Думаю, Ламберт испытывал чувство вины не меньше, чем я.
Пан Стефан посмотрел на меня так, как будто это я был во всем виноват, и зашагал к замку.
Моя первая задача — обеспечить постройку двенадцати дюжин ульев. В этом не было особой срочности, поскольку пчелы начинают роиться не раньше июня, но я хотел установить хорошие рабочие отношения с плотником, прежде чем мы приступим к сооружению ткацкого станка.
Вскоре стало очевидно, что без затруднений не обойдется. По всей видимости, Витольд компетентный плотник; он руководил строительством всего форта. Но когда дело дошло до распиливания досок и сооружения простых ящиков, он никак не мог понять, чего же я хочу. Я рисовал картинки на снегу, но чертежи в трех проекциях были за пределами его понимания. Он задавал бесчисленные вопросы о пчелах и о том, что мы вообще должны сделать. Так продолжалось часами, и к вечеру я начал терять терпение. Мы решили отложить обсуждение до завтрашнего дня. Готов признать, мы обсуждали одновременно слишком много вещей, и, наверное, уйдет месяц или два, чтобы все уладить, но ведь ящик — вещь несложная.
На следующее утро он встретил меня, когда я шел к кузнецу. Если я не мог объяснить, как сделать ящик, что же тогда говорить о двадцати с лишним сложных стадиях производства булата?
— Пан Конрад! — окликнул меня Витольд. — Ничего, если я попробую изготовить ящик так, как я это понял? Если тебе не понравится, мы всегда сможем пустить их на дрова.
— Правильно, Витольд.
Я решил, что это на время избавит меня от разъяснений, и как только у нас будет образец, я смогу указать ему на недостатки.
Кузнец, Илья, был тем самым «королем», выбранным во время праздника. Это он тогда нарядил меня в пеленки, чем оставил не слишком благоприятное впечатление о себе.
— Илья, граф хочет, чтобы я рассказал тебе о стали.
— Ну ладно, раз так хочет граф, я послушаю. Но вообще-то я уже знаю, что такое сталь.
Он работал над своим кузнечным горном и не взглянул на меня во время разговора. Горн был примитивным, размером приблизительно с мангал для шашлыков, что-то вроде каменной ступы высотой со стол, с приподнятой задней стенкой в качестве защиты от ветра. Грубые кожаные мехи вдували воздух с одной стороны. Их закрывала крыша без стен, а также наковальня — еще одна главная деталь всего — оборудования. Несколько щипцов, плоскогубцев и молотов завершали небольшую коллекцию кузнечных инструментов. Угли в горне были раскалены дожелта.
— Ты кое-что знаешь о кованом железе. А вот о стали — ничего, — заметил я.
— Хм-м… — Кузнец даже не поднял головы.
Он был невысокого роста, но казался невероятно сильным. Даже на морозе ходил с закатанными рукавами, выставив напоказ руки в два раза шире моих. Он чинил доспехи, которые были на свинье, что пала от моего меча несколько недель назад.
— Не иначе, как тебе тогда повезло! Ты, должно быть, пробил несколько слабых звеньев.
— Ничего подобного! Я заколол ту свинью, потому что мой меч из хорошей стали, а эти доспехи — из дешевого кованого железа!
— Нормальные доспехи.
Он так и не взглянул на меня, так как вбивал железное кольцо в разложенную на наковальне кольчугу.
— Черт побери, почему ты не смотришь на меня, когда разговариваешь со мной?
Он поднял взгляд.
— Я вижу тебя. — И вновь вернулся к своей работе.
— Ну, если не хочешь смотреть на меня, посмотри тогда на мой меч! — Я вытащил его из ножен показать, как выглядит булат.
— Игрушка.
Мне как-то нужно было привлечь его внимание. Я решил проделать дырку в кольчуге, над которой он работал, — возможно, это заинтересует его.
— Тысяча чертей, Илья, отойди, иначе можешь лишиться руки!
Я замахнулся на разложенную на наковальне кольчугу, и он вовремя отскочил.
Результат был просто поразительным. К счастью, Илья, в удивлении раскрыв рот, уставился на наковальню и не заметил выражения моего лица. Я отсек от края наковальни три сантиметра и разрубил доспехи практически надвое. Меч же остался цел и невредим.
Военная служба приучила меня не терять самообладания.
— Теперь почини это, Илья! — прорычал я. — А после ужина приходи ко мне поговорить.
Преисполненный собственной значимостью, я ушел прочь.
Плотник выбирал из поленницы бревна — около метра длиной и полуметра толщиной, разрубал их надвое и складывал половинки в ряд на снегу.
Я не хотел задавать никаких вопросов.
Я отправился обратно в замок, мечтая о кружке пива. Может, граф хочет поиграть в шахматы. Знатным людям не разрешалось играть с простолюдинами — вдруг проиграешь?
Янина принесла пиво, и девушки обступили меня.
— Пан Конрад, ты обещал нам показать, как делать это удивительное вязанье.
У Кристины не слишком хорошо получалось кокетничать. Полагаю, она пыталась подражать Франсин, жене священника.
— Да? Не помню, чтобы я что-то обещал, но все же подумаю.
