Генерал кивнул мне, показал на стул.
— Здорово, Петр. Вот, познакомься — капитан первого ранга Головин, Степан Игнатьевич. Служит на флоте нашем Балтийском, под началом самого Государя корабли строит и воюет. А приехал он к нам с бедой великой. Расскажи, Степан Игнатьевич.
Морской капитан кашлянул и посмотрел на меня выцветшими голубыми глазами.
— Беда, да… — начал он хриплым голосом. — Воюем мы со шведом на море. Корабли строим новые, пушек на них ставим всё больше. А толку порой — хрен да маленько. Шведские корабли, особенно линейные, борта у них крепкие, дубовые. Наши ядра их часто не берут! Отскакивают, как горох от стенки! Или застревают в дереве, не пробивая. А ихние пушки — бьют кучно, ядра у них каленые бывают, поджигают наши корабли только так. Теряем мы людей и корабли, Смирнов, теряем! Государь гневается, требует дела!
Он говорил с горечью, аж кулаки сжимал. Видно было, что для него это не просто служба, а вся жизнь.
— Пробовали мы пушки помощнее ставить, — продолжал Головин. — Да только чугун наш… сам знаешь, поди, какого качества. Рвет их часто! На корабле это — смерть верная! Осколками и своих побьет, и пожар устроит. Бронзовые получше будут, да дорогие, заразы, меди и олова на все не хватает. Да и они шведскую броню не всегда прошибают.
Генерал кивнул.
— Вот какая задача перед нами стоит, Петр. Нужны нам для флота пушки особо мощные. Такие, чтобы шведский борт проламывали наверняка. И чтоб сами при этом не рвались. Может гаубицы какие? Чтоб не ядром били, а бомбой разрывной? Да только как их на корабле закрепить, чтоб отдачей палубу не разнесло? Да и точность у них… сам понимаешь.
Он посмотрел на меня выжидающе. Я переваривая услышанное. Задачка посложнее сверлильного станка. Речь шла уже не об улучшении качества, а о создании принципиально нового типа морского оружия, способного решать конкретную задачу — пробивать броню вражеских кораблей.
— Или, может, — генерал понизил голос, — не в пушках дело? Может, сами снаряды хитрее сделать? Чтоб при ударе взрывалось? Или каленое ядро как-то по-умному метать?
Он снова замолчал, ожидая моей реакции. Я чувствовал на себе взгляды всех троих — генерала, морского капитана, адъютанта. Они ждали от меня ответа, ждали чуда, ждали, что я, «тульский самородок», сейчас выдам им готовое решение.
— Дело… серьезное, ваше превосходительство, — проговорил я, тщательно подбирая слова. — С ходу тут не решить… Думать надо… Пробовать…
— Вот и думай, Петр! — генерал хлопнул ладонью по столу. — Думай! На то тебе и голова дана! Задача ясна: нужно средство против шведских кораблей. Мощное, надежное. Пушка ли то будет новая, снаряд ли каленый — решай сам! Даем тебе волю! И ресурсы дадим, какие сможем. Мастеров толковых подключим, если надо. Но чтоб результат был! Флот ждет! Государь ждет! Понял задачу?
— Так точно, ваше превосходительство, — ответил я, чувствуя, как на плечи навалилась новая, неподъемная, казалось, глыба. — Постараюсь уразуметь… и попробовать…
— То-то же. Иди. Капитан Головин тебе все подробности про шведские корабли и нашу нужду расскажет. А ты, Краснов, пригляди, чтоб ему не мешали. И докладывай мне об успехах. Всё, идите.
Мы вышли из кабинета. Капитан Головин тяжело вздохнул.
— Ну, Смирнов… Надежда теперь на тебя… Удиви нас. А то худо нашему флоту придется…
Новая задача. Осадная или корабельная артиллерия. Бомбы, каленые ядра, пробивание брони… Это было уже совсем другое поле. Масштабное, сложное, ответственное. И невероятно интересное для меня как для инженера из будущего. Голова шла кругом от открывшихся перспектив и от понимания всей сложности задачи.
Задачка, которую подкинули генерал с морским капитаном Головиным, была, мягко говоря, не из легких. Одно дело — улучшить литье ядер или обточить цапфы на мелкой пушке, и совсем другое — создать пушку, которая проломит дубовый борт шведского линкора, да еще и сама при этом не разлетится к чертям. Или придумать такой снаряд, чтобы врагу мало не показалось, посильнее обычного чугунного шара.
Я засел в своей каморке, которая теперь больше походила на берлогу алхимика — везде валялись куски металла, тигли, мои каракули на бересте и бумаге, инструменты. Капитан Головин перед отъездом на флот подробно мне расписал про шведские корабли — толщину бортов, как они примерно устроены, про их пушки и снаряды. Рассказал и про наши проблемы — про ядра, что отскакивают, про пушки, что рвутся. Картина вырисовывалась, честно говоря, хреновая.
Первое, что лезло в голову — сделать пушки больше и мощнее. Но тут же упираешься в прочность. Мой «улучшенный» чугун выдержал тройной заряд в мелком стволе, но как он себя поведет в здоровой пушке, где нагрузки в разы больше? Масштабировать технологию плавки было непросто. Одно дело — переплавить пару пудов лома в маленьком тигле с известняком, и совсем другое — выплавить несколько тонн качественного чугуна в большой печи. Тут нужен был точный расчет шихты, контроль температуры на всех этапах, равномерная добавка флюсов. А как этого добиться с местным оборудованием? Плавильщики работали «по чуйке», печи были старые, контроля — ноль.
