Теперь она пожалела, что тогда не проявила к шахматам особого интереса, – уж очень напряженно Ворон ждал ответа на свой вопрос.
– Я играю, – сказала вдруг Шоу, и Ворон восхищенно всплеснул руками.
– Это дар небес! Я так давно ни с кем новым не играл. Тогда – мы договорились?
Шоу кивнула и улыбнулась. Пом кипел от злости, но промолчал. Его свирепое лицо не оставляло сомнений на предмет того, какой результат переговоров устроил бы его самого – пусть даже это стоило бы им поражения в войне.
Кая тоже молчала. Меньше всего ей хотелось терять лишний день, но, в конце концов, деваться им все равно было некуда. Мысли о бане, в которой она не была, кажется, целую вечность, окончательно лишили ее воли к сопротивлению.
– Вот и прекрасно! – сказал Ворон. – Тогда идем!
Кая послушно последовала за остальными. Они с Шоу выходили из комнаты последними, и Кая бро сила взгляд на шахматную доску. На ней стояли рядом две большие черные фигуры – длинная и изящная и пузатенькая и коренастая в окружении нескольких мелких. Перед ними стояли белые. Черных было больше.
Глава 16. Артем
Они покинули город Тофф ранним утром. Артем не выспался и клевал носом, и даже чужой рассвет, пламенеющий нежнейшими оттенками абрикосового, вишневого, розового и лилового, не мог заставить его взбодриться.
После разговора с богиней он ожидал, что с ними отправится большой отряд воинов, которые сумеют защитить их от любых неприятностей в пути, – но Дайна оказалась права. С ними отправилась только одна незрячая сестра, чьего имени они не знали, потому что она не сказала им ни единого слова. Как и другие жрицы Тофф, она была белой от краски, но под ней шелушилась не кожа, а чешуя. В первый раз от этого зрелища Артема мороз продрал по коже.
– Это что… навка?
– Фа-йель, – произнесла Дайна медленно и по сло гам. – Они единственные, кроме людей, бывают видящими и жрицами… но куда реже, чем люди. Люди-отступники замалчивали, что так бывает, – или говорили, что это как раз потому, что файели похожи на людей больше прочих.
– Она незрячая или немая? – шепотом спросил Артем у Дайны, после того как они с Ганом вернулись с реки, и та покачала головой:
– Они не зрят лишнего. И не отвлекаются на лишнее. Так что если надеешься ее разговорить – не теряй даром времени.
– Она пойдет с нами одна? И богиня Тофф больше никого не пошлет?
Дайна вздохнула:
– Какая разница, что воин один, если на его стороне – сила бога?
И больше Артем ничего не сумел от нее добиться.
Накануне вечером незрячая сестра молча указала им на постели, покрытые мягкой сухой травой. Артем думал, что колкие стебельки не дадут ему уснуть, но провалился в сон без сновидений, едва голова коснулась подушки, и спал, пока прикосновение прохладной чешуйчатой руки не разбудило его.
Незрячая сестра отвела его за дом, к бочкам с дождевой водой, и бесстрастно стояла рядом, отвернувшись, пока он мылся, дрожа от холода, сливая воду прямо на землю, где она почти сразу впитывалась, окрашивая золотистый песок в бурый лесной цвет. Конечно, он не смог помыться так хорошо, как хотел, и все же почувствовал себя очень чистым после нескольких дней в лесу. Когда он закончил, сестра подала ему полотенце и одежду взамен старой.
Артем боялся получить что-то вроде белых одеяний Гана, не слишком пригодных для блужданий по лесам, но одежда оказалась вполне практичной. Зеленые штаны и рубаха, очень похожие на те, что носила Дайна, коричневая плотная куртка с большим капюшоном. В карманах он нашел шерстяной шарф и пару кожаных перчаток. Сапоги, как будто сплетенные из мелких бечевок, оказались великоваты. За голенище правого он заложил длинный нож в деревянных ножнах, который ему, по-прежнему молча, подала незрячая сестра вместе с туго набитой заплечной сумкой.
Гана снарядили в дорогу так же. Кроме того, у него за спиной были теперь лук и колчан, полный стрел; на поясе – длинный кинжал. Дайна была единственной, кто не получил даров от богини, но, судя по брезгливому взгляду, она бы их не приняла.
Во дворе ждали ездовые звери – Артем зачарованно разглядывал их, гадая: попадали ли такие когда-нибудь на ту сторону через прореху или нет?
Больше всего они походили на коров со спинами широкими, как скамья. Звери были покрыты длинной серебристой шерстью, нежной и мягкой, как пух. Очень короткие рожки, яркие, синие, были украшены желтыми ленточками, и ими же перевязаны изогнутые бивни, росшие у зверей изо рта и загибавшиеся кверху, как у слонов с картинок. Глаза зверей скрывались под длинными густыми челками, и непонятно было, как они разбирают дорогу.
Подойдя ближе, Артем увидел, что ноги зверей заканчиваются не копытами, а чем-то очень похожим на три больших черных пальца с ногтевыми пластинами, с виду крепкими как камень.
– Холи, – сжалилась Дайна, проходя мимо к своему скакуну.
Холи были покрыты попонами и навьючены тюками, но на них не было ни седел, ни уздечек – только тонкие свободные ошейники, сплетенные из лент.
