Вечер не шел из головы. Макс не шел из головы. Она перебирала в памяти весь их разговор, как бусины на нитке. Вот он зовет ее прогуляться по замку. Вот говорит о планетах. А вот — о них двоих. О даре, который проводил невидимую черту, отделявшую Аню и Макса от остальных людей. Связывал их двоих крепче любой другой связи. И она не знала, пугает ее эта связь или радует. Может быть, все и сразу.
Месяц круглил щеку, подглядывал в ее окна. Аня вспоминала, как они прощались: Макс замер у спальни, неловко вскинул руки, будто хотел обнять, но в последний момент просто сжал ее ладони в своих. Та, что в кожаной перчатке, уколола и оцарапала, но другая, живая и теплая, накрыла сверху и согрела. Аня подумала, что таково, должно быть, и его сердце: мягкое поначалу, а на дне — острое, оскаленное. Она хотела узнать его получше. Может быть, даже спуститься на самое дно. Если они с Максом связаны накрепко даром, хорошо бы начать ему доверять.
В конце концов, какой у нее выбор.
Она проснулась, когда уже перевалило за полдень. Показалось, в дверь постучали — не мягко и деликатно, как это делает Ингрид, а громко, отрывисто. Аня подскочила на кровати и заспешила к двери, но в коридоре уже никого не было — только у порога, перевязанная широкой атласной лентой, стояла квадратная коробка, да где-то на лестнице стучали удаляющиеся шаги. Странно. Аня подняла коробку и на вытянутых руках внесла ее в комнату. Положила на кровать, осторожно развязала бант на крышке.
Внутри, проложенный хрустящей вощеной бумагой, в облаке духов и золотой пыли лежал золотой атла́с. Аня потянула его из коробки, и ткань скользнула между пальцами, стекла по ее рукам прохладными волнами. Она держала перед собой вечернее платье. Длинное, до самого пола, с открытой спиной. Слишком откровенное. Слишком блестящее. Слишком. Слишком. Оно не могло предназначаться ей. Тот, кто принес коробку, просто ошибся дверью. Это платье было в пять раз лучше, чем те, которые шила ее соседка по цеху Лидочка. Аня не могла даже вообразить, что когда-нибудь наденет нечто подобное.
Из расправленной ткани выпала карточка. Аня подняла ее: на белом картоне, точно таком же, какой сопровождал букет, тем же кривым почерком было старательно выведено русскими буквами: «Подарок». Аня поднесла карточку к носу, но она пахла только духами из коробки, больше ничем. Аня постучала уголком по краешку губ, чувствуя, как набухает глупая улыбка. Не в силах справиться с чувством, вдруг захватившим ее, она упала на кровать, тихонько рассмеявшись. Текучая ткань легла ей на губы прохладным поцелуем.
Подарок. Подарок — ей, единственному человеку в замке, который понимает, что тут написано. От единственного человека, который мог бы это написать.
Она спустилась в холл, надев шерстяную юбку и накинув на плечи шаль. Вечернее платье было и очень холодным, и неуместным для середины дня, хотя Аня с минуту мучилась у зеркала, прикладывая к груди то золотой атлас, то простую хлопковую блузу.
В холле сновала туда-сюда прислуга: выносили на воздух ковры, протирали пыль, куда-то спешили с полным тазом почерневшего от времени серебра. Ингрид, пробегая мимо, кивнула ей, а потом, улыбаясь, указала подбородком на открытые двери большого зала. Там за круглым столом в компании детей сидел Макс. Аня вошла, и Макс, заметив ее, подозвал:
— Аня!
Стол был завален бумажными цветами и лентами, дети собирали из них букетики. Макс помогал самой младшей девочке лет пяти или шести, у которой пока не получалось ловко завязывать банты. Здесь был и Борух. Он делал то же, что и другие, сосредоточенный больше обычного. Занятый своим букетом, он даже не взглянул на Аню. Как только она увидела его макушку, всю в мелких завитках, сразу вспомнила, что хотела поговорить о мальчике еще вчера, при первой же возможности. Но стоило наконец встретиться с Максом, прикоснуться к нему — и все забылось. Совесть привычно уколола Аню где-то под ребром, но слабее, чем раньше. Аня успокоила ее: кажется, с Борухом все было в порядке.
— Что вы тут делаете? — спросила она, устраиваясь напротив Макса. Мальчик, рядом с которым она села, подвинул ей корзинку с цветами.
Макс перехватил лентой проволочные ножки роз и отозвался:
— Мы готовим комплименты для гостей.
— Для гостей? — Аня вытянула из корзинки цветок, такой же золотой, как ее платье, которое осталось в спальне. — Сегодня какой-то праздник?
— Мой день рождения, — сказал Макс так просто, будто речь шла о чем-то незначительном.
Прислуга суетилась вокруг — протирала бокалы, расставляла в вазы свежие букеты, чистила камин. Дети заготовили уже около тридцати комплиментов и не собирались заканчивать. Ане стало стыдно, что не догадалась сама. Зато теперь она поняла, для чего понадобится то невозможно красивое платье. Наверное, Макс хотел представить ее своим друзьям. А значит, она не может выглядеть замарашкой или сидеть в комнате, как сумасшедшая на чердаке, в такой важный день.
— Поздравляю… — неловко пробормотала она.
— Спасибо, — ответил Макс. — Присоединяйся.
