о том, что «он приехал из командировки, а ключа нет, а ключ у жены, а жена на работе», в итоге возымела действие, и старушка сдалась, махнув в сторону телефона головой.
Федор набрал заученный номер и, когда трубку сняли, тихонько, чтобы бдительная вахтерша не слышала, проговорил:
– Мне бы Якова Борисовича.
– Это я, – ответила трубка.
– Мне ваш номер дал Семен Борисович, он просил зайти к вам. Вы, вероятно, знаете, по какому поводу?
– Честно говоря, не пойму, о чем речь, но коль Сема просил зайти ко мне, заходите. Вы сейчас где?
– Я в пяти минутах от семнадцатого дома.
– Прекрасно. В центральной части семнадцатого дома есть фотоателье. Вам в него. Жду вас, – и в трубке раздались гудки.
Через несколько минут Федор и Маша входили в убогое фотоателье с обшарпанными стенами. В углах помещения стояли какие-то коробки, на стенах криво висели фотографии в деревянных рамках. На входе перед ними вырос бородатый крупный мужчина лет сорока в вытянутом линялом свитере, потертых джинсах с добродушным и улыбающимся лицом.
– Вы тоже на загранпаспорт? Что сегодня за день? Все идут фотографироваться на загранпаспорта! – весело посетовал мужчина.
– Нет, нет. Нам бы Якова Борисовича, – в тон ему, улыбаясь, ответил Федор.
– Яша, это вас! – крикнул мужчина куда-то в сторону открытой двери.
На пороге появился лысеющий пожилой мужчина в очках на переносице, в помятом темном костюме и мятой рубахе в зеленую клетку. Увидев его, Федор сразу понял, что это, скорее всего, и есть брат Борисыча. Сходство было очевидным. Правда, выглядел он моложе, выше и физически более крепким.
Яков Борисович удивленно уставился на Машу, а затем на Федора. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга. Федор обратил внимание, что у Якова Борисовича при взгляде на него появилось точно такое же немного придурковатое выражение лица, как и у его брата в первые минуты их знакомства. Наконец, Яков Борисович прервал затянувшуюся паузу, всплеснув руками:
– Машенька, лапонька, как я рад тебя видеть! Ну что мы стоим, как неродные! Проходите ко мне в кабинет. Пашенька, голубчик! Если меня будут спрашивать, я несколько минут занят. Ко мне родственники приехали. Мы немного поболтаем.
– Хорошо, Яша, ни о чем не беспокойтесь! – донесся из коридора голос мужчины в свитере.
– Машенька, милая, как я рад тебя видеть, как ты похорошела! – затараторил Борисыч-2. – Хотите чаю с дорожки?
– Нет-нет, спасибо! – вежливо отказался Федор. – Мы, собственно, по тому вопросу, о котором Семен Борисович должен был с вами переговорить, – быстро проговорил Федор. Маша стояла рядом и с улыбкой молча устало смотрела на дядю.
– Итак, дорогие мои, рассказывайте, как доехали и каким ветром вас сюда занесло? И, кстати, как вас величать? – добродушно улыбаясь, проговорил Яков Борисович, обратившись к Федору.
– Я Федор. Семен Борисович сказал, что вы можете помочь нам с новыми документами. Мы готовы прилично заплатить, – негромко проговорил Федор.
Яков Борисович удивленно уставился на Федора, потом на Машу. Несколько секунд он недоуменно смотрел на них, а потом изумлено проговорил:
– Я ровным счетом ничего не понимаю. Семочка незадолго до своей кончины позвонил мне и задал странный вопрос. Не помню ли я имя нашей мамы. Видимо, это были какие-то последние, очень трудные мгновения его непростой жизни.
Увидев, как некрасиво исказилось лицо Марьиванны и вытянулось лицо Федора, Яков Борисович всплеснул руками.
– О господи! Вы не знали? Ох, простите меня, ради бога, молодые люди. Машенька, милая, твой папа скончался два дня назад. Прости, что именно я вынужден тебе об этом скорбном событии сообщать. Мне в свою очередь сообщил Лешенька и спросил, звонил ли мне Сема. Я сказал, что звонил. На том разговор и закончился.
– Так вы нам не сможете помочь? – хрипло спросил Федор.
– Конечно, смогу! – всплеснув руками, воскликнул Яков Борисович. – Но только не с документиками. Если у вас какие-то неприятности, я найду вам безопасное место на столько, на сколько захотите, пока все ваши проблемы не утрясутся. Но с документами – это уже давно не ко мне. Я уже двадцать пять лет как это опасное ремесло бросил. Из-за этого даже четыре года в тюрьме отсидел. Семочка вам не сказал? Я как вышел, так все и забросил. Стар уже для этих игр. И квалификацию, и связи я давно утратил. Сейчас даже не представляю, как к этому вопросу и подступиться. Все наверняка сильно изменилось. Ну Сема, ну дает! Вы уж меня извините, но с документами я, к сожалению, вам помочь не смогу.
Маша тихо плакала, уткнувшись в ладони. Федор сидел как громом пораженный. Столько усилий, страданий, надежд, и все оказалось впустую. Федор медленно поднялся, не соображая, что же им делать дальше.
– Но, может, вы кого-нибудь порекомендуете? За деньгами дело не станет. Нам без новых документов конец!