Диего махнул ей начинать, но в этот момент дверь в спортзал с грохотом отворилась, пропуская еще одного фехтовальщика в черном. И хотя на нем был шлем, граф Виттури угадывался в каждом шаге.
— Диего, я проведу этот бой с Настей. Иди.
Диего замешкался, но Настя кивнула ему. Еще не хватало, чтобы демон рассердился! Он и так, похоже, зол как черт.
Граф дождался, пока оборотень выйдет и закроет за собой дверь. Повернулся к Насте, поприветствовал ее мечом. Они начали бой. Настя чувствовала себя неуверенно. У него была иная манера двигаться, он словно отступал и уступал, но при этом невозможно было заставить его открыться: его меч постоянно находился в контакте с ее лезвием, она успевала только уклоняться от его попыток контролировать ее оружие. Но внезапно граф воспользовался брешью в ее обороне. Атака оказалась такой быстрой, что девушка не успела и глазом моргнуть, как противник обрушил на нее сильный удар. Настя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. А он уже перевел меч влево и ударил по плечу. Она не выдержала и возмутилась:
— Мне больно!
— Если я причиняю тебе боль, то лишь для того, чтобы научить. — Он говорил отрывисто и зло. — Прекрати раскрываться, ты постоянно оставляешь без защиты то правую, то левую сторону…
Девушка попыталась отразить очередной удар, но граф шагнул в сторону и звонко ударил ее по шлему.
— …то голову.
— Ах научить! — Обида на себя вдруг вылилась в кипящую, жгучую, как лава, ярость. И Настя, обиженная и ослепшая от злобы, начала теснить графа, пошла в наступление. Он играючи отражал ее удары, успевая наносить удары по ней. Не болезненные, а обидные. Сталь звенела, он смеялся, а она готова была орать от ненависти.
— Так ты не разрешишь проблему. Уйми свои чувства.
Они разошлись на мгновение. Снова поприветствовали друг друга мечами. Он нрав. Глядя на графа Виттури, она понимала, что, слепо махая мечом, ничего не решит. Но как унять эту бурю в душе?
— Ты сказал однажды, что знаешь, когда я умру.
Он оперся на меч, с любопытством ожидая продолжения.
— Когда ты пришел к художнику, ты знал, что он тебе откажет?
Ну хоть чем-то она его смогла удивить. Граф снял шлем, шагнул к ней, остановился.
— Художник все-таки явился тебе?
— Нет.
Насте вскружила голову внезапная власть над демоном. Он не знает. Не знает того, что знает она.
— Расскажешь? — Граф улыбнулся ей так обворожительно, что сердце забилось чаще.
— Может быть, — преодолевая горячее желание во всем признаться, ответила она. — Если ответишь на мой вопрос.
Вместо ответа он вернул меч к другому оружию, поставил шлем на шкафчик. Девушка последовала его примеру.
— У него была возможность согласиться. Пусть и маловероятная. Но все же. Никто никогда не обречен на сто процентов. Всегда есть возможность сделать иной выбор. — Граф пожал плечами.
— Это несправедливо. Ты играешь с человеком в рулетку. Черное или красное. Как может смертный узнать, какой выбор верный? Это нечестная игра!
— Ты удивишься, Настя, но… на самом деле все в глубине души знают, какой выбор — верный. Но не всегда принимают правильное решение.
— А есть вероятность, что дата моей смерти не верна?
— Да. Хоть и очень низкая.
— Каково это… общаться со всеми нами и знать, когда мы умрем?
Этого вопроса он не ожидал.
— С какой стати тебя волнуют мои чувства? — Он ответил зло и резко и схватил ее за руку. Настя вздрогнула. Его глаза стали черными дырами, и она почувствовала, как подкосились от страха колени.
— Я просто спросила. Мне больно! — Его пальцы впивались все сильнее, еще немного, и он запросто сломает ей кости.
— Не задавай глупых вопросов — не получишь дурацких ответов.
— Пусти! — Под его взглядом и от боли в руке она опускалась на колени. Вдруг граф отпустил ее.
Послышался звук открывающейся двери. В зал вошла Лика.
— Настя! — Она бросилась к девушке, стоявшей на четвереньках перед графом.
— Кажется, что-то потеряла. — Голос графа донесся до Насти словно издалека.
— Все в порядке, Лика, правда.
— Что ты потеряла?
— Мне просто показалось, что что-то закатилось под шкаф. Но там ничего нет. — Настя поднялась. — Ладно. Пойду в душ.
Когда девушка неверным шагом вышла из зала, Лика внимательно посмотрела на графа. Тот подмигнул ей озорно, и ангел, не заметив ничего подозрительного, последовала за девушкой.
Оставшись в одиночестве, демон долго перебирал мечи, задумчиво ловил свое отражение в клинках. Он причинил Насте гораздо меньше боли, чем хотел. И гораздо больше боли причинила ему своим вопросом она. Человеческое дитя, смертная, чья жизнь лишь миг для таких, как он, попыталась своим наивным сознанием залезть к нему в душу. И когда она угомонится?
Скоро. Очень скоро.
Из дневника Насти
Я окончательно запуталась. Проводник, кто бы он ни был, вместо того чтобы пролить свет, где искать картину с демонессой, только напугал меня. И испортил отношения с графом.
