– Мне нужно выпить лекарство, – пробормотал Роман. – Если вы не возражаете.
Артем поднялся с кресла и шагнул к комоду с террариумом. Громадный паук сидел прямо перед стенкой и, казалось, внимательно рассматривал гостя.
– Забавный паучок, – заметил Павлов. – В одном издании я читал, что птицееды на самом деле редко охотятся на птиц, предпочитают наземную пищу. – Адвокат повернулся к Роману. – Извините, что замучил вас вопросами, – сказал он. – Поправляйтесь. Если что вспомните, вы знаете, как меня найти.
Роман вяло кивнул и потянулся за упаковкой таблеток, лежащей на журнальном столике.
У самых дверей Артем остановился и спросил:
– Роман Игоревич, а чем вы в лихие девяностые занимались? Уж простите великодушно. Сами знаете, что мы, адвокаты, даже любопытнее следователей.
Олейник нервно потер висок.
– Гляжу, вы и дома в перчатках, – негромко заметил адвокат.
– Да-да, – рассеянно проговорил Роман. – Кожа реагирует даже на электрический свет. Вы спросили про девяностые.
– Да.
– С конца восьмидесятых до середины девяностых я жил в Индии, – сказал Роман. – Мой отец был дипломатом. Потом я работал бухгалтером в риелторской компании. Когда родители умерли, снова уехал на Гоа. Полюбилась мне тамошняя атмосфера. Было в этом что-то загадочное, притягательное. Лишь в две тысячи седьмом году я вернулся в Россию.
– Понятно. Что ж, благодарю за то, что уделили мне время, – произнес Павлов. – Всего хорошего.
– Всего хорошего, – эхом отозвался Роман.
Око за око
Телефон теперь звонил редко, и Черемесов встрепенулся, услышав знакомые трели.
«Лена?»
Он все еще не мог отойти от внезапной ссоры с супругой, с надеждой схватил мобильник и скривился, увидев номер матери, высветившийся на экране.
«Мне сейчас не до тебя», – мрачно подумал он, с явной неохотой принял вызов и услышал:
– Сережа? Здравствуй, сынок!
– Привет. Как ты, мама?
– У меня все хорошо. Только…
– Что-то случилось? – с тревогой спросил Черемесов.
– Сегодня с утра приезжали какие-то люди, интересовались нашим домом. Я ничего не понимаю. Сережа, они сказали, что наш участок выставлен на продажу! Это правда? Или какая-то ошибка?
«Кретины! – подумал Сергей. – Прежде чем ехать, нужно было звонить».
– Я тебе потом все объясню, мама, – ответил он, стараясь придать голосу успокаивающий тон. – У меня сейчас некоторые сложности на работе.
– Ты решил продать наш дом?
Черемесов закатил глаза и глубоко вздохнул, мысленно призывая себя не сорваться.
– Это не телефонный разговор. Да, дом придется продать. Мне срочно нужны деньги.
– Но как же так? – Пожилая женщина растерялась.
Новость о продаже загородного дома явно оказалась для нее пренеприятным сюрпризом.
– Ты мог бы предупредить меня! Что у тебя произошло? Какие-то неприятности по работе?
– Я не могу говорить на эти темы по телефону, – процедил Сергей. – Если кто-то еще будет приезжать, дай мой номер.
– Сережа…
Он не дал ей договорить.
– У тебя все, мама? Извини, у меня очень много дел.
Разговор оборвался, но Черемесов еще целую минуту безмолвно смотрел прямо перед собой.
– Когда все это закончится? – прошептал он.
Маргарита Петровна была ошарашена.
Их дом продают?
Как? Почему?! Что могло произойти, раз ее родной сын пошел на такой отчаянный шаг? Конечно, ей есть где жить, и без крыши над головой она не останется, но… Женщина привыкла к уюту этого дома, к садовому участку, к клумбам с роскошными цветами. Она самозабвенно вкладывала во все это свою душу, отчего решение Сергея показалось ей кощунственным, чуть ли не преступным.
Пытаясь привести мысли в порядок, Маргарита Петровна еще раз позвонила сыну, но тот сбросил вызов.
– Да что ж у него произошло-то? – пробормотала пожилая женщина.
Она бесцельно ходила по комнатам, вновь и вновь прокручивала в памяти странный разговор, и тут раздался звонок в дверь. Маргарита Петровна неприязненно взглянула в окно.
«Наверное, покупатели», – решила она, и внезапно ее охватило чувство невыносимого одиночества.
Маргарита Петровна заспешила наружу. При этом она поймала себя на мысли о том, что после новости о продаже коттеджа ощущает себя постаревшей лет на десять.
Пока женщина семенила к воротам, звонки сменились настойчивыми ударами.
– Иду! – крикнула она, торопливо щелкнула замком, открыла дверь и увидела перед собой двух крупных кавказцев.
За их широкими спинами маячила подержанная «Нива».
– Добрый день. Вы по поводу дома? – робко спросила Маргарита Ивановна.
– Сергей Черемесов ваш сын? – с характерным акцентом поинтересовался один из них, и она кивнула.
В груди у нее ворочалось, разрасталось что-то нехорошее, по коже пробежала крупная дрожь.
– Все вопросы по продаже дома к нему, – сухо произнесла женщина и уже намеревалась закрыть дверь, как второй незнакомец положил ей на плечо свою громадную руку.
