– Она стала понимать больше, да?
– Угу. – Тоша взял у нее один из сухарей. – Мы с ней вчера и сегодня пытались говорить… Делать-то больше все равно нечего.
– Другим она не нравится. Она их… смущает.
Тоша хмыкнул:
– Как и я. Ну, ты будешь рассказывать или как?
И она рассказала все по порядку – о буране, о встрече с Вороном и его обмане, о том, как в конце концов все вместе они отбили дирижабли у нечисти и договорились объединиться.
Когда она закончила, котелок с настоем опустел, а угли в печках потускнели. Все это время Анле тоже старательно слушала, хмуря брови.
– Да, славная история, – сказал наконец Тоша. – А что же, Шоу и этот их вожак вместе теперь или как?
Кая шутливо подтолкнула его:
– А что, ты положил на нее глаз? – Она осеклась, поймав его взгляд, и мысленно прокляла себя тысячей самых жутких проклятий.
– Глаз, – сказала Анле и показала на лицо. – Глаз?
– Ага, типа того. – Тоша улыбнулся Кае, и ей стало еще хуже. – Не волнуйся, ладно? Я в полном порядке. И не клал я на нее глаз, ничего подобного. Просто интересно, да и все.
– Не знаю я, вместе они или нет. По ней не поймешь.
Их разговор прервали – наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку, в сарай вошел Павел.
– Кая! Слава богу! Анле, ты готова? Мы можем продолжать! – Не дав им опомниться, он потащил обеих за собой. Кая даже не успела попрощаться с Тошей.
Следуя за Павлом в потемневшую от пламени избу с перекошенной крышей, где разместилась новая полевая лаборатория, Кая думала, что ученые, как ни крути, – люди необыкновенные. Павел не расспрашивал ее о станции, не говорил о побеге Шиповника и Саши. Его волновала только их работа, продолжение работы – больше ничего.
– Думаю, на станции можно будет найти место получше, – сказала Кая, садясь за стол напротив Анле. – И времени у вас там наверняка будет больше, пока… ну, пока мы не пойдем на Красный город.
– Да, да, – отозвался Павел нетерпеливо, как будто Кая докучала ему какой-то ерундой, – разумеется, дорогая моя. Анле восстановилась. И, кроме того, при ее бесценном сотрудничестве мы сумели расшифровать знаки…
– Правда? – Кажется, она наконец испытала то самое азартное любопытство, которое люди вроде Павла или Артема чувствуют постоянно. – И вы молчали? Что там написано?
– Ну, записи Анле, к сожалению, оказались бессвязным набором слов. Она как будто искала что-то среди них, но ничего не могла найти, пока вы с Сашей не усилили друг друга. Знаки, которые ты записала сразу после выхода из контакта… – Павел откашлялся. – Мы пока не очень понимаем, что именно это значит, но с помощью Анле удалось выяснить, что сейчас на другой стороне творятся важные дела… Судя по тексту в руках девушки, которую ты встретила. Возможно, она ведет дневник. Группа людей, в числе которых точно есть человек с нашей стороны – очень вероятно, что это Артем или Ган, дорогая моя, – направляется в священное место. Что это за священное место, Анле не смогла объяснить достаточно детально… Но, если мы правильно поняли, оно связано с устройством того, другого мира.
Кая почувствовала, что дрожит:
– Думаете, оказавшись там, они могут попытаться вернуться домой? Или… повлиять на «устройство» мира? Что-то сделать с прорехами?
– Или все это вместе. Мы продолжим работать с тем, что есть, но нам нужно больше информации. А значит…
– Павел. То, что случилось с Шиповником…
Его нижняя губа вдруг задрожала – жалко, по-стариковски.
– Не будем об этом, Кая. Пожалуйста. Шиповник сделал свой выбор. Как и все мы.
Она промолчала, и Павел преувеличенно бодро взмахнул руками:
– Ну, девушки! Хватит о грустном. Вперед! Навстречу новым открытиям!
Кая переплела пальцы с пальцами Анле.
Больше всего она боялась, что теперь, без Саши, у нее ничего не выйдет, но почти сразу же почувствовала знакомый рывок крюком, и мир завертелся, искря серебристыми сполохами.
Она увидела лес – необыкновенный лес, темный, яркий, чужой, – различила фигуры людей, смутные, призрачные. Она не могла разглядеть их лица – но, может, если подойти ближе?..
Кая закричала. Первый же шаг отозвался болью в висках – голову как будто сдавило железным обручем. А потом крюк снова рванул ее под живот – и понес вверх, вверх, вверх…
И она снова очутилась за столом – закапанным кровью из носа.
– Ничего не вышло, Павел, – прошептала она. – Что-то нас не пускает. – И потеряла сознание.
Глава 22. Артем
В тот день ничто не предвещало беды – в дальнейшем именно это удивляло Артема сильнее всего.
Утром он делал записи про Сонный лес, пытался зарисовать некоторые из увиденных растений. Дайна тоже что-то писала в своих пергаментах, закрывая их от него и Гана локтем.
Они позавтракали, наварив похлебки из темно-фиолетовых клубеньков, которые нашла у воды Дайна, и душистых трав – их, как всегда молча, принесла к костру Хи. Варево выглядело не слишком аппетитно – водянистая лиловая жижа с островками зелени и прозрачных кусочков. Клубеньки отдали весь цвет бульону.