Чтобы загладить вину, Аня скрутила букетик из алой розы и желтых веточек, похожих на пижму. Вышло недурно. Девочка, которой помогал Макс, потянулась к его уху и, закрывшись ладошкой, что-то зашептала, хитро поглядывая на Аню. Встретившись с ней взглядом, она захихикала и спряталась на плече у Макса.
Аня удивленно подняла бровь. Макс, наклонившись через стол, громким шепотом доложил:
— Мэрит говорит, ты ей очень нравишься. Ты очень красивая. — Потом обернулся к девочке и сказал извиняющимся тоном: — Ich habe ihr alles erzählt, Merit. Ich konnte einfach nicht schweigen [1].
За разглашение тайны он, конечно, тут же получил: Мэрит замахнулась и стукнула его по руке. Макс сделал вид, что ему сильно досталось. От этой пантомимы Аня прыснула, искоса глянула на Боруха: как он? Может, его тоже развеселила эта почти семейная сценка?
Борух сосредоточенно скреплял булавкой ленточку. Он уколол себе палец, но как будто ничего не почувствовал. Кровь запачкала ленту — правда, почти незаметно, потому что лента тоже была красная. Аня вытянула из коробки такую же. На одном из концов ленты был вышит герб, который в замке встречался повсюду: на стягах, форме воспитанников, даже на столовых салфетках.
— А что это значит? — Она показала Максу символ, похожий на водоворот.
Он бегло взглянул и ответил:
— Фамильный герб Нойманнов. Тот, который должен был удержать великанов, помнишь? Теперь это что-то вроде знака общности, объединения людей под одним лозунгом ради общей цели.
— Под каким лозунгом? — не поняла Аня. — Какой цели?
Макс слабо улыбнулся:
— Что ж… Это покажет время.
Он посмотрел куда-то Ане за плечо, и она оглянулась: в дверях замерла Катарина. У Ани возникло смутное чувство, что Катарина уже давно стоит там, наблюдая, но Макс только сейчас обратил на нее внимание.
— Фройляйн Крюгер, попросите Ганса собрать нам корзинку для пикника. На двоих. — Макс обернулся к Ане: — Погода сегодня хорошая. Ты ведь не против прогулки?
— Не против, — ответила она, чувствуя спиной тяжелый взгляд.
Скрипнули и застучали каблуки — это Катарина развернулась и вышла. Пряча глаза, Аня взялась за следующий букетик. Почему-то ей становилось неловко, когда она видела этих двоих вместе. Будто подглядывала за ссорой и вообще лезла не в свое дело. Занимала чужое место.
Вскоре все комплименты были готовы, и Катарина вернулась, чтобы забрать детей на уроки.
— До вечера мы будем только мешаться в замке, — шутя сказал Макс и подал Ане руку, помогая встать. — Лучше перекусим на свежем воздухе.
Он обращался с ней так, словно она была хрупкой золотой статуэткой, которую должно хранить за тонким стеклом и только сдувать пыль. Настоящим сокровищем. У Ани замирало сердце всякий раз, когда он касался ее, или помогал с шалью, которая зацепилась за спинку стула, или открывал перед ней дверь.
Макс не позволил Ане нести ни корзинку с едой, ни свернутый плед. День был и вправду замечательный. Солнце припекало почти по-летнему, и стоило им выйти за холодные замковые стены, как Аня быстро согрелась. Они взобрались на скалистую, поросшую лишайником возвышенность, откуда открывался вид на замок и лес.
— Здесь так красиво, — протянула Аня, оглядываясь по сторонам: никак не могла решить, какой вид ей больше нравится. Замок восхищал своей строгостью и грандиозным размахом, но осенний разноцветный лес особенно манил.
Внизу, среди камней, блестела река, а здесь, на вершине, дул прохладный ветер. От земли уже тянуло холодком — предвестником зимы. Макс расстелил шерстяной плед и стал разбирать корзинку. Ганс положил им свежие рогалики с маслом, сыр и фрукты.
— Всегда мечтал провести свой день рождения вот так, — сказал Макс и похлопал по пледу, приглашая Аню сесть рядом.
— Как? На природе?
— И в хорошей компании, — кивнул он.
Подобрав юбку, Аня села, но на самый краешек. Вытянула ноги в красивых туфлях. Это было намного лучше, чем мужские сапоги. А в спальне ее ждала еще одна пара, которая обнаружилась на дне коробки и идеально подходила к платью.
— Вечером замок будет полон гостей, и нужно собраться с духом, чтобы выдержать столько народу… — Макс оглянулся на Аню и оборвал сам себя: — О чем ты думаешь?
Было ужасно неловко признаваться, что о платье, поэтому Аня сказала первое пришедшее в голову:
— Помнишь, ты как-то говорил, что можешь управлять своей силой? Я бы тоже хотела так уметь. Но пока это происходит без моего желания. Я просто как будто… — Она раздвинула руки в стороны. — Взрываюсь. Выхожу за пределы тела. Не могу сделать это по собственному желанию. И не могу сама вернуться. Только у Пекки… — Она запнулась. — У брата получалось меня вернуть.
— Как получалось? — Макс протянул ей мягкий рогалик. — Вот, попробуй, Йоханна сама их печет.
Есть совсем не хотелось, но Аня отломила кусочек, положила слоеное тесто в рот и стала жевать, чтобы сделать Максу приятное. Он довольно кивнул.