— Может, и свои, — протянул я, подливая масла в огонь. — А может, и не свои. Вдруг это люди светлейшего князя решили нам «помочь» добраться до цели? Или беглые шведы короля Карла? Кто их разберет в этих глухих лесах… Однако самое любопытное не это.
Я выдержал театральную паузу, наслаждаясь каждым мгновением этой маленькой комедии.
— Понимаешь, Василий, я пришел к выводу, что кивер этот потерял не человек. Его обронил лось. Очень крупный, судя по следам. Рогатый, само собой. Он, видать, зацепился рогами за этот головной убор, где-то в Игнатовском, пробежал с ним, а потом тряхнул башкой и сбросил.
Орлов уставился на меня, и его непроницаемое лицо дрогнуло, а затем медленно расплылось в широченной улыбке. Дошло. Он наконец понял, что я откровенно над ним издеваюсь.
— Ваше благородие, — сказал он, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. — До чего дошла природа в этих диких краях! Лоси в киверах скачут! Это ж уму непостижимо!
— Вот и я о том же, — подхватил я. — А это, Василий, верная примета. Если лось с кивером по лесу бегает — это к бурану. А от бурана, как известно, лучшее средство — согреться изнутри.
Орлов, больше не скрывая смеха, полез в свой бездонный рюкзак.
— Истинно так, Петр Алексеич! Против такой напасти у меня припасено лучшее лекарство!
На свет была извлечена заветная фляга. В этот момент обжигающая жидкость была более, чем кстати. Мы разлили ее по металлическим кружкам.
— Ну, — сказал я, поднимая свою. — За рогатых лосей! Чтобы мы им на пути не попадались.
— И за твой зоркий глаз, Петр Алексеич! — подхватил Орлов, и его глаза хитро блеснули в свете костра. — Чтобы мы их всегда вовремя замечали.
Мы выпили. В этой короткой, дурашливой сцене было больше настоящего взаимопонимания, чем в любых торжественных клятвах. Мы не одни в этом бескрайнем лесу. И наш невидимый эскорт, судя по всему, нужно будет потом проучить. Где это видано, потерять головной убор? Ох и достанется им. И лучше, наверное, если от меня — де ла Серда за такое и отлупить может незадачливую тетерю.
Глава 17
Победа над ледяным холмом оказалась пирровой: почти целый день пути и, что куда хуже, непростительный расход драгоценного древесного угля. Стремительно пустеющие мешки в грузовом отсеке были красноречивее любых приборов — мои первоначальные расчеты, сделанные в тепле игнатовского кабинета, летели ко всем чертям. Закладывая тройной запас, я ведь рассчитывал на укатанный зимний тракт, а не на эту полосу препятствий. Однако постоянные подъемы и глубокий рыхлый снег под тонкой коркой наста заставляли двигатели работать на пределе. Уголь сгорал с катастрофической скоростью, а недавний ремонт и штурм холма с помощью лебедки сожрали последние резервы.
Триумфальное путешествие выродилось в банальную борьбу за выживание. Мое чудо инженерной мысли, «Леший», оказался прожорливым и капризным зверем, заставив меня ввести режим строжайшей экономии. Каждый вечер — одно и то же: я гасил топки под тишину зимнего леса. Остывая и покрываясь инеем, «Леший» из грозного зверя превращался в груду мертвого железа. Ночное движение по такой местности — откровенная глупость, не говоря уже о том, что экспериментальный механизм требовал ежедневного осмотра. Каждое же утро начиналось с долгой, мучительной растопки, пожиравшей драгоценный на одно лишь пробуждение.
Наша скорость упала до черепашьей. Двадцать, в лучший день тридцать верст — вот и весь наш предел. Путь, который я планировал одолеть за две недели, теперь грозил растянуться на гораздо больший срок.
— Что-то приуныл ты, Петр Алексеич, — заметил Орлов как-то вечером, когда мы сидели у костра. — Неужто дьявольская твоя машина характер показывать стала?
— Характер-то ладно, — ответил я, помешивая в котелке нехитрую похлебку из зайчатины. — Аппетит у нее, Василь, больно хороший. Жрет уголь, как не в себя. Еще пара дней такой кормежки, и встанем намертво.
Орлов нахмурился.
— Так может, в деревне какой купим? Или в городке?
— В том-то и беда, что не купим, — покачал я головой. — Уголь древесный — товар для кузниц да для домен. В деревнях им не торгуют, там дровами топят, а на дровах наша машина едва сама себя тащит. Нам нужен город с кузнечным промыслом, но мы специально такой маршрут выбрали, чтобы от городов подальше держаться.
Над костром звенела тишина. Тупик. Возвращаться назад — позор и провал всей миссии. Идти вперед — риск замерзнуть в лесу рядом с остывшей грудой металла. Наши «невидимые» хранители, конечно, не дали бы нам погибнуть, но вытащить отсюда многотонную махину они бы не смогли.
Следующий день прошел в гнетущем молчании, каждый фунт угля был на вес золота. Орлов мрачно сидел на своем посту, вглядываясь в бесконечную череду заснеженных елей. В машине, половину пространства которой знимал уголь, стало и вовсе просторно.
К полудню топливо кончилось. В тендере оставалось угля ровно на одну растопку. Последний шанс, последний рывок. Я приберег его на всякий случай — мало ли.
