Клим медленно подошел к мерседесу и приготовился залезть в пахнущий кожей и дорогим одеколоном салон машины. В это время его ухо уловило давно забытый, но крайне неприятный звук, похожий на далекий хлопок новогодней петарды. Этот звук, как нарастающий жуткий рев сирены, вспыхнул в сознании Клима страшным предчувствием надвигающейся беды. В ту же секунду дикая боль, как от сильнейшего удара кувалды между лопатками, погрузила его в темноту. Клим рефлекторно попытался схватиться за крышу машины и осел коленями на тротуар, уткнувшись лицом в кожаное сиденье своего дорогого автомобиля.
Валера посмотрел вниз на образовавшийся после выстрела хаос и, мысленно отсчитывая секунды, начал разбирать винтовку. В такие минуты нельзя поддаваться инстинкту как можно быстрее покинуть стрелковое «гнездо». Действовать надо спокойно, методично и внимательно, согласно выработанному плану. Страх и суета после выстрела для снайпера – это верный путь засветиться. Он не спеша закрыл глаза, сделал десять глубоких вдохов и выдохов, потом упаковал разобранную винтовку в спортивную сумку, еще раз внимательно осмотрел «гнездо» и только после этого спокойным шагом двинулся к двери, ведущей к пожарной лестнице многоэтажки. Через пятнадцать минут он открыл заднюю дверцу серого внедорожника, стоящего в трех кварталах от места стрельбы, закинул привычным движение в салон сумку и спокойно уселся на переднее пассажирское сиденье.
– Нормально! – ответил снайпер на вопросительный взгляд Астахова. – Все было ровно так, как мы и предполагали. До чего же эта публика беспечна и предсказуема! Как дети малые! – проговорил с улыбкой стрелок.
– Ну и чудненько! – ухмыльнулся в Астахов. – Теперь этой кодле точно будет не до нас. Пусть теперь эта шпана хоть голову сломает над вечным вопросом «Кому это выгодно?». А у Клима Викторовича было столько «доброжелателей», что на Красной площади места не хватит, если собрать всех до кучи.
Глава 50
Три дня в гостинице показались Федору тремя неделями. Мучимый тревожной неопределенностью и вынужденным бездействием, Савченко несколько раз подходил к телефону, собираясь позвонить Лехе, потом, передумав, как узник в камере, решительно начинал мерить ногами просторный номер гостиницы.
В первый же день своего заселения после многочисленных попыток Федору все-таки удалось дозвониться до Лехи. Разговор получился коротким, странным и тревожным. После долгих гудков трубку наконец сняли, и Федор услышал знакомый голос Алексея:
– Алло.
– Это я, Федор, – почти прокричал в рубку Савченко.
– Да, Серега, здорово! – прозвучал спокойный голос.
– Леха, ты не понял, это я, Федор. У нас тут полный абзац, дядя Яша, оказывается…
– Серега, я в курсе этой истории, – перебил его Алексей. – Сейчас я занят и мне неудобно говорить. Поэтому давай свяжемся дня через три, когда станет чуть спокойнее. Я думаю, мы найдем выход. А пока слушайся дядю. Ладно? Ну все, пока! Не могу больше говорить, – и в трубке пошли гудки отбоя.
«…ты для меня Фикус, и, если я тебя по телефону назову как-то иначе, значит, это сигнал опасности», – вспомнил запоздало Федор слова Лехи из ставшего уже таким далеким инструктажа в квартире Борисыча.
Но это не проливало свет на сложившуюся ситуацию, а только усиливало чувство неопределенности и беспокойства.
«Что происходит? Что недоговаривает Леха и что на самом деле происходит с ним самим? В какой мере опасность угрожает нам с Машей?» – взметнулся в голове Федора рой тревожных мыслей. Почти всю ночь он провел в тяжких размышлениях, беспокойно ворочаясь рядом с мирной спящей девушкой. Утром за завтраком он решил, не откладывая в долгий ящик, серьезно с ней переговорить. Допив кофе, он вкратце изложил Марьиванне свой разговор с Лехой.
– Если я его правильно понял, то он уже в курсе нашей проблемы с документами и уверяет, что найдет выход из этой ситуации, а до этого времени Леха советует нам сидеть тут и добросовестно слушаться во всем твоего дядю. Видимо, до тех пор, пока он не подыщет нам более безопасное место.
– Ну, давай так и поступим, – недоуменно проговорила Маша. – Не пойму, в чем проблема?
– А ты не думаешь, что он мог говорить под контролем ментов или бандитов, надеясь их переиграть? А, что, если они все равно как-то отследили, где мы, и, может, в эту самую минуту к нам уже движется какой-нибудь очередной отряд «октябрят»? – с беспокойством посмотрев на Машу, мрачно произнес Федор.
– Феденька, я очень ценю твою склонность к логике, но сейчас ты, по-моему, впадаешь в паранойю, – с усмешкой проговорила Марьиванна.
– Даже если у меня паранойя, то это не значит, что я не прав и опасности нет, – с досадой в голосе воскликнул Федор. Вскочив из-за стола, он принялся нервно ходить по комнате.
– Слушай, кончай маршировать туда-сюда, это нервирует. Лучше скажи, что ты предлагаешь? – воскликнула раздраженно Марьиванна.
Федор резко остановился и повернулся к девушке.
