Он вышел, отбросив клапан шатра и разбудив старого Портэ.
Покинули лагерь под полной Луной, с тремя часами темноты про запас. Бербелек, Зайдар, Ливий, Завия. Взяли с собой трех заводных ксевр. Господин Бербелек чуть ранее отдал Н’Те через Попугая точные приказы. Всех воинов разбудить, выдвинуть посты на несколько стадиев в саванну; караван на рассвете, как и в остальные дни, отправляется в путь, дорога известна заранее; но никто не должен покидать поле видимости. При отсутствии господина Бербелека главная — Мах’ле.
Пятьдесят стадиев хороший конь преодолеет за десяток-другой минут. Ксевры вроде бы были куда лучше на более длинных дистанциях, впрочем, времени до рассвета и так оставалось вдоволь. К тому же они не могли просто помчаться на врага.
Стадиев за пятнадцать от предполагаемого лагеря они остановились и сошли со скакунов. Зайдар снял джульбаб и жилетку и без слов побежал в ночь; еще миг видели его — худощавую тень под Луной, — затем темная саванна проглотила нимрода. Стреножив ксевр, присели на землю. Огонь, конечно, было не развести, все тряслись от холода. Африка медленно, глубоко дышала во сне, травы колыхались в неторопливом ритме, усыпляющий шелест разливался над равниной, шшшшлхш, спи. В траве взблескивали глаза трупоедов. Все молчали, ждали нимрода. Господин Бербелек проигрывал в голове черные будущности, весьма убедительные в своей абсурдности: Зайдар завлек его сюда специально, не врал лишь в том, что там, в темноте, и вправду кто-то притаился — на него, на эстлоса Иеронима Бербелека, здесь и сейчас его схватят без проблем, вдали от каравана и войска, с одним солдатом и одним аресом, а их, их может быть и двадцать, застрелят его без предупреждения, потому что он поверил и дал себя завлечь в засаду, некогда он не знал сомнений, никто не смог бы соврать ему прямо в глаза и не выдать себя, но теперь —
— Двое, спят, зебры с другой стороны, пойдем, — выдохнул нимрод, вынырнув из тьмы.
Они встали, вытащили из-под седел длинные кераунеты, каждый по два, даже Ихмет. Проверили заряд, проверили молоточки и наковаленки, забросили оружие на спину, после чего двинулись за нимродом: тот навязал темп быстрого марша. Реденькая ратакациевая рощица вынырнула в ночи неровной лунной тенью. Зайдар показал на запад: зебры. Господин Бербелек кивнул Ливию. Тобиас побежал в ту сторону, заходя по широкой дуге.
Последние сто пусов преодолели, пригнувшись к самой земле, скрываясь в травах. Присев за стволом первой ратакации и успокоив дыхание, господин Бербелек в шесть коротких жестов изложил план — простой, как все наилучшие планы. Нимрод отдал Иерониму и Завии свои кераунеты, вынул длинный охотничий нож. Он подойдет с востока, Бербелек и Завия выдвинутся под прямым углом, с севера, для открытой линии выстрела. Иероним хлопнул Ихмета по плечу. Разделились.
Разведчики спали между корнями кривой ратакации, низко склонившейся над маленькой полянкой, крона почти касалась земли. Арес и господин Бербелек, приготовившиеся к стрельбе, лежали в пятидесяти пусах, в густых кустах, видели в тени дерева лишь абрис темных холмиков — то ли тела, то ли не тела, нужно верить нимроду. Ждали хода Зайдара. Каждые несколько минут ветви волновал длинный выдох Африки, холодное дыхание из глубин непознанного континента, тх-х-х-х-х, и снова тишина, и вдох, и выдох, и вдох, и выдох, вообще не заметили нимрода, пока тот не выпрямился над неподвижными разведчиками и не махнул рукой.
— Все!
Они подошли. Завернутые в шерстяные одеяла, лежали двое мужчин, двадцати и тридцати лет, оба эгипетской морфы, может чуть более южной — Нубия? Аксум? Господин Бербелек стволом кераунета сбросил с них одеяла. Грязная, видавшая виды одежда; но при том — золотой перстень на большом пальце у старшего.
— Свяжи их, — приказал он Завии и пошел к Ливию. Сам привел на поляну захваченных зебр, Тобиаса послал за ксеврами.
Тем временем младший разбойник, не то слабее оглушенный нимродом, не то с более крепкой головой, пришел в себя. Господин Бербелек кивнул Зайдару. Перс сплюнул, провел острием ножа по языку, а после принялся отрезать пленнику пальцы — пленник в крик, пугая зебр, — один за другим, начав с большого на левой руке; падали словно перезревшие плоды. На пятом пришел в себя старший разбойник, лысый, будто колено, аксумец. Вылупил глаза на Иеронима и Завию, присевших на корточки с кераунетами, положенными поперек бедер, на сидящего сверху его товарища Зайдара, методично слизывавшего кровь с ножа после каждого отрезанного пальца.
— Ты следующий, — сказал господин Бербелек по-гречески и повторил на латыни и пахлави.
Аксумеец тотчас принялся говорить, ломаный греческий полился рваным потоком; нимрод сдержал клинок. Младший разбойник, у которого на руках осталось лишь два пальца, поочередно то стонал, то рыдал.