Погуглив в Интернете имя «Самаэль», я и вовсе приуныла: начальник демонов, разрушительная сила, ангел смерти, эгрегор зла… Копание в справочниках по демонологии не помогло разобраться: информация была скудной. Если об Азазелло, о Люцифере и прочих я нашла подробные статьи и даже осознала, что демон демону рознь, поскольку обнаружила даже подробные иерархии, то о Самаэле упоминаний обнаружилось очень мало и часто они противоречили друг другу. А в одном документе в онлайн-библиотеке его имя и вовсе упоминалось в перечне архангелов.
Я всячески избегала собраний в агентстве под предлогом работы в кафе и учебы, потому что не хотела сталкиваться с графом Виттури. Конечно, я рассказала о том, что во второйкартине спрятана часть силы для Ноктурны. С Диего и Ликой мы встречались несколько раз в неделю. Они сообщали мне новости, которых, впрочем, было немного. Агенты по всему миру перепрятывали артефакты, искали пропавшие или исчезнувшие, а Джонни всячески измывался над всеми членами агентства, за исключением Риты и графа. Граф переехал в Барселону, в шикарный особняк на Тибидабо, откуда открывался вид на город.
Я все так же мучилась ночными кошмарами, и не раз, проснувшись посреди ночи с часто бьющимся сердцем, прислушивалась, не раздастся ли хриплое дыхание под дверью, вглядывалась в темноту и отчаянно хотела позабыть все приключения.
Зима в Барселоне была холодной и сырой. Мартин и Юка собирались на пару недель уехать в Швецию, похоже, парень хотел познакомить девушку с семьей. Я была за них рада: хоть кто-то в этом городе жил обычной жизнью.
Работа в кафе у Пепе с приходом холодов стала еще интереснее: мы варили глинтвейн разных видов, подавали их в толстых стаканах с апельсиновыми дольками. По кафе разносился запах корицы и гвоздики, а имбирное печенье в разных формочках я научилась печь сама.
Мне отчаянно хотелось зацепиться за эту жизнь: учеба, работа в кафе, пробежки с Диего вдоль моря. Не думать больше ни о чем. Пару недель казалось, что мне это удалось. А потом, когда на улице лил страшный ливень и гремел гром, дверь кафе отворилась, и человек в черном плаще, с которого потоками лила вода, вошел в зал. За исключением поглощенной друг другом парочки, в кафе никого не было. Пепе мучился от ревматизма и ушел пораньше, предоставив мне возможность закрыть заведение, как только последние посетители уйдут. Но из-за дождя на улице они не торопились, да и мне выходить из теплого и вкусно пахнущего горячей выпечкой помещения не хотелось.
На мгновение показалось, что вошел граф Виттури. Сердце предательски радостно подскочило. А я-то считала, что смогла преодолеть свою тягу к нему! Но посетитель опустил капюшон, и под ним оказалось симпатичное лицо незнакомого парня. Он с любопытством оглядел кафе и подошел к барной стойке. Прежде чем я успела спросить, что он будет заказывать, посетитель наклонился ко мне и тихо спросил:
— Это ты — Настя?
От неожиданности я испугалась, но кивнула.
— У меня для тебя посылка.
Он извлек из-под плаща черную лаковую коробочку, запечатанную в пластиковую упаковку.
Молнии на улице сверкали одна за другой. Гром гремел оглушительно. Я не расслышала, что он сказал, и переспросила:
— Прости, что?
— Не открывай, пока не придет час.
— Какой час? — Но парень уже набросил капюшон и вышел на улицу, где стояло светопреставление.
Гром грохотал так, что сердце уходило в пятки. Я взяла коробочку со стойки и поразилась тому, что она такая тяжелая. Покосившись на парочку, убрала коробочку в джинсы. Может, покажу Сержу, прежде чем открыть.
Когда посетители ушли, я завернулась в старый плед, который лежал у нас на всякий случай, села в кресло прямо у окна, зажав в ладонях горячий глинтвейн. Уходить не хотелось. Стоит шагнуть наружу — и промокну насквозь. Поэтому я решила переждать ливень, зная, что долго такой потоп длиться не будет. Потоки воды бурлили по мостовым, вспышки молний озаряли воду, падающую из темноты, и тогда капли превращались в монеты или блестящие наконечники стрел.
В слабом свете фонарей я вдруг заметила на углу фигуру мужчины. Он стоял под козырьком входа в бутик, и мне не нужно было угадывать, кто он. Заметив, что я его увидела (уж я-то для него была как на ладони), граф Виттури перебежал дорогу и подошел к входу в кафе. Я подскочила, открыла ему дверь. Его мокрое от дождя лицо было чертовски прекрасно.
— Вы не войдете?
Он покачал головой. Дождь перестал внезапно, словно краны перекрыли, и я, повинуясь графу, взяла куртку и вышла из кафе. Было холодно. Мерзко влажно и холодно. Я поежилась.
Внезапно вспомнилось, как в последний раз, когда мы виделись, он причинил мне боль.
— Зачем вы пришли?
Но он молчал, только вытер ладонью мокрое лицо.
Затем, когда я подумала, что мы так и будем всю ночь стоять у порога кафе и молчать, он спросил:
— Ты тоже это чувствуешь?
— Что? — испугалась я. Вдруг здесь, рядом с нами, стоит какая-то неведомая мне тварь и протягивает к нам свои щупальца?