– Слушай, я понимаю, что Борисыч искренне хотел нам помочь, но понятно, что болезнь сыграла с его сознанием злую шутку. У меня нет ясного плана действия, но одно я знаю точно. Бессмысленно терять время на пустые ожидания. Надеяться нам больше не на кого, надо уходить, и как можно быстрее. Будем искать сами какие-то другие пути решения проблемы. Что сидеть тут без толку и ждать помощи от Лехи или дяди Яши. Леха, видимо, сам оказался в затруднительной ситуации и уж наверняка ясно не представляет, чем помочь нам. А дядя Яша вообще дальше своего фотоателье ничего не видит и лишь может вместе с нами на старости лет вляпаться в какие-нибудь неприятности.
– Давай, как обещали дяде Яше, добросовестно проведем здесь два-три дня, а потом уже будем действовать по обстоятельствам, – упрямо проговорила девушка, после чего легла на кровать и, включив телевизор, стала молча щелкать пультом, переключая каналы.
Все последующие дни в гостинице прошли в состоянии взаимной молчаливой обиженности. Они иногда что-то читали, периодически по очереди подолгу бесцельно смотрели в окно, молча валялись на кровати, уткнувшись в телевизор и лишь иногда обмениваясь короткими односложными фразами. Федор еще несколько раз пытался достучаться до сознания Маши, но все его попытки упирались в угрюмое молчаливое сопротивление. Он был уверен, что надо бежать из гостиницы, но не мог убедить в этом Марьиванну или бросить ее одну. Неопределенность сложившейся ситуации, необъяснимое упрямство Маши и чувство собственной беспомощности в сложившихся обстоятельства за три дня довели его психику до крайне взвинченного состояния. Несколько раз среди ночи ему казалось, что в коридоре слышатся какие-то тихие крадущиеся шаги и кто-то пытается осторожно открыть дверь их номера. Савченко бесшумно вскакивал с кровати, подкрадывался к двери и подолгу прислушивался. Затем с бьющимся сердцем он резко открывал дверь и, убедившись, что за ней никого нет, со вздохом облегчения возвращался в постель к спокойно спящей Марьиванне.
Утром на третий день пребывания в гостинице, как только Федор и Маша закончили завтракать очередными дарами от заботливой Валентины Николаевны, в дверь осторожно постучали. Федор, переглянувшись с Марьиванной, подошел к двери и резко ее открыл. На пороге стоял Пашенька. Переминаясь с ноги на ногу, он смущенно проговорил: «Прошу прощения за беспокойство, но сегодня к трем часам Яков Борисович приглашает вас отобедать с ним в одном приличном заведении. Если вы не против, то до обеда я вас свожу по магазинам, чтобы вы смогли купить что-нибудь подходящее из одежды». Марьиванна и Федор удивленно переглянулись.
Глава 51
Без пяти три Пашенька на такси доставил Федора и Марьиванну к ресторану «Золотой якорь», уютно расположенному на набережной Адмирала Серебрякова. За время скитаний Федор и Марьиванна отвыкли от цивильной одежды и сейчас в новом обличье чувствовали себя немного непривычно и скованно. На Марьиванне был темно-синий, почти черный брючный костюм и темно-бордовая водолазка. На ногах скромные, но довольно дорогие кремовые туфли. Федор был одет в темный костюм и белую рубашку. Новые черные туфли ему слегка жали, и от этого он чувствовал себя вдвойне некомфортно. Но в общем и целом молодые люди выглядели вполне прилично. Пара горожан среднего достатка, решившая посетить дорогой ресторан. Пашенька проводил их в зал на втором этаже, где в этот час было пусто, светло и просторно. Огромные витражные окна смотрели на бухту Новороссийскую, где по неспокойному свинцовому морю бегали многочисленные белые пенные буруны. В одиноко сидящем за столиком у окна мужчине Федор не сразу признал Якова Борисовича. Перед ними сидел элегантный расслабленный пожилой мужчина, держащий в изящных тонких пальцах бокал красного вина. Аккуратно уложенные волосы, дорогой темный джемпер, нежно-голубая рубашка. Пока Федор шел за Пашенькой к столу, он неожиданно услышал позади себя тихий голос Марьиванны: «Ты знаешь, кто такие блинопеки?» Федор отрицательно мотнул головой. «Ладно, потом как-нибудь расскажу», – проговорила Маша.
Пашенька заботливо рассадил гостей за стол и сам устроился напротив Федора. Присев, Федор сразу уловил приятный древесно-табачный аромат явно дорогого одеколона. Метаморфоза в Борисыче-2 была столь разительна, что Савченко смущенно заерзал на стуле, не зная, как себя вести. Маша же, наоборот, выглядела спокойной и расслабленной, словно каждый день обедала с дядей в этом явно дорогом ресторане. Она с улыбкой поздоровалась, сдержанно кивнув головой, и с интересом стала любоваться морем. Яков Борисович тоном гостеприимного хозяина мягко проворковал: «Вы позволите мне сделать заказ за вас? Я хорошо знаком с кухней этого заведения. Думаю, мой выбор вам понравится, – и, не дожидаясь ответа, он чуть приподнял руку. Тут же ниоткуда материализовался официант. – Голубчик, нам по салатику «Кутерьма» с фиолетовыми помидорчиками, царской ушицы и вашего фирменного палтуса. Друзья, что вы скажете, если я по-простому закажу бутылочку хереса?» Друзья утвердительно кивнули головами. Официант принял заказ и исчез.