Ладонь была загорелой, с исцарапанными костяшками и черной каймой под ногтями.
– Ваш сын попал в аварию, – произнес он. – Просил, чтобы вы приехали в больницу.
Маргарите Ивановне показалось, что земля уходит из-под ее ног.
– Сын? Сережа? – дрогнувшим голосом переспросила она, замотала головой, начала испуганно пятиться назад. – Этого не может быть! Это ложь! Я только что говорила с ним! Кто вы такие?!
Кавказцы переглянулись. Тот, который спрашивал о сыне, сделал шаг вперед и сграбастал Маргариту Петровну, словно тряпичную куклу.
– Нет! – ошеломленно проговорила она, когда ее потащили к «Ниве». – Что вы делаете? Нет, отпустите! – Из легких старушки уже готов был вырваться крик, но тут на ее голову обрушился громадный кулак.
Тело Маргариты Петровны обмякло, и вокруг все померкло.
Похитители запихнули бесчувственную женщину на заднее сиденье «Нивы», после чего один из них прикрыл ее темным пледом. Он закурил, плюхнулся на водительское сиденье и повернул ключ в замке зажигания.
– Звони Джафару, – бросил этот тип подельнику, выпуская изо рта струйку сизого дыма.
Напарники
В подвальном помещении царил угрюмый полумрак, но бледно-желтого света, который источал фонарь, закрепленный на потолке, хватало для того, чтобы делать работу. Несло сыростью и вековой пылью. Время здесь будто замерло, застыло, словно каменное изваяние, некогда бывшее человеком, которого одарила своим смертоносным взглядом мифическая горгона.
Крепкий мужчина лет сорока пяти снял футболку, обнажил поджарое тело. На его левом плече синела полуразмытая татуировка в виде кошачьей морды.
Он взял из жестяной банки несколько гвоздей, положил на пол очередную доску и принялся приколачивать ее к балке. Доска была старой, в глубоких трещинах и едва не крошилась, но мужчину это ничуть не смущало. Закончив с ней, он потянулся за следующей.
Тут в дверном проеме материализовалась высокая фигура напарника.
– Как она? – не глядя на него, осведомился работник.
– Визг подняла, уши заложило, – брезгливо произнес тот, уселся прямо на пол, достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, выбил одну, щелкнул колесиком зажигалки и прикурил. – Укол ей сделал. В отрубе она сейчас, часа два проспит.
– Не сдохнет? Она же вот-вот родит.
В голосе мужчины, обнаженного по пояс, не было и тени сочувствия, только холодное любопытство.
– Не должна, – ответил второй, выпуская изо рта струйку дыма. – Если что, я и роды могу принять. Прямо там, в «Газели». Я ведь раньше военным хирургом работал.
– Хирург не значит акушер, – заметил первый и двумя точными ударами загнал очередной гвоздь в доску, потемневшую от времени.
– Все будет нормально. У тебя, кстати, погоняло есть какое-нибудь? Мы уже давно вместе работаем, а я даже толком не знаю, кто ты. – Он посветил фонариком на мужчину, который с невозмутимым видом приколачивал доску.
Балка под настилом скрипела и ходила ходуном, но он вел себя совершенно спокойно, словно так и должно было быть.
– Какая разница? – наконец сказал он. – Все равно скоро разбежимся. Я забуду о тебе через минуту, как получу свою долю за работу.
Второй стряхнул с сигареты пепел и перевел луч фонаря на обнаженный торс напарника, усеянный капельками пота. Ярко-желтый кружок света остановился на поблекшей татуировке, которая была изображена на его плече.
– Пума? Рысь?
– Второе, – отозвался мужчина.
– Значит, будешь Рысь, – сказал бывший хирург и удовлетворенно хмыкнул. – А меня после службы Доком стали называть.
Он затушил окурок, запихнул его в щель между подгнившими досками.
– Перекуришь?
– Нет, – отказался Рысь. – Бросил в школе, во втором классе. – Он потянулся за гвоздями.
– Вот гляжу я на эту бабу, и думаю, что она в этом толстяке нашла? – вновь подал голос Док. – Ты видел этого азера? Жирный, как кусок старого сала. Рожа страшная, седой весь. Зато при деньгах.
– Ты сам ответил на свой вопрос, – с усмешкой проговорил Рысь, коротко замахиваясь молотком.
Тук. Тук.
– И всегда в белом, – продолжал рассуждать Док. – Это все равно что дерьмо завернуть в блестящий фантик. Снаружи красиво, а внутри отстой.
– Ага. Наверное, он уже это понял, когда на своем столе увидел торт с начинкой из навоза.
Мужчины рассмеялись, но в вязком душном сумраке их хохот прозвучал мрачно и неестественно.
Закончив с настилом, Рысь медленно поднялся на ноги, сделал пару осторожных шагов к стене, вернулся обратно. Доски угрожающе скрипели и пружинили при каждом его движении.
– Завязывай, а то провалишься, – с тревогой посоветовал ему Док.
– Нет. Пол без проблем выдержит одного и даже двоих. Если на нем не танцевать брейк-данс. А вот троих – нет. – Рысь поднял с пола футболку, подошел к напарнику и сел рядом, лениво поигрывая в руке увесистым молотком. – Тут новенький персонаж в нашем плане нарисовался, – словно между прочим, сообщил он и зевнул.