Мимо нее на бешеной скорости пролетели гидоровые повозки, где-то в городе вспыхнул новый пожар. Лунянка пошла по их следу. Горела одна из устоявших фактур пергамента. Эгипет уже много столетий не блокировал экспорта папируса, да и вистульская бумага постоянно теряла цену, но среди аристократии все равно царила мода на оригинальный пергамент, из телячьей кожи. Который теперь, наверняка, подорожает. Аурелия присматривалась к заранее обреченной на неуспех операции по тушению пожара. А может и вправду нет никакого смысла отстраивать город на этой проклятой равнине…
Во дворец она вернулась уже перед самым рассветом. Мелькнуло несколько слуг, которых она никак не ожидала застать на ногах в такую пору. В атриуме встретила Янну-из-Гнезно, бесцеремонно моющую жилистые ноги в тазу.
— А мне казалось, что ты торчишь в Амиде.
— Только что прилетели; стратегос тебя разыскивал, выезжаем на долгое время, пакуйся. А что это ты так нарядилась: браслеты, сережки в ушах и на грудях, а? Снова забралась в гардероб?
— Чума на тебя, дурная старуха.
— Давай, пылай, гори, может в башке чуточку и прояснится.
Аурелия сплюнула фиолетовым огнем и свернула в свои комнаты.
Комнаты — это слишком сильно сказано. Небольшой кабинет при коридоре без окон, с такой же маленькой спальней за боковой дверью. В кабинете застала склонившегося над столом эстлоса Бербелека, который поспешно писал что-то угольной палочкой.
— Ага, вот и ты! — Повернулся к ней, весь обрадованный, на мгновение могло показаться, что собирается обнять ее в знак приветствия. Но тут же Форма вернулась. — Я хотел оставить тебе письмо; я же знаю, что ты сейчас не спишь. Как там эстлос Ашамадер?
Девушка только махнула рукой.
— Янна говорит, будто мы выезжаем.
— Да, еще перед полуднем. Я заскочил на минутку; нет времени даже на встречу с базилевсом. Происходило ли здесь что-нибудь такое, о чем я должен знать?
— Вчера прибыл посол от Иоанна Чернобородого. Имеется официальное письмо. Принимая во внимание нейтралитет Вавилона, с которым Македонию соединяют связи недавнего союза — и так далее, и тому подобное ля-ля-ля. Короче: он не вмешается в войну с Чернокнижником, что же касается Навуходоносора — то естественно, даже охотно поможет.
— Замечательно. Ха, а ведь план Алтеи вполне даже может удаться! Вот же чертовка! Нужно ей написать. — Тут он вспомнил о письме, которое только что писал; смял его и спрятал в карман. — Так или иначе, сегодня выезжаем. Попрощайся со своим Адонисом и гайда!
— Куда? Я видела, что ты отсылаешь Хоррор. Думаешь, что Чернокнижник не вспомнит о своем? Каие у тебя планы? Куда ты их перебрасываешь?
— Тебе не нужно знать.
— Нужно! Эстлос.
Тот вздохнул, почесал нос.
— Закрой двери.
Закрыла.
— За час перед рассветом, — буркнул Бербелек себе под нос, — просыпаются упыри откровенности. Ладно, что ты хочешь знать?
Наврет же, подумала Аурелия.
— Когда начнется наступление на Урал.
— Наступление на Урал. Это, естественно, невозможно, никакой атаки на Урал не будет. И не вопи мне тут про измену, а только подумай сама, как бы это должно было выглядеть. Наверняка у тебя здесь имеются карты — ага, дай. Не эту. Погляди, какую громадную территорию контролирует Максим Рог. Это же истинная империя. Европа, Азия, если бы не Дед Мороз, он достал бы и до Северного Херсона через Пролив ибн Кады; а вот тут — он почти касается Африки. Теперь представь себе, что я и вправду начинаю такую кампанию. Чернокнижник сидит в своих уральских твердынях. И, скажем, все идет по-моему, победа за победой. Один только захват всех этих земель, разгром всех его войск, возможность замкнуть его на Урале, займет — сколько? Лет десять, двадцать? Империи ведь падают как эле фанты: сама земля может содрогнуться, когда упадут, но пока что все это стоит, стоит, стоит. А ведь с моей стороны было бы полным безумием ожидать только гладких побед. Даже если посчитать всех союзников, особого перевеса иметь мы не будем. А осада Урала! Клянусь преисподней, ведь он превратил в крепость целую горную цепь.
— Ты весьма убедительно аргументируешь за невозможность победы, эстлос, — сухо заметила Аурелия.
— Какой еще победы? Видно, ты действительно слишком много пребываешь в моей компании. Что для нас по-настоящему важно: Чернокнижник или Искривление?
— Они не пойдут за тобой на войну в этъере, оставляя за спиной Вдовца. Особенно сейчас, когда ты их уже уговорил, что именно он несет ответственность за Сколиодои. Но ведь ты уговаривал их именно для того.
— Не пойдут. Угаси же свой гнев! Ну ты и быстрая! Тебе нужно больше веры. Они уже объединены, это самое главное, они уже не бегут при каком-либо упоминании об Иллее. А сейчас — погляди. Наступление начнется с линии Вистулы, от Вистульской Галиции. Вот тут, тут и тут. Казимир, Тор, готы, кельты, гунны, часть моего Хоррора.
