Рычание огня тут же затихло, в небо поднялось небольшое облако чёрного, едкого дыма. Серый бетон, покрытый копотью продолжил стоять на месте, неся на себе следы моего, наконец-то удачного, творения, связанного с простейшей химией.
— Ну вы тут и зажигаете! — раздался позади до боли знакомый голос.
Быстро поставив огнемёт, я поднял маску, но не успел ничего сделать, так как на меня набросилось пятьдесят килограмм счастья. Я обхватил двумя руками подругу детства, сильно прижав её к себе, совершенно не боясь, что экзоскелет не выдержит её вес, ведь он, как и я сам, уже совершенно точно прошёл проверку на прочность. Держа девушку в руках и вдыхая запах её волос, я наконец-то забыл о мучившим меня столько времени вопросе — «как бы всё сложилось, если бы я согласился поехать с ними…»
Глава 19
— Привет, народ на связи Рэм! — я грустно махнул рукой у виска в приветственном жесте. — Сегодня тридцатое ноября по старому календарю или же тридцать первый день новой эры. И сегодня, возможно, мой последний влог из моей святой обители, из моей уютной берлоги, из моего бастиона одиночества, короче из моей мастерской.
Я всегда знал, что когда-нибудь этот день настанет. Я знал, что однажды, когда во всех смыслах встану на ноги, я покину эти стены, чтобы показать себя миру, да и самому полюбоваться этим миром как следует. И я думал, что буду с теплотой вспоминать все те годы, что я провёл здесь, в полумраке гаража, сражаясь с законами механики и навязчивыми идеями создать новые технологии невзирая на целенаправленное торможение прогресса крупными корпорациями.
Однако в моих мечтах подобный день должен был выглядеть совершенно иначе. Я точно не должен был сбегать из гаражного кооператива по причине того, что к нашему городу движется многотысячная, если не миллионная орда больных Зелёным бешенством людей.
Нахожу символичным то, что мы совершаем переезд в последний день осени. Последний календарный день для птиц, засидевшихся на своих местах, которым давно пора сваливать в более благоприятный край, — я с грустью улыбнулся, повернувшись назад.
Голые стены мастерской резали моё сердце без ножа. Всё, кроме линолеума и рабочего стола ушло на погрузку. Здесь остались лишь оборванные провода, да тускнеющие светодиодные полосы под потолком.
Там где раньше стоял верстак, сейчас были лишь едва видимые въевшиеся масляные пятна, да прожжённые местами следы от раскаленных искр. Я вдохнул полной грудью ещё витавший в этих стенах пьянящий меня запах металла, проводов и кофе. Мне хотелось верить, что даже спустя годы, он всё еще останется здесь, невидимым, но осязаемым призраком оставшимся от человека, что решил взять судьбу в руки, когда у него не осталось ног.
Мне захотелось вдруг рассказать настоящую исповедь о том, как на самом деле мне горестно покидать место, где я в буквальном смысле научился ходить заново, каких трудов мне стоила организация мастерской, сколько спонсоров помогали мне в этом, но я решил, что молчание будет лучшим решением. Ведь слова, увы не в силах передать всю драматичность момента и показать, насколько на самом деле мне сейчас паршиво. Эту минуту молчания я решил посвятить всем тем, кто хоть как-то мотивировал меня идти вперёд, опираясь лишь на разум и руки.
Может быть виной прощальному молчанию стала камера, в которую я привык транслировать лишь позитив, а может быть всё дело было в щемящей тоске по упущенным мечтам, которые теперь если и реализуются, то в совершенно искаженном виде. Но вполне возможно, мне попросту нечего было сказать на видео, которое скорее всего никто не увидит и этот момент тишины, в опустевшей мастерской, для меня стал настоящим мигом полного одиночества…
С трудом взяв себя в руки, я повернулся к объективу:
— Много чего можно еще сказать, друзья. Но иногда время слов заканчивается и приходится переходить к делам. Вот почему я не хочу во всех деталях распинаться тут перед камерой, рассказывая о том, как мы занимались планированием переезда, сколько разведчиков мы отправили, какие данные получили, кого или что мы повстречали. Ещё дольше могу говорить о подготовке — какие конструкции нам пришлось изобретать, как мы перетаскивали всё, что даже прикручено к полу, как мы устанавливали защиту на… — я тяжело выдохнул, — обо всём этом лучше посмотреть в «чате Цитадели», ох, сколько же срача там было, когда граждане занимались погрузкой, выполняя квесты! Мне кажется об этом можно фильм снять или книгу написать, но лучше один раз увидеть как это будет происходить в живую, чем сто раз услышать, о том как мой многоступенчатый план приходит в действие, так что я возьму вас с собой, тех, кто может быть всё же увидит это видео, — я взял камеру со штатива с гравировкой от преданного поклонника моего канала и на вытянутой руке выставил её перед собой, — напоследок хочу сказать, ребята, что у меня есть какая-то тактика и я её буду придерживаться, но это не точно…
Выключив камеру, я положил свою сложенную записку с каракулями на рабочий стол, после чего взобрался в ожидавший меня костюм.
***.
Плотно закрыв дверь мастерской на ключ, я полной грудью вдохнул отфильтрованный воздух. Не оборачиваясь, дабы не словить очередной приступ ностальгии, я побежал вперёд к северной стене, постоянно набирая разгон. Сервоприводы костюма уныло завыли, словно разделяя мою тоску по дому, где они по сути получили новую жизнь, собравшись с моей помощью в единый механизм.