Я и вправду подумал, но это не помогло. Поймите, моя мать постоянно вязала. Если она не готовила или не спала, у нее в руках были спицы и клубок ниток. Пока была жива моя бабушка, она делала то же самое.
И знаете что? Я никогда не обращал внимания на то, чем они были заняты. Я знал, что в каждой руке было по спице с маленькими петельками, соединяющими их с плетеной тканью внизу. Посередине она делала с ними что-то замысловатое. Больше часа я пытался мысленно представить, как это делается, и девушки в замешательстве удалились.
Затем мне в голову пришло частичное решение проблемы. Я не умел вязать на спицах, но когда мне было семь лет, бабушка показала мне, как вязать крючком. Я взял несколько больших деревянных щепок у плотника, который все еще колол и раскладывал бревна.
Остальные группы работали. Несколько мужчин разложили на земле кучи льна и молотили по ним деревянными колотушками. Женщины скручивали лен в нитки или плели нечто вроде веревки. На соломенной крыше что-то ремонтировали. Казалось, никто никем не руководил, однако дела все же продвигались.
Я отнес щепки в свою комнату и через час выстругал три вполне пригодных крючка. Жаль, конечно, что нет наждачной бумаги, но если не торопиться, можно сделать их гладкими, пользуясь одним только ножом. Я принес из комнаты графа свечу и натер крючки воском. Затем взял немного пряжи и вскоре связал ухватку, которая оказалась нисколько не хуже той; что получилась у меня в семь лет.
Девушки заинтересовались и без труда поняли принцип. Через неделю у нас с графом было по две льняных сорочки. Вскоре они уже экспериментировали с узорами, а их примеру последовали и крестьянские женщины.
Одна поразительная характерная черта техники заключается в том, что очень часто изобретение простейших процессов и приборов занимает очень много времени, или я бы сказал, что это удивительно, если вы не дизайнер. И соответственно намного легче изготовить нечто сложное, чем понятный простой механизм. Сложные машины, которыми славилась Германия двадцатого века, — и впрямь результат ленивых умов.
Вспомните эволюцию мушкета. Дорогой и замысловатый колесный курок изготавливался сотню лет, прежде чем некий безымянный умелец изобрел надежный кремневый.
Или возьмите, к примеру, вязание крючком. Трудно представить инструмент проще, чем крючок. С его помощью можно довольно быстро изготавливать плетеную ткань; тем не менее я не слышал ни об одном примитивном племени, использующем крючок. Даже кочевники, которым нужно носить с собой все свое имущество, чтобы изготавливать материю, перевозят с места на место ткацкий станок.
Дизайнеру приходится ломать голову над сложными проектами по несколько месяцев. Затем вдруг ему приходит в голову простое, элегантное, красивое решение. Когда такое случается, кажется, что с вами говорит Бог! А может, так оно и есть.
После ужина Мария привела в мою комнату кузнеца Илью. Он выглядел значительно менее угрюмым, чем днем.
— Пан Конрад, пойми, пожалуйста, что когда в горне горит огонь, мне нужно работать! Чтобы поддерживать огонь в течение нескольких часов, нужно два-три дня добывать уголь.
— Хорошо, Илья. Я сочту это извинением, если ты простишь, что я погорячился. А теперь о булате.
В открытую дверь вошел Ламберт.
— Да, пан Конрад, о булате! Мне тоже хочется послушать. Сегодня у тебя был плодотворный день! Все мои дамы занялись плетением узелков из пряжи, и я слышал, что ты изобрел новый способ привлечь внимание Ильи.
Видимо, в таком маленьком городке каждый знал, что делают остальные.
— Прости, что я погорячился, господин. Наковальни, наверное, недешевы.
— Да, но Илья уже починил ее, а заодно и кольчугу. — Его глаза весело заблестели. — Иногда мне хотелось применить подобный прием на его голове, но я опасаюсь за свой меч. Ну а теперь расскажи нам про сталь.
— Первый шаг — это превратить ковкую сталь в твердую. Ковкая сталь — почти чистое железо, а твердая сталь — это железо с примесью углерода. Уголь в основном состоит из углерода, так что их нужно правильно смешать. Вы начинаете ковать железо до тех пор, пока оно не станет тонким — тоньше вашего мизинца. Затем берете глиняный горшок с хорошей глиняной крышкой. Заливаете железо в горшок и обкладываете мелко размолотым углем. Закрываете крышку и запечатываете глиной. Очень важно, чтобы в горшок не поступал воздух. Затем ставите горшок в огонь и медленно нагреваете его до тускло-красного цвета и поддерживаете огонь в течение недели.
— Что? Целую неделю? — недоверчиво переспросил Илья.
— Да. Хотя достаточно топить дровами. Если вы все сделали правильно, горшок не треснул и в него не попал воздух, в железе будут маленькие бугорки, и теперь это сталь. Не самого высокого качества, но все же пригодная для некоторых вещей. То, что я только что описал, — это процесс затвердевания.
Вы, случайно, не слышали про тепловую обработку? Думаю, что нет. Ковкое железо остается мягким, что бы вы с ним ни делали. А сталь можно сделать твердой. Вы доводите ее до красного каления, почти желтого, а затем окунаете в воду. Сталь затвердеет и не будет быстро тупиться. Только вот ломается она легко.