— Разве я прошу от тебя дать мне клятву?
— Эстлос…
Она чувствовала ловушку, но была слишком молода, чтобы ее распознать. А ведь самые грозные это те, которые никаких присяг не требуют.
Девушка задумчиво расцарапывала жаркую рану. Поглядывая на пана Бербелека, она кривила голову, выдувала щеку, поднимала сморфованную из черного коралла, безволосую бровь. Ему эта форма была знакома.
— Госпожа Вечерняя ждет меня, — произнес он. — Я вернусь туда, с тобой или без тебя.
Протянул руку. Энергичным движением Аурелия схватила его за предплечье, сжала.
Иероним скривился от боли. Горит, горит, все горит.
— Гиерокхарис, сын Гиерокриса, сына кратисты Илли Коллотропийской, Госпожи Луны, кириос, кириос, кириос, Первый Гиппырес, Огонь на Ладони Ее, Гегемон Луны, к эстлосу Иерониму Бербелеку, Стратегосу Европы, что гостит у ритера Омиксоса Жарника, с приветствием и дарами земными, трижды, прибыл.
Звук гонга несся по роще, длинной волной проходил по огненным живым изгородям и завернутым вокруг беседок жар-лиан. Был шестой день пребывания пана Бербелека на Луне, час Хердона (Хердон просвечивал под границей тени, пересекавшей Землю).
Гиерокхарис прибыл в этхерной карете, которую тянула пара апоксов, лунных лошадей с огненными гривами и хвостами. Его сопровождала скромная свита: два гиппырои, секретарь и дюжина слуг. Слуги притащили из кареты сундук с дарами и открыли его перед сидящим под ивой пиршественной поляны эстлосом Иеронимом Бербелеком. Внутри кружил этхерные шедевры лунного ремесла, звездным жаром пылали замечательнейшие механизмы иллеичного покроя.
Пан Бербелек поднялся, склонил голову. Гиерокхарис, с широкой улыбкой на лице, подошел к нему и столь же экспансивный в жестах и манерах, как и все гиппырои: их характеры огненные, как и их тела, и их сердечность, равно как и страшный гнев одинаково горячи: подошел, пожал запястье пана Бербелека, хлопнул его по плечу.
— Эстлос! Я должен был лично убедиться, выбрала ли она хорошо на этот раз!
Пан Бербелек сдержанно улыбнулся. В его голове шрапнелью взорвались тысячи новых подозрений. «На этот раз»! Но он ничего не сказал.
В рощ кратера Мидаса сразу же планировали большой пир в честь внука Госпожи, но Гиерокхарис быстро заявил, что выезжает, как только соберется эстлос Бербелек. А что было собирать Иерониму, раз весь его багаж помещался в одной дорожном мешке — ну и еще в этом сундуке с подарками, который слуги Гегемона Луны тут же снова затащили в карету. Прощания тоже длились недолго, краткие рукопожатия, с Аурелией Кржос тоже кратко, она лишь улыбнулась пошире, в уголках глаз запрыгали светлые искорки. Пан Бербелек зашнуровал кируффу, покрепче подтянул ремешки ножен стилета, прижал к ноздрям белую трубку амулета, посчитал до семи — и покинул рощу.
Карета — лишенная крыши ажурная ураноизоидная макина с шестью громадными колесами и шестью еще большими маховиками, перпетуа мобили, непрерывно вращающихся высоко над конструкцией. Их защелкивали на нижних осях на время езды и передвигали вверх, чтобы остановить движение. Из этхера была выполнна и верхняя часть кареты, скомпонованная из симметричных эпициклов ураноизоидных вееров, открывающихся и закрывающихся балдахинов, мягко хлопающих гидоропорных сеток.
Длиной в сорок пусов, шириной в пятнадцать — карету Первого Гиппыреса на самом дле эта пара апоксов даже и не тянула; ими возница управлял с помощью вожжей и огненного бича для смены направления, чго было невозможно делать исключительно манипуляциями с постоянными орбитами вечномакин.
Возница гыкнул, стрельнул бичом, кони фыркнули дымом, перпетуа мобиле опали на шестеренки железных колес, тронулись…
Гиерокхарис и пан Бербелек сидели в средней части повозки, перед решетками, крепящими багаж, и за опущенным ниже купе для слуг, частично спрятанным под сидением возницы. Пол кареты так же был изготовлен из решеток твердого дерева, только искусней вырезанных. Пан Бербелек наблюдал через них перемещавшуюся все быстрее под ними почву. Вскоре они въехали на спельник, этхерная кость Луны заблестела под ногами пассажиров.
— Нам нужно успеть до Диес Солис (Дня Солнца), Илля желает переговорить с тобой до того, как уехать на рождение Ракатоша.
Пан Бербелек вопросительно поднял бровь. Гиерокхарис махнул рукой в южном направлении.
— Новый город, тысяча стадионов от экватора.
Лунный экватор вычерчивали на картах планеты вдоль линии сияния Земли и границы Обратной Стороны.
— Мидас расположен — в скольки? — шестистах стадионах от Лабиринта? — буркнул пан Бербелек. — Быстро.
— Мы продали несколько таких карет в Землю Гаудата, там у них громадные песчаные пустыни, в которых не выдерживают даже самые крепкие животные. — Жестом головы Гиерократис указал на зеленый фонарь на небе. Южный, подобный трапеции континент еще не был видн. — Но оказалось, что софистесы были правы, в столь низких сферах этхер слишком нестабилен, уже через несколько недель макины начинают распадаться, ураноиза вырывается на высшие орбиты, всякая стихия стремится к своей сфере.
