ть Фронтера. Но уже через пару дней Ллойд появился у его дверей, словно тень, которую невозможно отогнать простым зажжением свечи, или как кошмар, возвращающийся ночь за ночью.
— Виконт, — начал он, с лёгкой улыбкой, которая всегда предвещала неприятности, как затишье перед бурей, — у вас, кажется, проблемы. Как у пьяницы, заснувшего в борделе без кошелька. Я здесь, чтобы их решить. Как добрый самаритянин или как палач — решать вам.
Виконт лишь усмехнулся, пытаясь сохранить лицо, как актёр, забывший свою роль на сцене.
— Какие ещё проблемы? У меня всё в порядке. Проваливай, пока я не приказал стражникам вышвырнуть тебя за порог!
— Ну как же, — Ллойд улыбнулся ещё шире, словно кот, играющий с мышкой перед смертельным укусом, — ваше производство по окрашиванию тканей… Оно, кажется, на грани краха, как дерево, подточенное термитами. Вода из Долины, которую вы используете, теперь содержит частицы известняка. Цвета ваших тканей испорчены, как репутация шлюхи в монастыре.
Виконт побледнел, как будто его только что ударили в живот железным кулаком, вся кровь отхлынула от его лица, оставив его похожим на труп.
— Это ты всё подстроил, мерзавец! — выкрикнул он, его голос сорвался на визг, как у свиньи перед закланием.
— Я? — Ллойд притворился удивлённым, подняв брови так высоко, что они почти слились с линией волос, и выпучив глаза, как у испуганной лягушки. — Нет, это просто стечение обстоятельств, как незапланированная беременность у девственницы. Но, если хотите, я могу поставлять вам чистую воду. За определённую плату, конечно. Небольшую, всего лишь половину вашего годового дохода.
— Мерзкий щенок! — Виконт вскочил, опрокидывая кресло с грохотом, эхом разнёсшимся по залу. Золотая цепь на его груди забилась, как пойманная птица в клетке или как сердце человека перед смертью. — Пока я жив, ни один выскочка не будет указывать, куда течь моему золоту! Я скорее сдохну, чем позволю тебе наживаться на моей беде!
Прошел месяц. В мастерских уже пахло гнилью — ткани, окрашенные в фирменный лазурный оттенок Аконов, покрывались жёлтыми пятнами, как кожа прокажённого или как простыни в дешёвом борделе. Мастера перешёптывались у котлов, как заговорщики, пока Виконт, бледный как полотно, смотрел на рулон шёлка, который теперь напоминал кожу прокажённого или карту неизвестных земель.
— Это… временно, — прошипел он, сдирая ногтями испорченный участок с таким остервенением, словно хотел содрать кожу с врага. Шёлк рвался с противным хрустом, как кости под колёсами телеги. — Смените воду! Выколите глаза тому, кто добавил не те травы! Повесьте нерадивых мастеров на городской площади!
Но к утру пятна появились даже на платье его жены, дорогом, как годовой доход фермера. Графиня, рыдая, словно над трупом любимого кота, швырнула испорченный шедевр в лицо служанке с такой силой, что та отлетела к стене. А к полудню караван купцов из столицы развернулся у ворот, грубо потребовав вернуть задатки за «бракованный товар», угрожая растрезвонить о позоре Аконов по всему королевству.
Ллойд развалился в кресле, как король на троне, грызя засахаренный миндаль с таким удовольствием, что можно было подумать, будто он поедает райские яблоки, когда в кабинет ворвался виконт. Его камзол был расстёгнут, волосы спутаны, словно его таскали за них всю ночь, а в глазах горел дикий огонь загнанного зверя или безумца, увидевшего призраков.
— Ты… — хрипло начал он, цепляясь за спинку стула дрожащими пальцами, как утопающий за соломинку. — Ты знал. С самого начала знал, проклятый колдун.
Герой медленно поднял глаза, делая паузу специально — долгую, мучительную, пока капля пота не скатилась с виска вельможи на паркет, как слеза от невыносимой боли.
— Виконт, — голос Ллойда звучал сладко, как мёд с цикутой, как песня сирены перед крушением корабля, — у вас, кажется, проблемы. Как у шлюхи, забеременевшей от короля. — Он бросил орешек в рот, щёлкнув зубами, как волк челюстями. — Я же здесь, чтобы их решить. Или усугубить — зависит от вашего настроения и щедрости.
Ллойд ехидно состроил такую мерзкую рожу, что даже демоны в аду поморщились бы от отвращения, и развернул контракт, как палач — список приговорённых к смерти.
— Подпишите здесь, здесь и здесь, и мы начнём. Или не подписывайте, и мы всё равно начнём — только для вас результат будет печальнее, чем судьба девственницы в пиратском плену.
Ллойд, как всегда, умел удивлять. Его речь была настолько убедительной, что даже виконт Дракона начал забывать, что именно он сам когда-то научил Ллойда простой истине: вода не бывает бесплатной, как и любовь шлюхи. А теперь, спустя время, отец Ллойда с удивлением наблюдал, как огромные суммы денег начали поступать в казну Фронтера, словно река, меняющая своё русло.
— Неужели такая сумма будет приходить нам каждый месяц? — спросил Аркос, разглядывая отчёты с таким видом, словно видел карту сокровищ. — Мы сможем расплатиться со всеми долгами и ещё останется на новый замок и гарем наложниц!