Я попробовал поговорить об этом с немцем Шульцем. Он меня понял, даже согласился, что известняк — штука полезная для чистки чугуна.
— Йя, йя калькштейн… он сера убирайт… это ферштейн, — кивал он. — Но как мерить? Как температура держать? Печь — старый! Дрова — мокрый! Руда — дрэк! Мало калькштейн сыпать — толку нет. Много сыпать — чугун «холодный» буит, лить плохо. Очень трудно, Петр!
И он был прав. Точно отмерить руду, уголь, флюс в огромной печи было почти нереально. Контролировать температуру без термометров — тоже. Всё зависело от опыта плавильщика, от его «чутья». А полагаться на «чутье», когда делаешь пушку, от которой зависят жизни людей и судьба корабля, было нельзя.
Та же фигня была и с литьем крупных стволов. Отлить ровно, без дырок внутри, многотонную болванку — задача сложная даже для современных заводов. А тут? Формы из песка и глины, льют вручную… Риск получить скрытые раковины, трещины от неравномерного остывания был гигантский. Моя «улучшенная» формовочная смесь помогала, но не решала проблему на сто процентов для больших отливок.
А обработка? Мой токарный станок годился для цапф, но обработать целиком здоровенный ствол, да еще и просверлить в нем идеально ровный канал… Для этого нужна была совсем другая машина — мощная, жесткая, точная. Тот сверлильный станок, что я придумывал, был шагом в нужную сторону, но его же еще построить надо! А это снова упиралось в материалы и криворукость мастеров. Нужен был хороший металл для резцов и сверла, нужны были точно сделанные детали для механизма подачи… А где их взять? Опять выпрашивать у нового кладовщика каждый гвоздь, опять бороться с тупостью мастеров?
Кроме пушек, я думал и о снарядах. Бомбы — разрывные шары с порохом внутри. Идея не новая, мортиры и гаубицы такими уже стреляли. Но как сделать бомбу для корабельной пушки, чтобы стрелять прямой наводкой? Нужен был надежный запал с таймером — трубка, которая горит определенное время и поджигает заряд когда надо. Здесь использовали простые деревянные трубки, набитые порохом. Точность горения у них была никакая. Бомба могла рвануть либо слишком рано, в воздухе, либо слишком поздно, упав в воду, либо вообще не взорваться. Нужна была трубка, которая горит стабильно. Может, металлическая? С точным составом?
Каленые ядра? Тоже известная тема. Раскаленное докрасна ядро, попав в деревянный борт, могло поджечь корабль. Но как его раскалить? Нужны специальные печи прямо на корабле. А как его зарядить в пушку, чтоб порох не рванул раньше времени? Использовали специальные пыжи, мокрые, глиняные, но это было опасно и ненадежно.
Куда ни сунься — везде засада. Нехватка нормальных материалов — хорошего чугуна, стали для инструмента, меди и олова для бронзы. Дикие технологии — и плавки, и литья, и ковки, и обработки. Отсутствие нормальных измерительных инструментов и станков. И главное — нехватка толковых, думающих мастеров, которые могли бы понять и сделать что-то новое. Старый Аникей, кузнец, даже мои ученики — они старались, но их уровень не позволял решать такие сложные задачи.
Я чувствовал себя как в ловушке из технических ограничений. Идеи были, знания из будущего подсказывали, куда двигаться. Но как перепрыгнуть эту пропасть между задумкой и реальностью? Как из говна и палок, грубо говоря, построить то, что требовало точных расчетов, качественных материалов и сложного оборудования? Эта задача казалась куда труднее, чем постройка одного станка или улучшение замка. Тут надо было менять всю систему, поднимать весь технологический уровень. А это — дело не одного дня и даже не одного года. И в одиночку мне было не справиться. Снова надо было искать союзников, убеждать начальство, бороться с воровством.
Недели шли, а с задачей по корабельным пушкам был полный швах. Я бился как муха в паутине. Пробные плавки моего «улучшенного» чугуна в мелких тиглях давали стабильно хороший результат, но перенести это на большие печи не получалось — контроля ноль, точности никакой, да и плавильщики старой закалки тупо саботировали мои указания, делали по-своему, «как деды учили». Отлить большой ствол из этого улучшенного чугуна, да так, чтоб он был без дыр и трещин, казалось нереальным при местном уровне литья. А про бронзу и говорить нечего — медь и олово были на вес золота, шли в основном на флот по особому распоряжению, и экспериментировать с ними мне бы никто не дал.
Снаряды… Бомбы с надежным запалом? Каленые ядра? Всё это требовало либо материалов, которых тут не было (для запалов), либо сложных и опасных фокусов прямо на корабле. Капитан Головин уже прислал записку с вестовым, вежливо и настойчиво интересуясь, как там дела с «оружием против шведской брони». Генерал в Питере тоже передавал через Орлова свое нетерпение. А я топтался на месте, упершись в глухую стену местной технологической отсталости.