— В Хердоне, якобы, испытывали автоматоны, приводимые в движение аэром с этхерной Формой.
Гегемон хлопнул ладонью по бедру.
— Может им и удастся.
Они добрались до восточного склона кратера, съехали со спельника, делая широкий полукруг, чтобы въехать на рампу Карусели. Возница дернул покрытый резными драконами и мантикорами рычаг и поднял маховики кареты. Апексы тянули транспорт медленно, подходя к краю въезда. Гигантская Карусель, вечномакина, сконструированная на обруче белого этхера длиной в несколько стадионов, проворачивалась со звездной неспешностью: от дна до вершины кратера почти два часа. Но благодаря этой медлительности, повозка Гегемона и могла безопасно въехать на одну из встроенных в ураноизоидный обруч платформу из Ге. Платформы постоянно выравнивались, треща в подвесках осями толщиной со ствол баобаба.
Пассажиры вышли из кареты. Пан Бербелек подошел к поручню — дно Кратера Мидаса уже удалялось, постепенно изменялась перспектива панорамы погруженных в желто-зеленом отсвете полей, садов, виноградников, рощ. Пан Бербелек поднял голову. Высоко, над гребнем склона кратера горели огни верхней платформы: симметричный треугольник, выдвинутый из тени склона в звездное небо.
Карусель скрипела и тряслась, в оси платформы все время что-то резко щелкало, клокотали этхерные водовороты кареты, ржали обеспокоенные паровые кони.
— Что у нее? — спросил Гиерокхарис, остановившись у балюстрады, рядом с Иеронимом.
— Ммм?
— Мы не виделись уже более двадцати лет.
Пан Бербелек вынул из кармана кируффы портсигар, задумчиво выбрал длинную никотиану — спички вынуть не успел: гиппырес щелкнул пальцами, из под ногтей выстрелил синий огонь.
— Благодарю. Когда я ее видел в последний раз, у нее было все в порядке.
Гиерокхарис сердечно рассмеялся.
— Ох, можно было понять хотя бы по этому сарказму ее мужчин! Дамиен до сих пор не может решить, может пора ее возненавидеть.
— Дамиен?
— Шард. Возможно, ты его встретишь. Но, насколько мне известно, он переехал в Эртц, за Море Воронов.
— Дамиен Шард, Дамиен Шард — ну да, Анис писал о нем в своих рапортах. Предыдущий александрийский любовник Сулимы, который, якобы, погиб в океан осе. Выходит, не погиб.
— Он не обладал славой великого стратегоса
Пан Бербелек выпустил дым, дот замерцал в пропитанной пыром атмосфере.
Гиерокхарис странно глянул на Иеронима.
— А что она, собственно, сказала тебе, эстлос? То, что ты стратегос, это дополнительная удача; ведь мы искали не стратегоса.
Пан Бербелек выпрямился, повернулся к гиппыресу. Он был выше лунянина больше, чем на тук.
— Я отберу у тебя власть, сказал он. — Если Госпожа доверит мне командование. — Сбил пепел с никотианы, правую ногу выдвинул вперед, левую руку положил на поручень. — Таковы неизбежные последствия. Подчинишься, когда Она этого потребует?
Вокруг черепа и на плечах Гиерокхариса выстрелили короткие языки огня. Слуги перестали разговаривать, секретарь сделал к ним пару шагов. Карусель громко трещала в лунной тишине.
Пан Бербелек не отводил взгляд, медленно поднес никотиану к губам.
— Ха! — рассмеялся Гиерокхарис. — Ведь на самом деле ты и не знаешь, что тебя ждет! Эстлос! Или ты считаешь, что тех двух перед тобой — что Госпожа от них отказалась? Нет. Мы продолжали искать, потому что они оказались слишком слабыми.
— А ты?
— Я знаю, что слишком слаб. Но ведь здесь дело не в том, чтобы командовать в битве.
— Вы ищете кратистоубийцу.
Гиерокхарис наклонил голову.
— Да, можно сказать и так. Хотя, конечно, это будет в тысячи раз труднее.
Пан Бербелек отшатнулся. История не знает случая, чтобы кратиста или кратистос погибли от рук кого-либо иного, чем более сильная кратиста или кратистос, только тупое быдло повторяет сказки про Изилора Родийского и героических пастухов, вступающих на троны. По определению, тот, кто победил кратистоса, тои и Всемогущий. Труднее в тысячи раз? Так это чушь.
— Почему ты мне не скажешь этого ясно и без аллюзий?
— Раз Шулима тебе этого не сказала… Госпожа будет знать, как получше набросить на тебя сеть. — Гиппырес оскалил белые зубы. — Эстлос. Впрочем, это все еще остается тайной.
— Ритер Жарник знал.
— И вправду, некоторые гипперои уже участвовали в первых стычках.
Пан Бербелек выбросил окурок за платформу, в сторону далеких полей кратера. Они уже приближались к вершине.
— Но ты хотел встретиться со мной до того, как я встану лицом к лицу с Госпожой. Ты ожидаешь, что она сделает мне такое предложение, и что тебе придется уступить мне место.
— Да, я хотел встретиться с тобой до того, как с тобой встретится она. Пока же что ты тот Иероним Бербелек, о котором мне писала Шулима.
Когда они съехали с Карусели на внешний склон Кратера Мидаса, перед ними открылась панорама лунного царства Иллеи: равнины, долины, реки, моря и озера, горы и кратеры пониже, до самого горизонта, правда, не такого уж далекого, ведь Луна намного меньше Земли, 35000 стадионов по окружности, как Гиерокхарис сообщил пану Бербелеку во время одной из немногочисленных стоянок.