— Но ты же говорил…
— Ведь не затем, чтобы добывать земли и бросать на колени армии Империи. Цель наступления в том, чтобы так связать силы Вдовца и создать видимость такой для него угрозы, чтобы он принял решение помочь собственным войскам и перенес антос подальше к западу. Он сделает то же самое, что делал и раньше: переберется в Москву. А Москва — Москву уже можно и завоевать, это тебе не уральские твердыни.
— От Вистулы до Москвы путь не близкий, он же не станет ждать.
— Не станет. Поэтому, вопрос не в том, чтобы армия продиралась стадион за стадионом под антосом Вдовца, но чтобы сразу же лишить его…
Справа, из-за двери в спальню раздался сдавленный кашель. Они повернули головы. В течение одного удара сердца — кататоническая недвижность. Затем Аурелия прыгнула — гыппырес в боевой короне огня — рванула дверь, та грохнула об стену, одна из петель сорвалась из дверной коробки.
В спальне стоял эстлос Кыкур Ашамадер, полуголый, в одних лишь шальварах. Вытирая нос, он глядел своими характерными, широко раскрытыми глазами на пылающую Аурелию.
— Я только хотел, — заикаясь, произнес он, — хотел извиниться, думал, что ты вернешься раньше, и заснул, прости, ну извини, Аури, не злись на меня.
— Собственно говоря, у нас не было оказии познакомиться, — низким голосом произнес стратегос из-за спины Аурелии. — Эстлос Иероним Бербелек-из-Острога.
Вавилонянин подошел к нему, пожал протянутую руку.
— Эстлос Кыкур Ашамадер, для меня это огромная честь, действительно…
Иероним Бербелек покачал головой.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Аурелия, а ты уверена, что никого больше там нет? Под кроватью, к примеру, а?
Аурелия грохнулась на колени перед стратегосом.
— Кириос. Умоляю простить меня.
Кыкур переводил только взгляд от девушки на Бербелека и обратно.
— Будет лучше, — тихо сообщил он, отступая к двери, ведущей в коридор, — если я уже…
Стратегос поднял на него глаза.
— А можешь ли ты сказать нам, прекрасный вьюнош, когда ты проснулся? Уж не при звуках собственного имени?
Кыкур вытянул руку за спину, открыл дверь и, все так же отступая, согнувшись в каком-то странном полупоклоне, уже и не глядя на Бербелека, начал плачливо объясняться:
— Честное слово, я ничего не слышал, впрочем, разве я во всем этом разбираюсь, какое мне до того дело, так зачем мне оно вроде бы, ничего я не слышал, поклясться могу, а в Вавилон я и так, ведь это же глупо, подумай сам, эстлос, какое это имеет значение, слышал ли…
Стратегос заинтересованно приглядывался к нему.
Левую ладонь он положил на голове лунянки, провел пальцами по искрящейся коже. Аурелия подняла на него глаза. Стратегос же не отводил взгляда от Кыкура.
Аурелия поднялась с колен.
— Так я же говорю, что ничего не слышал, кровью Марчука клянусь, что вам нужно, вы с ума сошли, Аури, что все это…
Бербелек глядел, как гыппырес бесшумно направляется за отступающим в тень коридора вавилонянином — мягкие перемещения обнаженных стоп Аурелии, ее бедра колыхались завораживающе, как никогда до того — они скрылись с глаз в этой тени. Так что, ничего он не увидел и ничего не услышал — лишь через мгновение в лицо его ударило краткое дуновение ужасного жара, словно бы там, в темноте, на момент приоткрылись врата ада.
ФГЛАЗА ВДОВЦА
Москва, черный рассвет. Одни посреди врагов, антос Чернокнижника на горле. С неба должен свалиться Хоррор, но еще не сейчас, еще не под этим солнцем; может статься — и никогда. У Аурелии окончательно разлетелась правая круговица, срезав при этом два пальца. Слишком долго уже живет она на Земле — это не ее сфера, не ее стихия, не следовало на столько месяцев покидать родные стороны…
Но-но-но!… (И от самой мысли пыр палит жилы). Но сегодня они убьют кратиста!
Если только убьют. Расцарапывая раны на месте бывших пальцев, Аурелия всматривалась в рвущиеся до неба башни княжьего кремля, белые снеговые шапки контрастировали с застывшей на штукатурке башен жирной сажей.
— А если это займет несколько дней? — спросила она. — Я не взяла с собой сундука, ты же сам сказал, эстлос, что никакого багажа. Непрофессиональная настройка уже не помогает, здесь нужен, как минимум, демиургос ураноизы. Опять же, сейчас я даже и снять этого не могу. В следующий раз наверняка оторвет мне голову.
— Я же предлагал тебе остаться с Янной и Хоррором.
— Тогда бы ты тем более был уверен, что Госпожа списала тебя на потери.
— Ничего подобного я не утверждаю.
— Естественно. Прошу прощения. Кириос.
Сарказм был разрешен.
Аурелия отвернулась от окна, от панорамы зимнего города, и глянула на стратегоса, который сидел, сгорбившись, на деревянном ящике, у открытой крышки лаза над лестницей. Он был вынужден сидеть, стоя он просто не мог выпрямиться, наклонная крыша была закреплена слишком низко. Аурелия тоже передвигалась тут с осторожностью, если этхерный доспех случаем зацепится за деревянные конструкции, последствия будут катастрофическими; она вынуждена была тщательно контролировать настроения, чувства и инстинкты, которые тут же преобразовывались в движение и внешность чувствительного к морфе вооружения.