Рука, все это время теребившая бусы, бессильно упала на колени. Артем вдруг почувствовал, что растроган. До сих пор он не пытался понять Дайну – понять, что она чувствует.
Не успев подумать толком, он коснулся ее руки, сжал. Рука была теплой.
– Ничего, – сказал он, – я его чувствую… немножко. – Это было неправдой, но ему захотелось поддержать эту чужую девушку – поэтому ложь вдруг стала правдой.
Время от времени руку, на которой не хватало пальца, покалывало и тянуло, как будто оторванная часть все еще была при нем и болела. Он и сам поверил в то, что сказал.
– Правда? – Она впервые посмотрела прямо на него – недоверчиво, но с надеждой.
– Ну да, – осторожно отозвался он.
Руке вдруг стало жарко, и хотелось отвести взгляд, но тогда она наверняка подняла бы его на смех. Он почувствовал, что краснеет, – и с этим ничего нельзя было поделать.
Дайна вдруг улыбнулась, закусила губу – а потом вдруг погладила его руку, кивнула в сторону развалин и, понизив голос, сказала:
– Хочешь, пойдем?
Это было ужасно – он вскочил с камня, как будто тот раскалился под ним добела, но забыл выпустить руку Дайны – и потому слегка потянул ее за собой, а поняв это, едва не оттолкнул. Кажется, он что-то говорил, но потом, оказавшись – сам не помнил как – в безопасности, рядом с Одиссеем, никак не мог восстановить в памяти, что именно.
Ему показалось, что Дайна, оставшаяся на камне, тихо смеется, и это было кошмарно – он свернулся клубком на своей подстилке и закрыл глаза, притворяясь спящим. Слушая, как Дайна зевает и тихонько насвистывает перед тем, как улечься, Артем дрожал всем телом от стыда – но не только.
Дайна вызывала у него постоянную оторопь своей резкостью, странностью. Он не доверял ей – а после слов Гана в лесу еще и побаивался. Все в ней напоминало о том, какой чужой ему и всему, что было ему близко и знакомо, она была – несмотря на стройность, сияние глаз, белозубую улыбку.
И все же… Впервые кто-то предложил ему то, что предложила она, что бы ею ни двигало: минутный каприз, скука или нечто такое, чего он вообще не мог понять, – возможно, связанное с Аждая. Артем бы не удивился – все, что касалось ее бога, было для нее важнее всего на свете.
И все же. Впервые кто-то выбрал его вот так, легко и просто. Дайна была красивой – совсем не так, как Кая, иначе, но красивой по-своему, и вот – выбрала его. Он приоткрыл один глаз и покосился на Гана. Тот дышал ровно и тихо – значит, не притворялся, действительно спал.
На Дайну Артем поглядеть не решился – снова крепко зажмурил глаза и лежал так, мучительно размышляя, что ему теперь делать, пока на самом деле не уснул.
Глава 21. Кая
На этот раз ясное небо было с ними честно. Ни снежинки, ни дуновения ветра. Мороз пощипывал носы и щеки, хрустящий и твердый наст посверкивал, как драгоценный камень, ломался с громким треском, и из-под него взлетал, как пух из перины, белый снег, легкий, нежный – обманчивый.
Они шли, растянувшись длинной вереницей, и возвращалось их больше, чем ушло. Ворон демонстрировал добрую волю – Василь и еще несколько человек остались чинить дирижабли на станции, но люди из его группы отправились за Помом к капитану Стерх.
Конечно, гибель двух человек и то, что «Герберта У.» вряд ли удастся поднять в воздух, не обрадует капитана Стерх (и, по правде говоря, Кая была уверена, что утрата любимого дирижабля должна ранить ее куда сильнее любых человеческих жертв)… Но зато взамен «Герберта» они должны были получить два, а то и три воздушных судна – к тому же их ждала станция, полная припасов.
– Только бы все не сорвалось, – прошептала Кая, глядя на облачко пара перед собой. – Пожалуйста, только бы не сорвалось.
«Не радуйся раньше времени». Она все равно радовалась при мысли о тепле, и еде, и о том, что альянс с Вороном повышал шансы на возвращение в Красный город. Впрочем, их все еще было мало – слишком, слишком мало, и мысли об этом она гнала старательно, как могла.
Они были уже рядом с домом, когда веселая болтовня впереди идущих умолкла. Следом гасли голоса идущих за ними – один за другим, как будто кто-то невидимый поочередно гасил вереницу свечей.
Кая услышала, как ахает Шоу.
Они подошли совсем близко – отсюда можно было увидеть крайние дома и полуразвалившийся остовы потемневших от времени заборов.
Но теперь – заборов как не бывало. Два дома на краю села, которые еще недавно были светло-серыми, теперь почернели от копоти.
– Пожар? – спросил кто-то за спиной у Каи.
Не сговариваясь, все прибавили шагу.
Их никто не встречал. Почерневшие остовы домов нависали над вошедшими безмолвно и грозно. Выгорела большая часть села – и они шли сквозь пожарище, как будто в страшном сне, и ждали – сами не зная чего.
Кая почувствовала, как кружится голова, и приостановилась, глубоко вздохнула, сдерживая крик. Если люди не успели уйти? Если все погибли? Если больше нет ученых, нет Анле, нет узоров на столе и таинственных видений? Она никогда не сумеет вернуть их домой. Никогда.
Кая прибавила шагу. Голос Шоу доносился издалека – как будто их разделяла толща воды.