Артем и Ган попробовали варево с опаской – но уже через мгновение уминали за обе щеки.
– Это удивительно, – заметил Ган, зачерпывая суп деревянной ложкой, – что здесь любой сорняк можно вкусно приготовить.
Артем кивнул. Он и сам думал о том, что здешняя земля щедрее к своим детям, чем та, на которой он родился и вырос. Диковинные фрукты, овощи, травы.
Дайна говорила, что, как и у них дома, земля была добра не всегда и не везде… И все же похлебка была куда вкуснее, чем та, что варили в лесу они с Каей. Солнце светило ярко, рассветную прохладу быстро сменило тепло. На ярко-голубом небе не было ни облачка, в воздухе пахло цветами и чистотой – и Артем очень хорошо запомнил, как подумал: «Сегодня будет хороший день».
Они тщательно затоптали костер, собрали лайхоли в корзинку и пустились в путь. Некоторое время холей вели в поводу – всем хотелось размять ноги. В кои-то веки над головой не сплетались ветви деревьев, было светло, просторно, и Артем глубоко дышал полной грудью.
Остальные тоже повеселели – Ган даже начал насвистывать какой-то бодрый, незнакомый Артему мотив, и Дайна, послушав его несколько минут, подхватила. Хи покосилась на них без привычной отстраненности, и на какой-то безумный миг Артему показалось, что она хочет присоединиться. Умеют ли навки свистеть? Артем понятия не имел. Сам он свистеть умел, но плохо, и постеснялся пробовать.
– Знакомая мелодия, – сказала Дайна, щурясь от яркого солнца. – Похожа на одну охотничью песню, которую я знаю.
– Охота не лучшее время для песен, – усмехнулся Ган, и Дайна фыркнула:
– У нас такие песни после охоты поют. Вы разве удачную охоту не празднуете?
Ган что-то ответил – или не успел ответить ничего – Артем не мог вспомнить.
В любом случае они бы точно не услышали, потому что в следующий миг мир содрогнулся. Сначала Артем не успел испугаться. Он перевел взгляд на Дайну, чтобы спросить, что происходит, и вот тогда-то, увидев ее побелевшее от страха лицо, испугался сам.
– Что за чертовщина? – Ган выхватил оружие, а потом мир снова содрогнулся – так, будто чья-то невидимая рука встряхнула его за шкирку, как беспомощного зверька.
– Нет! – крикнула Дайна. – Назад, назад!
Что бы она ни имела в виду, бежать им было некуда. Они успели отойти достаточно далеко от леса, и вокруг, сколько хватало глаз, не было ни одного укрытия – ни дома, ни хотя бы высокого холма, у подножия которого можно было бы спрятаться. Обводя взглядом равнину, Артем вдруг увидел то, что сразу заметила Дайна… и остолбенел.
На горизонте клубилась, оранжевея, стена песка. Вдалеке вновь загрохотало, и земля затряслась от страха. Одиссей громко взвыл – до сих пор Артем и не знал, что он способен издавать такие звуки.
Вслед за ним протяжно застонали другие холи, но почему-то не сделали ни шагу назад – лошади бы уже давно бросились прочь. Бока холей ходили ходуном, но они оставались на месте, словно невидимая рука держала их за поводья.
«Богиня Тофф дала их нам, – подумал Артем. – Им от нас никуда не деться».
Дайна вскочила на своего холя, дернула за ошейник:
– Не стойте столбом! Быстрее!
Ган последовал ее примеру. Нога Артема запуталась в стремени. Одиссей стонал и пыхтел, мелко перебирая ногами на месте, запутывая его еще сильнее.
– Дай мне камень! – крикнула Дайна, протягивая к нему руку. – Камень!
Он не смог бы отдать ей Гинн, даже если бы захотел. Руки тряслись под стать земле под ногами. Рокот надвигающейся бури становился громче, но звучал словно издалека. Надвигающаяся стена из песка и камня, звери, что не могли тронуться с места, – все это напоминало ночной кошмар.
Ган спрыгнул с холя, чертыхаясь, бросился к Артему, принялся распутывать его ногу.
– Давай же, очнись! – В следующий миг щеку обожгло болью – Ган дал ему хорошую затрещину.
Нога наконец была свободна, и Ган подсадил его в седло:
– Живо!
Было слишком поздно – и они все успели подумать об этом, – стена из летящего бурого песка, осколков камня и пыли настигла их. Даже успей они сесть на холей, спасения от этой рыжей и быстрой смерти не было ни для них, ни для зверей. Застань их буря в лесу, они могли бы уцелеть.
Артем успел закрыть лицо руками, а потом буря поглотила его.
Разом стало очень темно и тихо – а он ожидал, что буря, ревущая как гигантский зверь, сразу оглушит его. Этого не случилось. Не было ни шума, ни боли, и Артем подумал: возможно, это уже смерть? И открыл глаза.
Хи, так и не севшая на своего холя, стояла впереди, раскинув руки в стороны. Длинные рукава съехали к локтям, и то, на что они с Ганом старались не обращать внимания, теперь бросалось в глаза: длинные острые когти, темно-зеленый узор чешуи. Капюшон упал с головы навки, и темные волосы, украшенные глиняными бусинами и перьями – точно так же их украсила бы самая обыкновенная женщина, – рассыпались по плечам.