Однако по мере увеличения скорости тональность их работы менялась, превращаясь больше в утробное рычание, разливающееся по стальному костюму приятной вибрацией, словно бы Витязь, как и я сам, жаждал мести тем, по чьей вине мы вынуждены покинуть нашу Цитадель.
Пробегая мимо опустевшей «подстанции», я краем уха услышал последние, натужные всхлипы оставшегося генератора. Он захлебывался подобно утопающему, ухватившемуся за соломинку. Настойчивый агрегат из последних сил сжигал остатки топлива на поддержание напряжения на колючей проволоки вдоль стен, которая столько времени защищала нас от нападений заражённых. Я с благодарностью кивнул на прощание этому стойкому механизму, который остался на своём посту, как раненый солдат, решивший ценой своей жизни прикрыть отступающих товарищей.
Сваренные ступени из листового металла возле бетонной стены жалобно заскрипели, когда я стал взбираться по ним вверх. Шаг за шагом, поднимаясь всё выше, я увидел, как клонящееся к закату солнце разорвало горизонт, словно раскаленный нож, разрезающий серую и мертвенно холодную плоть осеннего неба.
Багровые лучи, пробиваясь сквозь пепельную завесу, окрасили стоявший в ста метрах от гаражей поезд в оттенки запекшейся крови. Проржавевшие местами вагоны и цистерны с потеками топлива всех мастей имели на своих крышах приваренные к ней листы железных ворот от гаражей. Изъеденные временем, разных цветов, они смотрелись жалкой, но всё же попыткой создать огневые точки для круговой обороны. Перемотанные в круг проволокой, издали эти ворота напоминали причудливые кустарники, от напряжения на колючках которых, зависели наши жизни.
Темно-зеленый дизельный тепловоз с проржавевшей пятиконечной звездой с двух сторон, рычал пробужденным зверем, привлекая своим гулом заражённых, что не могли пробиться к нему из-за выстроенных нами ограждений.
Коридор в сотню метров тянулся к поезду, после чего огибал его с двух сторон, создав вокруг него буферную зону, чтобы нам можно было спокойно загрузиться.
Зараженные завыли, заметив меня на стене, но не решаясь нападать. Чему и научила их наша недельная подготовка, так это тому, что укрепления столь же надежны, как и стены покидаемой нами Цитадели. Я с отвращением окинул взглядом их дергающиеся в отдалении фигуры, когда оптика костюма приблизила их лица с пластиковыми ухмылками и сверкающими бешеным голодом глазами. После оценки целей, мой костюм сообщил, что зомби находятся слишком далеко для выстрела из пневмопушки.
Мутанты хохотали от восторга, прыгая на месте, словно ожидая настоящего шоу, на котором я был главной звездой этого вечера, а они мои преданные фанаты. Стиснув зубы в бессильной злобе, я стал спускаться вниз, прекрасно осознавая, что никто из бешеных не рискнет на меня нападать, пока я нахожусь в нашем коридоре «жизни». Глядя под ноги я не заметил, как погрузился в собственные мысли из-за изменившегося поведение зараженных.
Всё началось с вылазки нашего подполковника в лётное училище, когда усилиями наших разведчиков из первого рубежа под его руководством удалось устроить неплохую бойню этим ублюдкам на территории летного училища. Которое, к слову, мы потом безбожно обнесли. С тех пор зомби особо не высовывались из подземного выхода на поверхность, предпочитая не атаковать наши силы в лоб. Вместо этого бешеные «старались» делать засады во всевозможных закоулках, в магазинах с разбитыми витринами и так далее. Правда делали они это из ряда вон плохо, постоянно палясь на том, что начинали хохотать перед атакой, но даже тот факт, что зомби способны устраивать неожиданные нападения, меня сильно напрягал.
Затем их поведение снова изменилось, когда мы создали коридор «жизни», тянущийся от Цитадели к поезду и плавно переходящего в буферную зону вокруг состава. По первой бешеные даже пытались его штурмовать, но простая, одновременно гениальная конструкция оказалась сверх эффективной. Вытянутые поперек две лапы на полтора метра вглубь и полтора наружу, твердо держали напор орды, не переворачиваясь. Да и несколько рядов проволоки с напряжением отбили им охоту брать эти неприметные стены штурмом.
Наблюдая за этим, я пришёл к выводу, что вожди оставили попытки нерационального штурма, в котором орда несла большие потери, перейдя в режим наблюдения.
Спустя четыре дня работ возле тепловоза, у меня сложилось впечатление, что зомби целенаправленно растили живую, воющую на разные голоса, массу, при этом не приближаясь к нам на расстоянии выстрела, дабы оказать на нас хотя бы психологическое воздействие. Так что работенка по загрузке вагонов нашими пожитками оказалась не для слабонервных. Таскать тяжести прикрываясь за железными листами, толщиной в четыре миллиметра, пока, пусть и вдалеке, но беснуется постоянно растущая в численности орда заражённых, было морально не просто. Стресс у людей нарастал с каждым днём, так как орущие дроны уже не справлялись с задачей и больше не привлекали внимание зомби. Через неделю подготовки каждый гражданин был только рад поскорее свалить из этого места.