— Самаэль!
Настя от страха сделала шаг назад и прижалась к стене. Она видела, как исказилось, словно от боли, лицо графа, черной массой нависшего над Ритой.
— Напрасно стараешься, Самаэль. Победа за ним. Всегда.
Граф зарычал, выставил руку вперед, тело Риты задрожало мелкой дрожью.
— Не всегда, Азазелло.
Насте показалось, она видела тень, вырвавшуюся из Риты и рассеявшуюся в воздухе. Ведьма глубоко вздохнула, словно вдруг освободилась, и открыла глаза.
— Я спала? — с удивлением спросила она.
— Как спящая красавица, — заверил ее граф.
Рита перевела взгляд на Настю.
— Не бойся. — Она ясно улыбнулась испуганной девушке. — Я сняла с тебя проклятие.
Граф протянул Рите руку, помогая встать с дивана, и она, поднявшись, прильнула к нему мягкой волной, обвила за шею. Настя не стала ждать продолжения, выскользнула из комнаты в коридор. Вошла на кухню, трясущимися руками щелкнула кнопкой чайника и, пока закипала вода, старалась изгнать отпечатавшееся на сетчатке глаз объятие графа и Риты. Такой идеальный по красоте образ, что, если бы он не причинял ей столько боли, она бы долго его смаковала, как кадр из фильма, как картину, как статую.
Внезапный удар сзади застал ее врасплох, на нее кто-то прыгнул, развернул к себе. Джонни. Единственный синий глаз горел ледяной ненавистью.
Он схватил ее за горло и начал душить. Настя не могла ни крикнуть, ни вырваться. Она попыталась оторвать его пальцы от горла, но это было невозможно. Воздуха отчаянно не хватало. Джонни приподнял ее, ноги забились в воздухе. Взмахнув в отчаянии руками, она столкнула чашку со столешницы, и та разбилась. Краски перед глазами померкли, все потемнело, кроме синего, горящего стужей смерти глаза Джонни. Снова удар и внезапное освобождение. Настя хватала воздух и никак не могла откашляться. Горло саднило.
Граф тряс ее, как игрушку.
— Ты в порядке?
Она кивнула, и демон оттолкнул ее, шагнув к лежавшему без сознания на полу Джонни и Рите, склонившейся над парнем.
— С ним все в порядке, — заверила она их. — Он просто связывает пережитое с Настей. Я им займусь. Вам лучше прогуляться.
— Пошли.
Граф увел Настю с кухни, протянул ей куртку, вывел из агентства на улицу. Девушка приходила в себя.
— Ни на минуту оставить нельзя, — недовольно вымолвил граф.
Он поднял ее голову, пальцы дотронулись до багровых синяков, оставленных Джонни. Насте казалось, земля уходит из-под ног. Она схватилась за ворот его куртки, чтобы не упасть. Граф усмехнулся.
— Не хочешь проверить, сняла ли Рита проклятие?
Настя отодвинулась подальше.
— Нет.
— Мне все равно придется это сделать. — Его пальцы нежно дотронулись до ее затылка, и она вздрогнула от удовольствия. А потом, не без сожалений вырвавшись из рук графа Виттури, быстро зашагала вперед по улице.
— Нет. Мне нельзя. Нам нельзя, — сбивчиво оправдывалась Настя сама перед собой, поскольку граф шел сзади.
— Почему нельзя? — с искренним удивлением спросил он.
— Потому что вы — демон!
— Ах да… совсем забыл… когда рядом такая красивая девушка, столь мелкие подробности вылетают из головы.
Настя с яростью развернулась к нему. Он смеялся. Она и влюбилась-то в него за этот смех. Золотистый, искристый, добрый. Девушка не смогла удержаться и улыбнулась. Злость как рукой сняло. И всю эту кошмарную историю, начавшуюся ночью, она наконец отпустила от себя. Плечи распрямились. Стало легче. Она хохотала до слез, и обида, досада, ревность тоже уходили.
Граф шагнул к ней и крепко обнял. Она зарылась лицом в расстегнутый ворот его куртки, вздохнула. Ладно. Демон так демон. Не драться же с ним!
— Мы с Ритой давние знакомые. — Она прикрыла глаза и снова позволила его голосу облачать ее в легкие ткани очарования. — Она очень сильная ведьма, одна из немногих, кто может помочь Джонни. Не волнуйся, он поправится и не будет больше на тебя набрасываться. Что случилось сегодня ночью?
Настя рассказала про ночное происшествие. Граф покачал головой.
— Возможно, Джонни разыграл тебя, Настя. Чтобы воспользоваться моментом и соблазнить.
— Но зачем ему это?
— Он злился на меня и тебя за то, что потерял глаз. Так он мог отомстить нам обоим. Но он и предположить не мог, что Кали оставила на тебе печать проклятия. Демонесса наверняка рассчитывала, что именно я получу основной удар.
— И теперь… Рита окончательно сняла с меня это?
— Есть только один способ проверить…
Он немного отстранил ее от себя, и Настя отодвинулась в сторону.
— Это просто уловка и хитрость, чтобы забрать мою душу?
— Я не могу ее забрать просто так, ты должна мне ее предложить. А я еще подумаю, брать ли…
— Хватит шутить.
— Демоны не шутят. Никогда. — Он улыбался, но по-другому. Как-то хищно. Настя отступила еще на шаг. Казалось, мгновение — и за спиной у графа Виттури вырастут огромные черные крылья.
