Пахло озоном — небывалой для осени, но близкой грозой.
Лес встретил их позолотой и медью, блестящей на солнце ярче любого дворца. Макс отыскал узкую, почти заросшую тропинку и пошел по ней, шурша опавшей листвой. Аня шла следом, глубоко вдыхая осеннюю прель и до звона прозрачный воздух. Высоко в кронах перекликались лесные птицы. Как в детстве, она узнавала их по голосам, и сердце наполнялось радостным теплом — будто она наконец-то встретила старых друзей. Варакушка, синица, зарянка. Свиристель. Вот хохотнула неподалеку одинокая выпь — значит, близко вода.
Прямо под ноги ей выпрыгнул крепкий боровик, и Аня не удержалась: наклонилась, осторожно сорвала, надломила шляпку. Гриб оказался чистым и пах головокружительно — детством, смехом, свободой.
Каждую осень они с Пеккой собирали по несколько корзин на скорость, аукая друг дружке, чтобы не заплутать. К маленькой Анники грибы всегда сами прыгали в руки — выглядывали из-под листочков и рыжего хвойного ковра, блестели масличными шляпками, только срезай.
Она быстро разгадала главный секрет грибов: нашелся один — ищи рядом второй, иди по широкому кольцу, и тогда соберешь полную корзинку. Вот и теперь Аня пошла кругом — и вправду отыскала еще парочку белых. Макс наблюдал за ней с удивлением и любопытством. Заметив это, Аня рассмеялась, показала свою добычу.
— Когда я была маленькой, мы с братом часто ходили в лес, — объяснила она. — По грибы, по ягоды. Черника и морошка летом, клюква и брусника осенью. Лисички до самого снега, их на белом знаешь как видно! А мама потом пекла пироги…
Она обтерла грибы о подол юбки, сложила осторожно в карман, чтобы не сломать шляпки. Они с Максом снова зашагали по тропинке, медленно, погруженные каждый в свои мысли. Вспомнив о маме, Аня пыталась отогнать ее образ, но ничего не получалось. Ее полные белые руки, все в муке, отдыхающее под полотенцем тесто, которое мама замешивала с рассветом, запах и вкус пирогов — все это всплыло в памяти и не хотело исчезать.
— Она ведь умерла? — спросил Макс осторожно и сочувственно, будто это случилось совсем недавно. Удивительным образом он угадал ее мысли, почувствовал ее грусть.
— Да, — ответила Аня и призналась: — Она погибла из-за меня.
Думать о маме, тем более говорить о ней, было тяжело. И почти совсем невыносимо — о том, почему так случилось. Стоило вспомнить, как огонь пожирал их дом, и вот пламя уже заплясало перед глазами, обожгло до слез. Аня прикрыла веки и, вздохнув, прошептала:
— Почему это все досталось именно мне…
— Мне жаль. — Рука Макса мягко сжала плечо. — Но так случилось, и никто не может знать, почему. Раньше я задавался тем же вопросом, но потом понял: думать об этом — бессмысленно. Главное, что теперь это наша ответственность. Кто-то рождается в королевской семье, и его ответственность — рано или поздно возглавить страну. Он не имеет права просто сбежать от своих обязательств. А мы родились с даром, и наша ответственность — научиться с ним жить, хотим мы того или нет. Нужно быть очень храбрым, чтобы принять такой дар…
Вдруг совсем близко вскрикнул козодой, и Макс испуганно отскочил в сторону. Аня прыснула. Макс, шумно выдохнув, тоже рассмеялся.
— Ну вот, — сказал он сквозь смех. — Теперь ты знаешь, что я не такой уж и храбрый.
Вскоре они и впрямь вышли к небольшой, но быстрой реке. Вода сбегала вниз по камням, бормоча и пенясь, закручиваясь мелкими бурунами, несла опавшие листья. Длинная сочная трава вдоль берегов полоскала в реке свои зеленые косы.
На противоположный берег вел старинный мост. Потемневший от времени и сырости, с изумрудным мшистым брюхом, он изгибался над рекой каменной аркой. Аня остановилась, чтобы полюбоваться и перевести дыхание.
— Устала? — спросил ее Макс. — Осталось немного.
Аня присела на берегу, коснулась пальцами студеной воды.
— Совсем нет, — призналась она. — Наоборот, в лесу я будто набираюсь сил. Здесь мне спокойнее, чем в замке. Я чувствую себя как дома.
— Это странно… То есть я хотел сказать — удивительно.
Макс взошел на мост и, остановившись, протянул Ане руку:
— Идем?
Стряхнув воду с пальцев, Аня поднялась и последовала за ним на ту сторону. Камень моста был гладкий и странно теплый, прямо как рука Макса. Дойдя до середины, Аня остановилась.
— Кажется, здесь хорошее место. Чтобы попробовать…
— Попробовать?
Она поймала на себе странный взгляд Макса и совсем смутилась.
— Я хотела сказать, потренироваться. С даром. Тут я никому не причиню вреда.
Макс огляделся. Конечно, местность и так была безлюдной, но в лесу обитали звери и птицы — им тоже не хотелось вредить.
— Хорошо, — кивнул он, отступив на шаг. — У тебя получится.
Аня глубоко вдохнула и медленно выдохнула, закрыла глаза.
Марево снова уснуло где-то внутри нее, свернувшись кольцами, как огромный дракон, но она его чувствовала. Этот дракон всегда был с ней. Дышал в унисон, смотрел на мир ее глазами. Нужно только разбудить его и выпустить на свободу — но держать крепко, на короткой привязи.