— Да, — улыбнулся Ллойд, его глаза блестели, как у торговца, который только что надул наивного покупателя, продав ему дохлую лошадь по цене племенного жеребца. — Виконт оказался таким «хорошим» человеком. Думаю, он теперь наш лучший друг. Как верёвка для повешенного или цепь для раба.
Ксавьер, стоявший рядом, молча наблюдал за этой сценой, его лицо застыло в маске холодного презрения, как изваяние древнего бога войны. Он знал, что виконт сам начал эту войну, но сейчас его господин выглядел как настоящий дьявол, явившийся из глубин ада на сбор душ. В контракте не было оговорено никаких сроков поставок, и его невозможно было разорвать, как девственность. Это означало, что Ллойд собирался высасывать из виконта все средства до самой его смерти, словно пиявка кровь, а потом переключиться на его наследников. Поколение за поколением… ну и в конце никто не отменял магию оживления трупов, как напомнила ему довольная ухмылка господина!
— Ксавьер, — прервал его размышления барон, его голос звучал таким удивлением, словно он обнаружил у себя в штанах золотой слиток. — Я хотел сказать кое-что. У моего сына сейчас такое лицо… Лицо счастья или безумия, я такое впервые вижу, даже когда он нашёл мой тайник с ликёром.
Ксавьер вздохнул, но прежде чем он успел что-то сказать, его лицо выразило такую скуку, словно он присутствовал на лекции о преимуществах пуговиц над завязками, Аркос продолжил:
— У нас нашёлся покупатель на артефакты орков, — объявил Ллойд, разворачивая пергамент с печатью графа Кремо с таким благоговением, словно это был документ о причислении его к лику святых. Его пальцы скользнули по аккуратным строчкам, как у вора по замку, а в глазах мелькнул холодный блеск, как у койота, заметившего раненого кролика. — Граф предлагает хорошую цену, такую, что даже шлюха в борделе не берёт за свои услуги. Правда, пишет, что хочет построить какую-то статую. Странно, не находите? Такой человек мог бы купить что угодно, но выбирает древний хлам, как старьёвщик в королевской мантии.
Ксавьер кивнул, но в душе сомневался, его интуиция вопила громче, чем свинья на бойне. Его пальцы непроизвольно сжали рукоять меча, словно ища поддержки у старого друга. Что-то в этой истории было не так, как в супе, куда подмешали яд.
Тем временем в торговом городе Кремо граф стоял у окна своего кабинета, наблюдая за тихой водной гладью, как художник за чистым холстом. Его пальцы барабанили по подоконнику, как у пианиста, готовящегося к сложному пассажу, а в глазах отражались блики заходящего солнца, превращая их в два золотых озера. Казалось бы, ничего не предвещало беды, как в затишье перед ураганом.
Однако буквально через секунду из воды вылезло огромное чудище — Титан Гига. Его чешуя блестела, как мокрый гранит в лунном свете, а глаза горели тусклым красным светом, как угли в потухающем костре. Граф лишь усмехнулся, его губы изогнулись в тонкой улыбке, как у кота, поймавшего мышь.
— Интересно, как они справятся с этим, — пробормотал он, словно уже предвкушая хаос, который собирался обрушить на Фронтера, как молот на наковальню.
В поместье Фронтера Ксавьер докладывал Аркосу, его лицо было непроницаемым, как каменная маска:
— Они отплывают через неделю. Чтобы минимизировать затраты на переезд, с ними поедут только десять человек, как десять пальцев на руках.
— Хорошо, — кивнул барон, его пальцы нервно перебирали край мантии, словно чётки в руках монаха. — Если Ллойд так решил, то пусть так и будет. Теперь я верю в его разум больше, чем в свой собственный, как слепой верит поводырю.
Аркос стал доверять сыну намного больше, как пастух доверяет надёжной собаке. Раньше, когда виконт Дракона начал угрожать и требовать половину земель Марис, барон, скорее всего, отдал бы всё из страха, как кролик, бросающий морковку в пасть волку. Но благодаря Ллойду и общим усилиям Аркос стал смелее, как лев, попробовавший кровь. К сожалению, раньше он всегда был нерешительным и неспособным человеком, как евнух в гареме.
— Нет, барон, — запротестовал Квир, слуга Аркоса, его лицо выражало такое искреннее возмущение, словно ему плюнули в священный сосуд. Его голос дрожал от искренности, как лист на ветру. — Вы самый добрый человек на свете. Вы беспокоитесь за других больше, чем мать за своих детей. Даже меня, рыцаря, приютили, когда я был ребёнком, выброшенным на обочину жизни.
— Спасибо за такие слова, — улыбнулся Аркос, но в его глазах читалась горечь, как в вине, простоявшем слишком долго. — Но добрый лорд не всегда означает хороший лорд, как красивая женщина не всегда хорошая жена. У лидера должны быть железные принципы и желание идти напролом, сметая все преграды. Такие, как у Ллойда, который прогрыз себе путь сквозь все трудности, как крыса сквозь стену.
Ксавьер молча слушал, его лицо было непроницаемым, как у профессионального картёжника. Он не был уверен, что Ллойд действительно изменился, как меняется выставленное на солнце вино. Для него главный герой оставался человеком, который когда-то сломал его деревянный меч и насмехался над его мечтой стать рыцарем, как богач насмехается над бедняком. Ксавьер ненавидел себя за то, что теперь считал Ллойда достойным человеком, как проститутка ненавидит себя за любовь к сутенёру.