Чтобы взобраться на холя, Артему пришлось залезть сперва на удачно подвернувшийся порожек у дома. Он боялся, что не сумеет удержаться на спине зверя, но почти сразу понял, что с этим созданием проблем не будет. Спина у него была такой широкой, а шерсть – густой, что, даже когда они тронулись в путь, Артем почти не ощутил под собой движения.
Сидя на холе, он думал о том, что покидает город Тофф навсегда, что, если у них все получится, никогда больше ему не представится случая посмотреть на эти дома – желтые, алые, оранжевые, проследить за тем, как первые солнечные лучи выхватывают из тьмы все новые теплые оттенки, как приветствуют солнце бодрым чириканьем зеленые птицы с крепкими клювами…
И странно – ничего ему не хотелось так, как вернуться домой, и все-таки жаль было покидать чудесный город, где в храм богини можно было попасть, коснувшись деревца с серебристым стволом, ночь освещалась грибами, а день сиял всеми оттенками золота – и оставалось еще столько улочек, по которым он не успел пройтись.
Впрочем, и мысль, и чувство почти сразу растворились в мерном ритме движения холя. Незрячая сестра поцеловала кончики пальцев и махнула крышам домов. Устроившись поудобнее, она закуталась в белый плащ и прикрыла глаза – и, несмотря на это, Артема не покидало ощущение, что она продолжает зорко наблюдать за ним своими золотыми глазами с вертикальным зрачком.
Видимо, звери сами знали, куда идти. Неожиданно быстро они двинулись в сторону городских ворот, оставляя в золотистом песке гигантские следы, похожие на птичьи.
Артем устроился на спине холя поудобнее. Шерсть зверя пахла хлебом и мхом, и Артем уткнулся в нее лицом: в этот миг он слабо верил в реальность происходящего – слишком сильно все это походило на странный сон.
Ган, единственный из них, сидел на холе очень прямо. Он смотрел на город Тофф, который они покидали, – пристально и неотрывно.
Следующие несколько недель Артем запомнил навсегда.
Ган, с трудом приходивший в себя после исцеления, был молчалив и мрачен, почти не спал на привалах. Он то уходил подальше от лагеря тренироваться в стрельбе из лука, то сидел у клубка лайхолей, вглядываясь в их неяркое мерцание. Огонь они тоже разжигали – для того, чтобы приготовить горячую еду или вскипятить воду.
Дайна хмуро косилась на незрячую сестру, которая только через пару дней сообщила-таки им свое имя – Хи, – и явно чувствовала себя в ее присутствии куда менее уверенно, чем прежде. То и дело она вторгалась в разум Артема с длинными и выматывающими монологами о том, что богине Тофф доверять не следовало, – что было довольно глупо с учетом того, что именно Дайна привела их в город, – и с планами о том, как отвязаться от Хи и продолжить путь, как прежде, втроем.
Оба они понимали, что это пустые разговоры. Пока Хи ехала с ними, они были, по всей видимости, защищены от Сандра – а после того, как Артем узнал его зловещую историю, встреча с ним стала пугать его еще больше. Он жалел, что не умеет вторгнуться в мысли Дайны так, как она вторгается в его собственные. Тогда он мог бы зудеть осой в ее черепе – и она была бы вынуждена рассказать ему про этот мир во всех подробностях – только бы отделаться.
Хи почти не разговаривала ни с кем из них, и первые пару дней ее молчаливое присутствие ощущалось очень остро. Артем и Ган, не сговариваясь, держались рядом. Впитанная с молоком матери привычка считать нечисть врагом не давала им расслабиться в присутствии навки.
– К такому привыкнуть невозможно, – сказал как-то Артему Ган, но они оба знали: можно привыкнуть ко всему.
Ган, видимо, не хотел говорить с Артемом при Дайне и Хи – и первые пару дней прошли в молчании, полном всеобщего звенящего недоверия.
Первые дни Артем тосковал – и сам не понимал, по чему именно тоскует. Красный город, который он начал считать домом, оказался обманом. Настоящий дом был там, где Кая, – но Кая была для него потеряна.
В какой-то миг он вдруг устал от терзаний.
Вокруг него разворачивались картины нового мира.
Он смотрел так жадно, как только мог. В сумке, которую ему дали в городе Тофф, оказались пустые свитки вроде тех, что он видел в домике Дайны, и темные заостренные палочки – ими можно было писать и рисовать.
Впервые за долгое время Артем снова начал вести дневник. Его холь, которого про себя он окрестил Одиссеем, не нуждался в понуканиях – поэтому хватало времени и писать, и смотреть по сторонам, и грызть орехи и сушеные ягоды, не слезая с широкой шерстяной спины.
Первые пару дней их путь пролегал по тракту, золотистой песчаной змеей вьющемуся по зеленым равнинам от города Тофф к виднеющимся далеко за горизонтом темным лесам и укрытым дымкой вершинам голубых гор. Там, радуясь тому, что мягкие шаги Одиссея по песку не мешают водить палочкой по бумаге, Артем сделал свои первые записи на этой стороне.
«Точный день мне, увы, неизвестен.
Теперь я знаю, что Тень (или Аждая) в этих краях почитается как бог.