Что оказалось: джурджи успели обрасти целым промыслом, как легальным, так и нелегальным. Пограничные банды, такие как эта, живущие на краю цивилизации, меж царствами и антосами кратистосов с грабежей и разбоя, учуяли свой шанс. Конечно, и разговора не было, чтобы нападать на джурджу открыто, намного выгодней нападать на купеческие караваны, те хотя бы точно везли какие-то богатства; но существовал другой способ выжимать из аристократов севера деньги. Разбойники дожидались, пока небольшая группа не удалится на длительную охоту — и похищали тех охотников, что поважнее. Чтобы не ошибиться, к участникам джурджи присматривались еще в городах Золотых Королевств: кто важнее, кто платит, кому кланяются. Лучше всего похитить его родных; а самая желанная жертва — дети. Аристократы платят сотни талантов. Обмен происходит в пустынных частях Садары или в джунглях, под дикими антосами.
Господин Бербелек вспомнил того предполагаемого вора на базаре в Ам-Шазе. Ну да, следовало догадаться.
Тем временем вернулся Ливий с ксеврами.
— Трудно поверить, — качал он головой. — Александрия бы от сплетен гудела. А никто даже не заикнулся.
— Там не тот город, где человек добровольно признается в собственной слабости, — сказал господин Бербелек.
Тобиас встал над разбойником.
— Но ведь большую часть джурджей ведут нимроды, как вы могли надеяться, что вас не выследят?
— Не выследили. Ни разу до сего дня. Трижды.
Иероним глянул на Ихмета, приподнял бровь. Перс приложил ладонь ко лбу.
Связанных похитителей бросили на зебр и шагом отправились назад к лагерю джурджи. Солнце еще не начало выползать из-под земли. Господин Бербелек ехал подле зебры старшего разбойника (звали того Хамис) и слушал в тиши африканской ночи поспешную исповедь — все, что Хамис только мог выдать, что вообще стоило выдавать. Их пятнадцать, предводителя зовут Ходжрик Кафар, дезертир из Мемфисской Гвардии. В Эгипте, Аксуме, Хуратии, Эфремовых шейханатах и в Золотых Королевствах назначена цена за голову пятерых из них. Меж ними нет ни одного ареса или нимрода, только демиургос Воды, который открывает им в пустынях источники. Все вооружены кераунетами. В их лагерь можно попасть так-то и так-то; смена караула тогда-то и тогда-то; если охрана, то здесь, здесь и здесь. Сохраните мне жизнь, эстлос?
Смена разведчиков должна произойти завтра, а значит, не стоило откладывать. Господин Бербелек отдал пленников под опеку Н’Те. Попугаю приказал передать остальным, что через час выступает военная экспедиция, оказия, чтобы получить добычу, славу и благословение богов. Пятьдесят мужчин! Конечно, все куррои поднялись вверх. Выбирал Тот, Кто Отгрызает. Что до охотников, то с Иеронимом, конечно же, поедут Ихмет, Тобиас, Завия и Попугай, но и здесь высказали желание почти все — наконец-то настоящее приключение. На них должны напасть разбойники! Будет что рассказать. Даже старый Ап Рек впал в форму юношеского возбуждения. Господин Бербелек отказал. Авель попросил его лишь раз; ему тоже отказал. Алитэ и Клавдия, услышав короткое «нет», демонстративно обиделись. Когда укладывали припасы на хумиев, Иероним отдал последние приказания Шулиме. Та слушала молча. Затем протянула ему руку. Поцеловал ее внутрь запястья, в горячую кожу над пульсирующими жилками.
Караван и отряд Бербелека двинулись в противоположных направлениях, быстро потеряв друг друга из вида. Дюжина животных и полсотни негрских воинов растянулись длинной цепью — шли прямо во встающее над саванной Солнце, в туннель горячего сияния, раскрывающийся на линии горизонта. Н’Зуи начали петь, голоса вздымались в ритме бега. Ихмет сразу же оказался впереди отряда, растворясь в Солнце. Господин Бербелек остался позади, замыкая цепь воинов и животных.
Через полчаса сбоку от него объявился Авель на взмыленной ксевре. На взгляд отца ответил широкой усмешкой.
— Думаешь, можешь мне хоть что-то запретить?
Господин Бербелек хлестнул его риктой через грудь. Авель упал с ксевры.
Господин Бербелек остановил Избавление; подождал, пока юноша снова взберется в седло.
— А теперь станешь слушаться моих приказов.
— Да, эстлос.
В Солнце, в Солнце, в Солнце, когда с каждым мигом становится жарче, и сухой воздух дерет горло, с каждым вдохом все сильнее и сильнее сжимающееся; если нужно сказать фразу, слово, сперва приходится смочить его слюной, но слюны нет, тянешься к фляге, прежде чем открыть рот. Капюшоны наброшены на головы, шляпы надвинуты, труфы обернуты вокруг лиц — откуда б она ни взялась, тень благословенна. Тень, прохлада, влага, вскоре уже ни о чем другом тебе думать невмочь, сознание бежит власти воли. Они не остановились в полдень, не станут задерживаться, пока не доберутся до цели. Н’Зуи бежали без устали; белые все переносили хуже. Тобиас начал плескать на себя воду — когда при очередном своем возвращении это увидал Зайдар, выругал аристократа на трех языках. Когда пополудни переходили болотистую речечку, только нимрод, арес и господин Бербелек не задержались у нее вместе с ведомыми неграми хумиями.
На закате Солнца Зайдар принес весть, что скалы, на которые указал Хамис — наклоненная призма посреди равнины, — как раз за горизонтом. Нужно дождаться сумерек, чтобы нимрод мог подобраться поближе и разведать позиции бан