Ни души. Ни следов охраны. Ни огонька в мертвых глазницах вышек. Лишь унылое, протяжное завывание ветра в покосившихся, ажурных от ржавчины вышках нарушало могильный покой этого места, да редкий скрежет сорванной жести. Гроза выбрался из кабины, превозмогая привычную ноющую на холодные сквозняки память в колене — подарок афганских перевалов. Холодный металл ступенек больно кольнул даже через подошву. За ним, четко и быстро, с легкой нервной собранностью, последовали четверо молодых парней в зацарапанной, местами порванной форме мотоциклистов, больше похожей на обноски сталкеров. Напряжение командира, словно электрический ток, отражалось на бледных в лунном свете лицах ребят, которые буквально сканировали каждую тень, каждый валун, каждое движение сухих стеблей в окружающей темноте на наличие скрытой опасности. «Серый, периметр! Девятый, фланги! Зубр, тыл! Вещий — со мной!» — низкий, хрипловатый голос подполковника звучал рублено, без лишних сантиментов, как команды на плацу перед смотром. Ребята молча, едва заметно кивнули, рассредоточившись по периметру вертолета и заросшей сорняками площадки перед ангаром, нацелив дула автоматов в сгущающиеся синие провалы теней у основания стен и покосившихся вышек. Их движения еще выглядели коряво, однако Гроза стал замечать, как они набираются опыта, как учатся сливаться с темнотой. Сам старый вояка щелкнул выключателем мощного ручного фонаря, пристегнутого к автомату; яркий, холодный луч, словно световой клинок, выхватил из темноты массивные, когда-то внушительные ворота главного ангара цвета выгоревшего, облезлого хаки. Стоя возле них, чувствовался спёртый, солоноватый от ржавчины, сырой воздух с тяжелой, удушающей примесью плесени, разложения и… чего-то остро-химического, чуждого.
Гроза нахмурился, морща нос, ощутив незнакомые, едкие, разъедающие запахи химии, въедливые и острые, как нашатырь. Они резали ноздри, вызывая непроизвольное отвращение, легкое подташнивание даже сквозь пока не надетую маску. Он поморщился. В который раз подполковник поймал себя на навязчивой, тревожной мысли, что ему, возможно, не стоит открывать эти ворота в подземное хранилище. Что лучше развернуться, улететь и забыть этот адрес. Но долг гнал вперед. Старый вояка не боялся, что внутри он может столкнуться с ожившими трупами — зараженными солдатами, которые должны были охранять такой объект как самое ценное. Он знал — охраны нет. Отчего-то он чувствовал кожей, что самое страшное уже свершилось здесь, беззвучно и неотвратимо, а его интуиция, выкованная в десятках переделок, никогда его не подводила. Она сейчас кричала тихим, ледяным голосом тревоги. Однако он не мог себе позволить упустить возможность обзавестись для Цитадели арсеналом целой армии. Надежда цеплялась за призрачный шанс.
Тяжелые, бронированные двери, закрывавшие широкий, пологий спуск вниз, в бетонное чрево земли, не просто были открыты — они валялись на земле, искорёженные, измятые, как бумага, покрытые толстым слоем рыжей окалины и грязи. Когда-то грозные створки, способные выдержать прямой удар, теперь больше напоминали кучку рыжей, ржавой листвы, сброшенной ураганом на промерзшую землю. Подполковник почувствовал, как его сердце, давно не ведавшее такого прилива дикого, животного адреналина, застучало как бешеный молоток в груди, отдаваясь гулом в висках. Кровь прилила к лицу.
— Газы! — прохрипел он пересохшим, сдавленным горлом, когда вновь, сильнее прежнего, ощутил тот самый кислотный, металлический запах химикатов, пробивающийся сквозь запах ржавчины и плесени, словно дыхание механического демона.
Отточенными, автоматическими движениями, доведенными до мышечной памяти, он сдернул с плеча противогаз, натянул резиновую маску на лицо, ощутив знакомый запах резины и абсорбента, и щелкнул тумблером принудительной очистки. Дождавшись, когда парни повторили его действия, их движения были чуть медленнее, менее уверенными, подполковник ступил на трухлявую, рассыпающуюся дверь, что осыпалась облаком рыжей пыли от одного прикосновения, потеряв всякий намек на прежнюю форму и мощь. Подняв фонарь, Гроза на миг невольно замер, втянув голову в плечи. В зияющем полумраке ангара, среди смутных очертаний бесконечных стеллажей, мелькнули призраки его прошлого: строгие ряды свежеокрашенных ящиков, жирный блеск смазки на стволах новеньких автоматов, гул погрузчиков, матерная брань солдатни, звонко отражавшаяся от бетонных стен. Однако тени прошлого тут же растворились в едком мареве, оставив после себя темный и неподвижный провал подземелья, который жалкий луч фонаря подполковника неспособен был нормально осветить, теряясь в бездонной глубине. В застывшем, тяжелом воздухе витало столь ощутимое, почти физическое предчувствие ловушки, что оно пробежалось по телу гусиной кожей, заставив сжать зубы. Его интуиция, та самая, что спасала в засадах и на минном поле, забила тревожную дробь: *Тишина чересчур тихая. Пустота слишком огромная, и лишь звуки не отражаются от окружающих предметов, которые должны здесь обязательно быть!* Сердце сжалось в предчувствии беды, масштаб которой он пока не мог охватить или осознать, лишь ощущая ее ледяную тяжесть.
