Крепко сбитый американец с уже заметным вторым подбородком аккуратно повесил на спинку стула кожаную куртку-бомбер и закатал рукава сорочки.
— Начинайте, мистер Белл.
Дейл, на которого я свалил постройку завода в Барселоне, сегодня представлял первый проект своего «короля неба» — вот любят американцы громкие названия, хоть ты тресни!
— Итак, базовый вариант номер три, — ухватил он указку и подошел к развешанным на рамах листам ватмана, — первые два забракованы по результатам расчетов.
Изображенный в трех проекциях самолет напоминал «аэрокобру», но именно напоминал — так отразились мои хотелки и пожелания, не все из которых Белл принял. Ну да ничего, время еще есть, испытания покажут, кто прав.
Открытая кабина, неубираемое шасси с крупными обтекателями, острый нос…
— Двигатель Allison мощностью девятьсот пятьдесят лошадиных сил позволит развить у земли скорость двести трид… — он запнулся и подглядел в лежащий на столе листок. — Триста семьдесят-триста восемьдесят километров в час.
На фоне того, что сейчас летает в мире — офигенно, но маловато, чтобы бодаться с «мессерами». Нужно не менее четырехсот пятидесяти, но Allison уже запускают двигатель в тысячу с лишним лошадей.
— Практический потолок восемь тысяч, практическая дальность полторы тысячи километров.
А вот это хорошо, от Мадрида до Севильи, где в моей истории обосновался «Кондор», немного меньше четырехсот.
— Какое планируете вооружение?
— Для этого варианта три пулемета винтовочного калибра, но при расположении двигателя позади кабины пилота в передний отсек можно хоть черта лысого всунуть, — Белл давно привык, что я спокойно реагирую на неформальную лексику, но увлекался ей не слишком.
Я подошел поближе к чертежам, Дейл нервно пригладил зачесанные назад волосы. Неплохо, самолет уродцем не смотрится. С новым двигателем кабину придется обязательно закрыть фонарем, шасси сделать убираемым, и тогда можно рассчитывать на пятьсот километров в час. А если к пулеметам добавить пушку, немцам небо в овчинку покажется.
Но только если у меня будут пилоты.
Поэтому на Белла, приватизировавшего каждый второй У-2, я особо не наезжал, а инструменты и запчасти он сдал сам, разобравшись, что Панчо ничего не досталось.
Под навесами ревели моторы — их гоняли до полного исчерпания ресурса. Производители, конечно, сообщали нам расчетные моточасы, но они могли и завысить цифры, и проверять не на тех режимах, которые нужны нам.
Эпопея с американскими двигателями еще не окончилась: партнеры рассмотрели варианты производства в Испании и согласились, что это прибыльнее, но… Но завода у мистера Грандера еще нет, и что обещания закончить стройку за полгода не означают выпуск моторов через полгода.
Где-то они были правы, и я дал команду Осе скупить акции моторного отделения «Испано-Сюизы», что он и сделал в своем обычном стиле — тихо, незаметно, с трех рук… Так что когда я выложил карты на стол в Ла Сагрере, руководство «Испано-Сюизы» несколько отморозилось: у них внезапно появился новый акционер, да еще с блокирующим пакетом. И это они еще не знали, что он может превратиться в контрольный (правда, только на двигательное производство).
Проекты выпуска американских двигателей привели испанцев в восторг, на волне которого мне попытались насунуть собственность и на автомобильную часть, но я отбился тем, что уже владею автозаводом.
На аэродроме Сева сразу предупредил:
— Можно вылетать, jefe, но трясти будет сильно.
— Самолет не в порядке?
Но тут из-под фюзеляжа «белянки» выполз техник и показал нам оттопыренный большой палец.
— Прогноз скверный, jefe, от Таррагоны гроза идет. Но мы ее с севера, над горами обойдем, вот там поболтает.
По хорошему, лучше бы переждать, но дел в Овьедо не меньше, чем в Барселоне, и я, положившись на извечное русское «авось», полез в кабину.
Жаль, бизнес-джет мой совсем не джет и даже не очень бизнес — работать в условиях турбулентности можно только при наличии акробатических навыков. К тому же, самолетик маленький, тесный, но спасибо и за такой. Вот сделаем нормальные аэродромы (в Йанере уже начали бетонировать полосу), надо будет прикупить чего-нибудь посолиднее. Вон, у «Боинга» модель 80А уже со стюардессой и на восемнадцать пассажиров, есть где разгуляться.
Живо представил стюардессу в соблазнительной униформе, но вместо отвлеченных эротических фантазий в голову пришли реальные воспоминания о двух прошедших ночах, и образ стюардессы как-то померк. Очень я сомневаюсь, что в воздухе, даже в самолете на восемнадцать мест, можно исполнить то, чем занимались мы с Габи.
Строгое католическое воспитание, как оказалось, имеет не только минусы в виде нелепых предубеждений, но и плюсы — если преодолеть эти предрассудки, то наружу вырывается бешеная сексуальная энергия.
К тому же, опасение насчет слежки не оправдались — следили люди из службы Панчо, то есть даже не следили, а приглядывали и охраняли.
В этих приятных мыслях мы долетели почти до Андорры, где Сева резко взял влево, вдоль Пиренеев. Трясло не слишком, но только до поры до времени — тьма, пришедшая со Средиземного моря, настигла «белянку» на траверзе Уэски.