— Ну что, Василий, — сказал я, заглушив двигатели. — Придется тебе сегодня снова на охоту идти. Только не за зайцами. Нужно выскочить к ближайшему городу и найти уголь. А там и на санях притащить топливо сюда.
Орлов вздохнул, проверил заряд в фузее и, натянув на уши шапку, скрылся в лесу. Я остался один на один с остывающей машиной и собственными мыслями. Я, человек, принесший в этот мир технологии будущего, оказался в положении первобытного охотника, у которого кончились стрелы. Вся моя гениальность оказалась бессильна перед простейшей нехваткой топлива. Горький, но полезный урок.
Час сменился другим. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая снег в холодные, синеватые тона. И вдруг тишину расколол далекий, едва различимый звук — мерный, ритмичный стук топора.
Я вскочил, пытаясь определить направление: северо-восток. Через несколько минут на просеке показалась фигура Орлова. Он шел быстрым, уверенным шагом.
— Есть! — выдохнул он, подбегая ко мне. — Верстах в трех отсюда. Дым видел, пошел на него. Поселение. Большое. И, судя по всему, богатое.
— Деревня?
— Не похоже, — Орлов покачал головой. — Скорее, скит какой-то. Крепкий, обнесен стеной, как крепость. И люди… странные. Бородатые, суровые.
— Староверы? — хмыкнул я. — Плохо дело. Эти с государевыми людьми и говорить не станут.
— А вот тут, Петр Алексеич, самое интересное, — в глазах Орлова блеснул азартный огонек. — Я ведь на рожон не полез. Засел в кустах, понаблюдал. Так вот, у ворот ихних стража стоит. Двое. С ружьями. И ружья эти… наши. Игнатовские. СМ-1. Я их хоть в темноте узнаю.
Я аж бровь приподнял. Мои винтовки. В руках у беглых раскольников, в глухом лесу. Это более чем странно.
— Заводи машину, Василий, — скомандовал я, и в голосе зазвенел металл. — Потратим последний уголь. Поедем к ним в гости. Только не как просители, а как хозяева, которые приехали проверить, как используется их добро.
Клацанье гусениц разорвало вечернюю тишину. Мы двинулись вперед, на звук топора, навстречу неизвестности. Впереди маячил шанс на спасение.
Последний уголь догорал в топках, когда мы выехали на широкую, расчищенную от снега поляну. Перед нами выросла стена частокола — добротный, рубленый из вековых сосен палисад в два человеческих роста, с массивными воротами и смотровой вышкой. За стеной виднелись крыши крепких изб и купол небольшой, ладно скроенной церквушки. Настоящая лесная крепость.
Взглянув на карту, я определил наше положение: примерно полпути к Торжку, моему «запасному аэродрому» — городу купцов и ремесленников, где я рассчитывал пополнить запасы угля. До него, однако, оставалось верст сто пятьдесят, а топлива в тендере — хорошо если на двадцать. Неожиданно возникший на пути скит был призрачной надеждой избежать унизительного возвращения или броска к Торжку налегке, оставив «Лешего» замерзать в лесу.
Когда наша машина выскочила к воротам, на стене тут же появились люди. Встречали нас с оружием наперевес. Заглушив двигатели, я погрузил поляну в тишину, которую тут же разорвал щелчок взводимых курков. Орлов за спиной напрягся.
— Спокойно, Василь, — сказал я. — Непрошеные гости — мы. Будем вежливы.
Из ворот нам навстречу вышел старик: высокий, сухой, с седой бородой до пояса. Голос властный.
— С чем пожаловали в нашу обитель, люди добрые?
— Идем по государеву делу, отец, да вот машина наша без угля встала, — ответил я, спрыгивая с платформы. — Ищем, где бы прикупить топлива.
Старик окинул меня долгим, изучающим взглядом.
— Государевы люди к нам редко захаживают. Не жалуем мы их, да и они нас. И машины такие диковинные у нас не в чести.
— А ружья-то, гляжу, в чести? — спокойно парировал я, кивнув на СМ-1 в руках стражника на стене. — Работа знатная. Игнатовская. Дорогая, поди. Не всякому по карману.
В глазах старика мелькнул острый интерес — такой осведомленности он явно не ожидал.
— Петр Алексеич, а может, ну их? — глухо пробасил Орлов за спиной.
Старик услышал. В его глазах мелькнуло узнавание.
— Вижу, человек ты сведущий, — произнес он уже другим тоном, внимательно глядя на меня. — Слыхали мы о тебе, барон… — На этом слове он сделал паузу, отслеживая мою реакцию.
Я молчал. И чего тут скажешь? Откуда в такой глуши обо мне известно — вот что по-настоящему странно.
— Доходили и до нас слухи, — продолжил Елисей. — Говорят, построил ты у себя свою вотчину, и ни царю, ни патриарху не кланяешься. Говорят, самого антихриста слуга.
— Много чего говорят, отец, — усмехнулся я. — Я человек дела. А ружье, что ж… в руках праведника — добро, в руках разбойника — зло. Само по себе оно — лишь кусок железа, который я, грешным делом, и выдумал.
Слова, похоже, попали на благодатную почву. Старик долго молчал, что-то взвешивая.
— Меня Елисеем кличут, — наконец представился он. — Я тут за старшего. Что ж, раз с миром пришли, не гоже гостей на морозе держать. Заходите. А шайтан-арбу свою тут оставьте.