— Пожалуйста… — Губы сводило от страха.
— Пожалуйста — что? — Голос казался холодным, острым, как лезвие ножа.
Ледяная дрожь пробежала по телу. Они были одни на улице. Его взгляд не обещал ничего хорошего. Ведь говорил же ей Цезарь… А она все не верила. А демон действительно опасен.
Граф в одно мгновение оказался рядом с ней, схватил за плечи и уставился своими черными глазами в ее расширенные зрачки. Девушка сделала движение, чтобы вырваться, но он тихо приказал:
— Смотри.
Против своей воли Настя окунулась в черноту его глаз. И была поражена, когда неожиданно перед ней замелькали разноцветные картинки — с такой скоростью, что она едва успевала понять, что именно видит.
Разводились мосты в Санкт-Петербурге, северное сияние вспыхивало где-то над снежной пустыней, щелчком раскрывался бутон розы в саду Версаля, крылья маленькой колибри жужжали, пока она замирала в воздухе, стрелка часов на площади в Праге сдвигалась на деление, дельфин выпрыгивал из воды, корни деревьев ломали кладку древнего храма, на край листа капала дождевая капля… и разбивалась…
Он соединил ее пальцы со своими и крепко сжал: скрип пера по листу бумаги, шорох песчинок в песочных часах, шуршание разворачиваемого пергамента, удар стилом по глиняной табличке… Звуки и образы сменяли друг друга часто и ярко. Ее зрачки расширились, она видела так много всего, словно одновременно была в тысяче мест. Слышала столько, словно оказалась в некоей вселенной, где хранились звуки. Или же он и был этой Вселенной, где хранилось время? Меч, вонзающийся в тело рыцаря, самолет-бомбардировщик, сбрасывающий смертельную ношу, женщина в муках родов, первый крик ребенка, кисть художника коснулась холста, пышная юбка танцовщицы взлетела вверх, мужчина и женщина слились в единое целое. Она вздрогнула. Его глаза превратились в две черные дыры, и там мелькали звезды, а может, вспышки памяти. Миллиарды образов. Бесконечность воспоминаний.
— Что ты видишь?
— Все, — выдохнула она.
Он улыбнулся, и его глаза приобрели привычный вид.
— Что ты понимаешь?
— Это хорошо. — Настя смотрела демону в глаза. — Все это — хорошо.
— А смерть? Страдания? Войны? Болезни?
— Кажется, это часть всего. Смерть — часть жизни.
— Вы не знаете другого пути. — Он отпустил ее.
— Кто ты?
— Я как время, которое открывает правду или скрывает ее. Я — знание и смерть всему.
— Тогда чего ты хочешь?
— Стать ничем. Я — смерть, которая не может умереть. Никогда. Я вечен.
— Наверное, это неплохо, быть всегда.
— Нет, это невыносимо. Время преследует меня. Я хотел бы остановиться, но я не в силах, пока не пойму.
— Что?
Он не ответил. Она помолчала.
— Ты знаешь, когда я умру?
— Да. Не хочешь узнать?
— Нет. Пока нет. — Настя поежилась. — Ты когда-нибудь любил?
Его бровь иронически приподнялась.
— Демоны не могут любить.
— Но как? Любовь — разве это не основа всего?
— Нет, конечно. Это человеческое оправдание своих низких страстей.
— А разве не существует абсолютной любви?
— Нет ничего абсолютного, кроме абсурда.
— Я тебе не верю.
— Ты абсурдна. Разговаривать о любви с демоном — абсурд, Настя.
— Ну не с ангелами же о ней говорить.
Демон расхохотался. Она с облегчением почувствовала, что он снова стал графом Виттури.
— Пойдем, внезапно смертная и абсолютно смешная, у тебя еще есть время все узнать самой.
Кто же он? Настя шла рядом с графом Виттури по городу, в раздумьях кусая губы. Дьявол, демон, смерть, время? Как ни назови, во всем обреченность. В любом имени слышится крах жизни и вопль бессмертия. Не потому ли он слегка презирает все вокруг и не любит никого? Так проще. Так не привязываешься к преходящему. А она сама? Разве граф не прав в том, что не любит она его вовсе, всего лишь страсть тянет ее к нему, как магнитом. Низкое вожделение к его телу. Девушка украдкой бросила взгляд на своего спутника.
Каждое движение демона было устремлено вперед, он напоминал ей греческие и римские статуи спортсменов, воинов и воинствующих богов. Мятежная черная шевелюра, взгляд, полный вызова окружающему миру. Он чеканил каждый шаг так, что, кажется, на асфальте должны были остаться следы.
Надо быть благоразумнее, решила вдруг она. Раз запретили с ним сближаться, значит, надо держать его на расстоянии. Ведь так лучше для нее, так спокойнее. Чувства не кипят, все внутри не переворачивается, не обрывается, не замирает сердце, когда он нечаянно задевает ее рукой или взглядом. Нельзя, значит, нельзя. Даже маленькие дети это понимают. Почему же так трудно уложить это понятие в своем сознании?
В сумерках города, при свете фонарей, ощущение его присутствия заполняло все пространство. В солнечном сплетении горела необходимость выяснить все, как-то уравновесить их чаши, но она боялась даже слово вымолвить. Граф вдруг остановился, она тоже. Они стояли у входа в маленький парк рядом с Пасео-де-Грасия. Граф Виттури открыл чугунные ворота и легким наклоном головы пригласил ее следовать за собой.