Прошла минута, затем еще одна. Ничего не происходило. Макс не торопил ее, никак не вмешивался и даже почти не дышал, но Аня все равно ощущала его присутствие всей кожей.
В конце концов она сдалась. Макс увез ее в глушь, подальше от людей, в безопасное место — но для дракона здесь было слишком безопасно.
Аня выдохнула, открыла глаза. В отчаянии оглянулась на Макса:
— Что мне сделать?
Он задумался, а потом предложил:
— Вспомни брата.
— Вспоминаю каждую минуту.
— Конечно. Но сейчас сосредоточься только на нем. Вспомни его лицо. Вспомни, каким он был.
Аня снова закрыла глаза, и Пекка встал перед ней таким, каким она сохранила его в памяти: с мягкой улыбкой — одним уголком рта, блестящими темными глазами, широкоплечий, крепкий, дурашливый в хорошем настроении. Потом взрослый Пекка сменился маленьким — в тулупе и валенках, с красными от мороза щеками и инеем на ресницах, с мокрым носом и облачком пара изо рта. Без переднего зуба, конечно же. Он так смеялся, когда молочный зуб выпал, а Анники расплакалась от жалости…
— Вспомни его взгляд. — Голос Макса, тихий и вкрадчивый, звучал совсем близко. — Каким он был, когда ты видела его в последний раз?
Лицо Пекки вновь изменилось — повзрослело, осунулось, потемнело от грязи. Пекка смотрел исподлобья глазами побитой собаки.
— Представь, где он был… Совсем один, без твоих писем.
Губа разбита, руки связаны за спиной. Какие-то темные застенки. Ох, милый, милый Пекка…
— Его расстреляли, Аня, — жестко сказал Макс, и где-то вдали хрустнула ветка. Аня вздрогнула. — Он не был виновен ни в чем, но его расстреляли.
— Из-за меня, — прошептала Аня.
— Да, из-за тебя, — надавил беспощадный голос. — Но разве ты этого хотела? Нет. Это сделали другие люди. Они отдали приказ…
Что-то изменилось. Аня почувствовала, как внутри нее подняло голову нечто большое, горячее, как опалило огнем живот, раздвинуло ребра — а потом все заполнил едва слышный, тонкий звон.
— Вот так, Аня, собери эти чувства, — возбужденно говорил Макс у самого ее уха. — Этих людей нужно победить. Они заслужили твой гнев.
Все другие звуки утонули в звоне, только голос Макса оставался с ней. Он шептал прямо в голове: «Твоя ярость праведна. Твой дар прекрасен. Нет ничего плохого в том, чтобы с его помощью защищать любимых людей».
Аня вдохнула — и иссушающая, гулкая волна раздалась во все стороны. Поднялся ветер, вода на реке пошла рябью, деревья зашумели, теряя желтые листья. Сила толчками выходила с каждым выдохом, стекала с пальцев, обжигала горло. Закричи она сейчас — и деревья вокруг снесет, будто ураганом. Взмахни рукой — и камни вывернет из земли, раскидает по округе.
Казалось, она поднялась выше самых высоких сосен, стала горячей, как солнце, и неколебимой, как земная твердь. Она могла бы объять весь мир и сберечь его в своих ладонях. Дракон глядел сквозь ее глаза, и Аня знала: она и есть дракон. И всегда им была.
Камни моста под ее ногами задрожали, в ушах засвистело, и тут она услышала громкое, испуганное:
— Анники!
Марево схлынуло. Выдохнув, Аня открыла глаза. Одновременно с этим с неба рухнула вода — это река поднялась из русла, послушная силе. Вода окатила Аню с головы до ног, и она, взвизгнув, отскочила — прямо в руки к Максу. Он тоже был весь мокрый, но смеялся громко и счастливо.
— Аня! — Он крепко обнял ее и, не удержавшись, расцеловал в щеки. — Das ist großartig! [3] Ты великолепна!
— Спасибо, — пробормотала Аня, ужасно смущенная его радостью. Макс был первым, кто искренне восхищался ею. Хотелось закрыть лицо, спрятать глаза, но Макс не позволил. Поймав ее подбородок, он серьезно взглянул в ее лицо и сказал:
— Вот настоящая ты. Вот твоя сила. Можешь пользоваться, когда тебе нужно.
Он наклонился к ней совсем близко, коснулся кончиком носа. Его губы оказались мягкими и горячими, а поцелуй — настойчивым и сладким. Он опалял почти до боли.
1. Добрый день, фройляйн Анна! (нем.)
2. И будет ждать гостей. Надеюсь, мы еще увидимся (нем.).
3. Это великолепно! (нем.)
2. И будет ждать гостей. Надеюсь, мы еще увидимся (нем.).
3. Это великолепно! (нем.)
1. Добрый день, фройляйн Анна! (нем.)
Лихолетов
Шли целый день — вдоль реки, затем через болото, из которого эта река вытекала. Без Егеря отряд «М» вряд ли бы смог преодолеть топкое место в полном составе. Медведь шагал, не разбирая дороги, то и дело проваливаясь в трясину. Один раз его даже пришлось вытягивать жердью. За Волком тоже нужен был глаз да глаз. Последние километры Лихолетов снова тащил его на себе.
Около пяти часов дня, гудя мотором, над ними пролетел ширококрылый биплан — со стороны замка куда-то в сторону леса. Егерь вжал голову в плечи, провожая его колким взглядом. Внезапное острое предчувствие обожгло догадкой, не основанной ни на чем, кроме твердой внутренней уверенности: им не нужно в замок, а нужно идти за тем бипланом. Вот только… Лихолетов покосился на непрошибаемого Медведя. Нет, эту махину не развернешь с проложенного маршрута.