Лазарет сгорел тоже. Жаром из окон выбило все стекла, и черный остов дома таращил на нее пустые глазницы.
– Тоша, – пробормотала Кая. – Тоша.
– Они могли спастись, – сказала Шоу, подходя к ней. – Наверняка все спаслись. Пожар не случается за секунду. Нужно просто найти их. Возьми себя в руки.
И они продолжали идти.
Запах гари бил в ноздри – Кая почувствовала, как он наполняет ее, вездесущий и резкий, вытесняет воздух из легких, впитывается в кровь.
– Очень странный пожар, – заметила Шоу, первой нарушившая долгое молчание.
Пом, идущий впереди, казалось, превратился в камень.
– Чем странный? – спросила Кая.
– Смотри туда, на ту стену, и на этот забор… Ну, то, что от него осталось. Огонь как будто падал сверху, а не шел сбоку или снизу. И лес – лес совсем не пострадал… Ну, почти. Как будто огонь был прицельным.
– Поджог? – спросил кто-то сбоку, но Шоу покачала головой:
– Очень странный поджог.
– Я знаю, что это. – Кая не сразу поняла, что говорит Пом. Его голос напоминал теперь скрип проржавевших дверных петель – и слабо походил не только на его собственный, но и вообще на человеческий. – Знаю…
Никто не решился расспрашивать – все молча продолжили путь, ступая по холодному черному снежному месиву.
Льдинки крошились под ногами. Пошел снег, и в воздухе кружились в монохромном танце пушистые снежинки и рваные хлопья пепла. Пахло гарью.
– Не может быть! – вдруг взревел Пом, изо всех сил пиная ближайший к нему забор, который опасно зашатался от удара. – Как же так?!
– Спокойно, – сказала Шоу, делая шаг в его сторону. – Это все еще может быть…
– Заткнись! Заткнись! – Глаза Пома налились кровью. – Кто-то сказал им! Кто-то должен был сказать им, куда лететь. Кто-то нас подставил, да, подставил, и я выясню кто!
Люди, шедшие за ними, остановились и стояли под падающим черным снегом в гробовом молчании.
– Ты, все время такая умная, да? Ты чужачка! Черная, как нечисть, и я с самого начала знал, да, знал, что глупо доверять…
– Успокойтесь. – Кая сделала шаг вперед.
Меньше всего на свете ей хотелось попасться разгневанному Пому под горячую руку, но что-то внутри нее даже радовалось. Пусть будет драка, пусть он ударит ее или даже убьет – мысли о том, что все погибли, что не осталось способа вернуть Гана и Артема домой, были невыносимы. Поэтому она повторила, уже громче:
– Успокойтесь! Не лезьте к ней. Вы с ума сошли? Она все это время была с нами. Она все это время помогала!
– А, ты! – Пом резко развернулся в ее сторону – брызнул из-под ботинок снег – и вот теперь, пусть с запозданием, Кае стало страшно при виде его перекошенного лица. – Ты решила выступить, я так понимаю, да? Все из-за тебя заварилось, из-за тебя и твоих людей, всю эту кашу вы начали! Ты тоже чужачка и бросилась ее защищать, так, может, вы c этой ведьмой заодно?!
– Я не собираюсь это слушать. – Голос дрожал, и это было плохо. А еще хуже было то, что никто из молча стоявших людей до сих пор не сказал ни слова в их защиту. – Шоу, пойдем. Надо найти…
– Вы никуда не пойдете. Не пойдете, ясно? – У Пома на лбу проступили крупные капли пота.
Еще недавно они были друзьями. Но теперь он сходил с ума от боли – и, как и Кая, искал способ отвлечься. Она прекрасно понимала его – но помочь ничем не могла.
– Стоять на месте! – Лицо Пома стремительно заливалось краской. – Вы, обе. Мы все выясним, и виновные будут…
– Первый помощник, немедленно прекратить!
Пом резко осекся, словно невидимый удар разом вышиб из него весь воздух, и повернулся к капитану Стерх, живой и здоровой. Рядом с ней шли двое вооруженных мужчин – и в одном из них Кая, еще боясь поверить, узнала одного из лечившихся в лазарете от простуды.
– Стерх… – прошептал Пом. – В смысле, это… капитан… вы живы?
– Как видишь, – сказала она сварливо, подходя ближе и кивая сначала ему, а потом всем остальным. – Почти всех удалось эвакуировать. Мы разместились в домах на окраине, и, если бы не дождались вас в ближайшие пару дней, пришлось бы уходить… Что вы тут устроили?
– Все в порядке, капитан, – быстро сказала Шоу, опережая Пома, хватающего ртом воздух, как рыба, выброшенная на лед. – Помощник просто был расстроен, и все. Ничего не случилось.
Кровь отлила от лица Пома – но теперь оно вновь раскраснелось.
– Вот как. – Стерх наверняка успела увидеть, что еще мгновение назад Пом был готов схватить ее за руку. – Это правда?
– Да, – сказала Кая. – Все в порядке.
Капитан коротко кивнула:
– Хорошо. Следуйте за нами.
Ее прическа, как всегда, выглядела безукоризненно – волосок к волоску, хотя Кая вдруг с изумлением поняла, что белых в густой черной массе прибавилось. На шее капитана, на миг показавшейся под толстым шарфом, один конец которого выглядел слегка обгоревшим, Кая вдруг заметила татуировку – перечеркнутый круг.