Сева матерился, отчаянно дергал ручку и топтал педали, пытаясь хоть как-то парировать удары ветра, а я вцепился в ручки и петли, чтобы при очередном кульбите не вылететь в большое окно.
Минут через десять я понял, что значит «выворачивает наизнанку», но тут на мое счастье или беду молния грохнула совсем рядом, самолет кинуло в сторону, а потом Сева бросил его вниз в тщетном усилии оторваться от шквала.
Растяжки и подкосы натужно скрипели, в хвосте звонко хрустнуло, Сева выдал невообразимую конструкцию с поминанием по матери всех создателей аэроплана, но это не помогло. От заднего стабилизатора с треском оторвало руль высоты, по фюзеляжу хлестнула лопнувшая расчалка.
— А-а-а, сучье вымя!!! — заорал Сева. — Не ссы, jefe, не в таких переделках бывали!
Наверное, пиринейские боги не понимали русских словесных оберегов — откуда ни возьмись надвинулась гора, поросшая лесом, самолет клюнул носом, выровнялся, клюнул еще, но в этот раз Сева не вытащил.
Деревья стремительно приближались, Сева тянул ручку, удар, треск, грохот! И я полетел вперед, через спинки кресел.
В отключке я пролежал недолго — салон не успел промокнуть, хотя сверху плотной стеной лил дождь. В стойке рамы кокпита имелась вмятина, отчего голова саднила и кружилась. Но иначе я бы вылетел наружу с непредсказуемыми последствиями, а так ощупал себя — вроде цел, только сильно болят ребра слева, где кобура.
Сева тряпичной куклой обмяк на приборной панели, а в пиренейскую идиллию с шуршанием дождя по смятому перкалю фюзеляжа вплелся острый бензиновый запах.
Матернувшись по примеру Севы, я ногой вышиб дверь и потащил в нее пилота — если, не дай бог, полыхнет горючее, лучше быть подальше.
Дотащил летчика до скального навеса, уложил на спину и проверил — дышит! Но руки-ноги точно переломаны, лицо в юшке и мелких осколках стекла, однако кровотечений серьезных нет.
В полумраке от затянувших небо черных туч я разглядел, что по сторонам от деревьев торчали крупные скалы: повезло, метров двадцать влево или вправо, и нас бы расплющило в лепешку. Рано или поздно авария должна была случиться, статистика, бессердечная ты сука — полеты на нынешних аэропланах не самое безопасное занятие.
Самолет все никак не загорался, я решил, что его можно размародерить, потер ноющий бок и выбрался под дождь. Нашел ракетницу, крупный нож и бутылку орухо, которые возил с собой опытный Сева. Сразу же вырубил шины для перевязки, потом накроил перкаль и обшивку кресел на полосы. Влил в пилота водку, срезал куртку, распорол брюки, за полчаса с ругательствами, почти наощупь, кое-как прибинтовал переломанные конечности к очищенным от веток стволикам и сел думать, что делать дальше.
Понятно, что надо вводить курс медицинской подготовки и сделать аварийный запас для самолета — еда, мачете, спички, зеркальце, ракетница, аптечка, веревка… Но это потом, а сейчас у меня есть нож, пистолет, дохрена воды с неба, которую я собрал в жестянку от бензина, совсем нет еды и понимания, где мы. Идти по незнакомым горам в такую грозу — самоубийство, поэтому я взялся за осмотр окрестностей.
Вымок как цуцик, но был вознагражден — под соседней скалой нашелся вход в сухую пещерку. Намотал тряпки на палку, вымочил в бензине, чиркнул Севиной зажигалкой и полез внутрь.
Мать моя женщина, да это целый дворец!
Причем обитаемый — люди здесь точно бывали и вовсе не в палеолите! Все стены размалеваны сажей — косые кресты из двух суковатых поперечин, множество лозунгов с восклицательными знаками, но ни одного понятного слова. Наверное, это баскский язык.
В каменном углублении нашлась скрученная и перевязанная кошма, кожаный мешочек с огнивом, кресалом и сухим трутом, жестяночка с солью и два закопченных котелка, каждый литров на пять. Осталось понять, когда сюда придут хозяева, и дождаться.
Сколько бы ни было наверху воды, она все-таки закончилась. Сплошной поток разделился на тугие струи, струи потеряли упругость и превратились в тоненькие ниточки, ниточки порвались на капли… Тучи ушли на север, небо светлело с каждой минутой, радостно заголосили птицы, я на кошме перетащил Севу в пещеру.
И все бы хорошо, но у него начался бред.
Идти за помощью — так нельзя оставить летчика, мало ли кто в горах водится, медведи те же… Тащить на себе — я сдохну, и так тело ломит. Положил Севе на лоб мокрую тряпку, вылез наружу. На дереве над самолетом сидела пичуга и молча трепала клювом свои растопыренные перья — то ли чистилась, то ли сушилась.
Срубил две крепкие жерди, выломал уцелевшие плоские подкосы крыла, привязал сверху, из полос перкаля сделал лямки — получилась неплохая волокуша. Куда идти? Воздух полон испарений, но я разглядел на самой вершине противоположной горушки часовенку, что ли… Вряд ли там есть люди, к тому же, карабкаться вверх у меня сил не хватит.