К лучу подполковника добавился дрожащий свет фонарей сопровождавших его ребят, высвечивающий клубы пыли, висящей в воздухе. Только после этого удалось рассмотреть высокие, закопченные своды, терявшиеся в непроглядной, давящей тьме где-то в вышине. Целая дивизия могла бы затеряться здесь, растворившись в этом мраке. Бесконечные ряды стеллажей, некогда стройные, как солдаты на плацу, теперь были сметены в грандиозную, хаотичную металлическую свалку. Но хаос этот не был слепым, случайным. Он нес на себе жуткую печать чудовищной, нечеловечески методичной системности. Словно гигантский, равнодушный механизм прошелся по арсеналу с холодной точностью, оставив после себя лишь тлен и безупречный порядок тотального разрушения. Гроза услышал, как разведчики позади громко, судорожно вздохнули от удивления и ужаса, их дыхание сипело в противогазах.
Гроза ощутил, как старые раны, шрамы и осколки внутри, болезненно взвыли побитой шавкой, отозвавшись на влажный холод и напряжение. Он вскинул фонарь выше, луч дрогнул в его руке, выхватывая из пыльной, ядовитой мглы кошмарные, сюрреалистические фрагменты:
Химическая вонь, едкая и сладковато-приторная, даже сквозь фильтр противогаза, ударила в ноздри едче перцового газа, когда луч уперся в ряды стеллажей, секции которых были оплавлены до состояния вулканической лавы, блестящей и пузырящейся. Не взрывом — нет, это был чистый, хирургический термальный распад, словно невидимый гигант прошелся гигантской паяльной лампой по металлу, оставив после себя только глянцевый шлак. Снаряды, ящики с патронами — все сплавилось и застыло в чудовищных, пузырящихся черных глянцевых глыбах, похожих на капли адской смолы. Подполковник машинально провел рукой в перчатке по ближайшей оплавленной, еще тепловатой балке, ощутив лишь бугристую, словно ошметки кожи, поверхность под пальцами.
Рука с фонарем дрогнула, когда один из парней запнулся о потрескавшийся, вспученный бетон пола. Луч скользнул вправо — и дыхание подполковника перехватило, как от удара. Куда ни падал свет — бушевала ржавчина, сожравшая весь металл с нечеловеческой, ненасытной жадностью, превратившая стальные монстры-стеллажи в ажурные кружева трухи, рассыпающейся от дуновения. Снаряды проросли буграми и сталактитами оранжево-коричневой язвы, словно зараженные инопланетной чумой, изъеденные изнутри. По полу, как высохшие русла ядовитых рек, струились окаменевшие, хрустящие под ногами рыжие потоки ржавчины.
Он шагнул вперед, превозмогая спазм в горле от вони и ужаса, туда, где луч выхватил уцелевший, чудом сохранивший форму штабель ящиков с маркировкой «7.62×39». Инстинкт старого вояки сработал быстрее мысли — штык-нож щелчком вскрыл крышку, отскочившую с сухим треском. Патроны лежали аккуратно, как на смотре, рядами. Но гильзы и пули были покрыты мертвенным, кристаллическим инеем — тончайшим слоем мертвенно-белого налета, похожего на изморозь в морозильной камере. Кончик ножа ткнул гильзу. Хрупкий налет осыпался мелкой пылью, обнажая глубокие, изъязвляющие раны коррозии, съевшей металл до дыр. «Химическая диверсия⁈ Такая точечная! Но как⁈ Как мы могли такое пропустить?!!!» — замкнутым циклом крутились мысли в голове подполковника, нарастая панической волной.
Взгляд скользнул на соседние ящики с РГД-5. Металлическая болванка гранаты была лишь слегка тронута ржавчиной, однако выкрученный запал рассыпался в прах, как пересохшая глина, буквально утонув в бледном бирюзовом, ядовито мерцающем порошке химического осадка.
«Ёбучая саперная работа… но на уровне апокалипсиса, млять», — прошипел подполковник в воздушный фильтр противогаза, чувствуя, как ледяные струйки холодного пота стекают по позвоночнику под одеждой. Воспоминания о прошлой войне, о минных полях и растерзанных телах, заставили все тело напрячься до дрожи.
— Гроза! Смотри! — голос Девятого сипел из-под фильтра противогаза, отчего прозвучал особенно сдавленно и далеким. Парень стоял у покосившегося стеллажа с танковыми снарядами. Головные части были растворены, как сахар в воде, едким химикатом, оставившим лишь рваные, оплавленные края, из которых сочилась какая-то темная слизь. Рядом — стопка аккуратно, с инженерной точностью разобранных систем наведения для ПТУР, сложенных стопкой, словно для отправки на склад. Дальше — вскрытые ящики с тротилом. Все превратилось в бесформенный, проржавевший хлам.
Под стеллажами на полированном, когда-то чистом бетоне блестели маслянистые, радужные пятна. Отвратительный, сладковато-химический запах начинал резать глаза сквозь стекла противогаза, однако подполковник не хотел уходить отсюда совершенно пустым, несмотря на тщетность. Он опустил глаза и увидел, что взрывчатка превратилась в инертную, ядовитую жижу цвета ржавчины, по капле стекавшую вниз, образуя липкие лужицы. Девятый молча, с каким-то суеверным страхом, ткнул перчаткой в чудом уцелевший стеклянный баллон, напоминавший большой бутыль для кулеров. На зеркальной, непотускневшей поверхности была искусно выдавлена стеклянная змея, кусавшая себя за хвост и вившаяся кольцами вокруг горлышка. Посередине, холодно поблескивая, имелась надпись из черного стекла — PANDORA CORPORATION.