— Да, я создаю рынок для своих товаров, что тебя удивляет?
Строительство радиостанции, помимо всего прочего, дало нам отличное прикрытия для экспериментов с радаром — если на первом этапе всем заливали про вышки для парашютистов, то после натяжки тросов антенн эта легенда уже не годилась.
— Зачем тебе испанский рынок? — удивился отец. — Емкость невелика, денег здесь тоже нет, почему бы не делать то же самое в Америке?
— Здесь нет конкуренции, и ситуацию на рынке определяю я и только я, — ну не прямо же говорить, что не хочу лишней накачки Штатов технологиями?
— Не знаю, в любом случае дома у тебя перспектив куда больше.
Ну да. Поддержать Рузвельта, примазаться к нему, вылезти наверх… Только из меня политик — полное говно, я лучше схемки паять буду.
Но Ося вцепился клещом и продолжил разговор у меня в кабинете:
— Я таки устаю за деньги, а ты заливаешь ими все проблемы, неровен час, пустишь нас по ветру!
— Не преувеличивай. В конце концов, ты тоже миллионер.
— У тебя есть проценты с капитала, чтобы так себя вести, а я пас! Доигрываем падение, переходим в золото, и я в Америку, стричь купоны.
— То есть мои прогнозы тебя не убедили?
— Нет.
Я побарабанил пальцами по столу — в принципе, все самые главные вложения мы уже сделали, и вполне можно умерить пыл. Годика два вполне протяну без Оси, а дальше он сам увидит, куда дело идет… С отцом-то проще — свяжусь с Узким, договорюсь насчет покупки апельсиновых плантаций и выкачу родителям подарок. А заводик в Андалусии поставить — делов на полгода, вот вам и готовый бизнес на совершенно свободном рынке в Европе. Война, конечно, сильно его подпортит, но война не вечна.
— Хорошо. Но прежде сделай последнее дело. Нужно зарегистрировать корпорацию в Швейцарии и всю нашу собственность здесь оформить на нее.
— Чем тебя не устраивает Америка?
— Не спрашивай, просто сделай.
Когда поезд, увозивший близких, скрылся за поворотом, я без сил упал на сиденье «Испано-Сюизы».
— Куда, босс? — флегматично поинтересовался Ларри.
— Куда угодно.
— О-кей, — и он воткнул передачу.
Машина выехала с территории и устремилась на север, к аэродрому. Молодец Ларри, там всегда если не что-нибудь новенькое, то можно тупо повтыкать на самолетики или тренировки парашютистов.
Однако, хрен — в аккурат посреди взлетки торчал завалившийся на бок У-2 с отломленными справа крыльями, а вокруг суетилась целая толпа инструкторов и курсантов.
— Все живы?
— Все в порядке, jefe! — отрапортовал вездесущий Сева. — Ушибы и нос расквашен, все остальное цело, если не считать шасси и плоскостей. Сел неудачно.
Я даже в разборки въехать не успел, как меня дернули к телефону — совсем забыл, что у меня сегодня переговоры, а Серхио в суматохе с отъездом не успел напомнить.
На этот раз нас посетили турки.
Поначалу я даже не поверил, что это турки — настолько их форма походила на послевоенную советскую, никаких бараньих папах и тем более фесок, стильно и элегантно. Интересовали их в первую очередь автомобили и грузовики, заявку выкатили аж на тысячу штук! Беда только, что военный бюджет у них (как и у всех) сильно уступал хотелкам, и турки по-восточному увлеченно торговались, хотя я был готов отдать «ниже рынка» — все-таки первый серьезный контракт!
В отличие от парагвайцев, он не торопились, я за два дня их цветистой вежливостью пресытился и решил сделать предложение, от которого они не смогут отказаться — бартер.
На зерно, которое осенью будет легко перебросить на северный берег Черного моря.
А когда я сказал, что готов закупить и сверх того за валюту, глава делегации обещал доложить лично Ататюрку.
Третий день они провели в обнимку с телеграфом, утрясая детали сделки с Анкарой, и уехали после подписания предварительного соглашения. Даже взятку давать не пришлось, а пистолеты с серебряной и золотой насечкой от баскских оружейников — это просто подарок.
Эренбург постарался распространить известие о контракте как можно шире, зашевелились и другие потенциальные клиенты — например, мне пришла заявка на технику для Африканской армии. Отбирать ее приедет комиссия знакомого мне генерала Франко, в которую входят полковник Тенадо, майор Баррон и советник Крезен.
Глава 19Крах инженера Г
Тот из психологов или телепатов, кто научит мужчин понимать, чем недовольна молчащая женщина, вознесется на небывалые вершины славы.
Вот что я делаю не так?
Цветы — вся территория поселков и заводов покрыта кустами и цветами, почти весь Палафружель сюда пересадила! Блин, специальных садовников приходится держать в штате! И это не считая обычных букетов.
Подарки? Сколько угодно, но сделать, чтобы Габи приняла их — целая эпопея.
Внимание? Постоянное! Уж телефонные звонки один-два раза в день меня не разорят.
Замуж не зову? Звал, но даже с родителями знакомиться не стала, хотя это ее ни к чему не обязывало.
Интересов не разделяю? Да уж куда больше — школы ни в чем отказа не знают, учебный процесс впереди планеты всей, любые начинания поддерживаю.
Время не провожу вместе? Тут да, маловато. Но что делать, если я все время в Овьедо, она — в Барселоне и оба заняты по самое не могу? Самолет не телефон, гонять ежедневно не получится. А на мое предложение вернуться в Овьедо и возглавить наши школы здесь, Габи ответила сухим отказом — только-только развернулась, едва-едва наладила работу и бросать все?
Отношения держались, но понемногу ушла из них та безоглядность, ради которой и стоит ввязываться, теперь каждое движение приходилось обдумывать — а как воспримет? А не повредит ли?
Помыкавшись, я решился на прямой разговор и в следующий ее прилет выбрал подходящий момент, взял за руки и спросил, глядя прямо в глаза:
— Что у нас не так?
Она аккуратно высвободила кисти, помолчала, а потом задала убийственный вопрос:
— Зачем ты это делаешь?
Мне хватило чувства самосохранения задушить саркастическое «Что из того, что я делаю, зачем?», и я ограничился вопросом «Что именно?»
— Зачем ты покупаешь пушки?
Она скрестила руки под грудью, и я чуть не позабыл, что мы тут вообще делаем.
— Зачем тебе броня?
Ну как зачем… Пришло время одевать недотанк, и заказ отправился к нашим поставщикам в Хихон. А завод в Сестао уже вовсю лил гусеницы и штамповал «строительные каски» из стали Гадфильда. Но откуда этот внезапный пацифизм?
— Ты же знаешь, военное министерство передало мне в управление оружейные и патронный заводы, я так думаю, что этим не ограничится. На днях приедет целая комиссия из Африканской армии…
У Габи дернулись тонкие ноздри и сузились глаза, а я заметил, что она еще красивее, когда злится.
— Ты решил зарабатывать на смерти?
— Я еще никого не убил.
— А куда делся Абехоро?
— Это лучше спросить у него.
В «группу Зорро» меня не взяли, о чем я очень жалел — сильно хотел посмотреть на курощение. Но Панчо, отказавший мне в участии, рассказал, что все прошло тихо и буднично — остановили машину на безлюдном участке, вынули фигуранта и зачитали ему список ближайших родственников с адресами, названиями школ или церквей, куда они ходят, перечислили всю его недвижимость и компании, куда вложены его средства… Вот точно, с кем поведешься — Панчо наверняка набрался этого в Америке, поскольку я о таких методиках ему не рассказывал, хотя и «Крестного отца» смотрел, и в девяностые много подобных историй слышал.
Чтобы подтвердить серьезность намерений, Панчо предложил спалить дом, на что Хосе Мария Абехоро Гонзало отреагировал с пониманием, быстренько собрал вещички и отбыл в эмиграцию. Никого это не удивило — обычное дело, многие так переселялись на время в Латинскую Америку, на Кубу или на Филиппины, делали там состояние, возвращались богатыми и уважаемыми людьми.
— Что-то он слишком быстро уехал…
— Габи, не усложняй. Наверное, у него там подряд или контракт с ограничением по времени.
Слово за слово, сантиметр за сантиметром, я оказался с ней рядом, но ничего еще не закончилось:
— Мне не нравится, что ты за деньгами не видишь главного.
— Вот уж нет! Ты же знаешь, я не гонюсь за прибылью, наоборот, я вкладываю ее в людей.
Она позволила себя поцеловать в щечку, но уточнила:
— Значит, это заказ военного министерства?
Чего я совсем не хотел — так это врать любимой женщине и потому ответил уклончиво:
— Я не могу раскрывать детали, это секрет.
Габи чуть отодвинулась, подобрала ноги на диван и внимательно на меня посмотрела. Будто видела в первый раз, а потом медленно протянула:
— Хорошо… Кажется, я знаю, как ты можешь оправдаться.
Ну вот, что ни делай, а кругом виноват.
На следующий день Габи представила мне одного из своих учителей, каноника Максимилиано Мартинеса. Как ни странно, я уже встречался с ним с подачи монсеньора Луиса-и-Переза, когда дошло до присутствия «Католического действия» на заводах. Толком из этого ничего не получилось — чтобы влиять на рабочих, нужно быть в их гуще, а католических активистов с нужными профессиями набралось полторы калеки. Их мгновенно превратили в объект для постоянных шуточек, большая часть довольно быстро сбежала с заводов, то есть с уловлением душ у ксендзов не заладилось.
— И сколько я не пытался доказать, что вся наша профсоюзная деятельность должна быть прозрачной и бескорыстной, без апологетики собственности, общественного порядка, работодателей или самой Церкви, я не преуспел, иерархи считают иначе, — жаловался Мартинес.
Но если брать ситуацию по всей Испании, на ее фоне провал католической пропаганды в рамках Sociedad Espan'ol de Automoviles y Tractores смотрелся бледно — таких агитаторов могли и на тумаках вынести, не говоря уж о поджогах церквей.
Однако молодой священник принес мне интересный план, как поднять авторитет церкви, заработать очки у властей и сделать реально полезное дело — он предложил профинансировать вакцинацию от турберкулеза! Препарат, который я всю жизнь знал под русским названием БЦЖ, оказывается, уже лет десять существует и называется здесь тоже BCG, в честь создателей — Bacillus Calmette-Guerin.