Тем не менее, значение конкретных знаний и, особенно, связей между знаниями, достаточно велико, причем особенность инженерной деятельности заключается в том, что инженеру нужны разные знания. В отличие от ученого, он не имеет права сослаться на то, что «вопрос не по моему департаменту» :-).
Инженер должен уметь отделять возможное от невозможного и важное от неважного
Не будет ошибкой сказать, что инженер распоряжается знаниями в социосистемной логике. Суть управления состоит в том, что каждый элемент социосистемы должен получить ровно столько информации, сколько ему необходимо для принятия решений, обеспечивающих нормальное функционирование остальных социосистемных процессов — не меньше, но и не больше. Причем, речь здесь идет не о «допуске», не о «секретности», не о логике «кто владеет информацией, тот владеет миром», а просто об эффективности: чем больше человек получил информации, тем дольше он будет ее обрабатывать, причем зависимость здесь экспоненциально.
Понятно, что при полном отсутствии относящейся к делу информации человек не может принять правильного решения. Понятно, что, будучи заваленным информацией, он также не примет правильного решения, во всяком случае, за конечное время. Мы находимся в условиях классической теоремы Ролля и должны заключить, что между «нулевой» и «полной» информацией существует точка максимума. Управление организовано правильно, если информация распределяется между людьми таким образом, что каждый оказывается, если не в самом максимуме, то в его окрестности.
Интересно, что такая же теорема работает в обучении. Представьте себе, что студент знает лекцию преподавателя наизусть. Очевидно, что слушать ее ему совершено бесполезно. Столь же бесполезно присутствие на лекции, если студент не знает ничего. Предельный случай: преподаватель читает ее на финском языке :-), и русский студент просто не понимает ни одного слова. Понятно, что между этими состояниями есть максимум: при некотором уровне предварительной информированности студент понимает лекцию, узнает новое для себя и тем самым получает пользу.
В познании должен соблюдаться похожий баланс. Поле исследований должно быть полным, но это вовсе не означает, что исследовать нужно все, что кому-то заблагорассудилось. И это не вопрос денег, а вопрос социосистемной эффективности: полученная в процессе познания информация должна быть распределена, воспроизведена и конвертируема, — поэтому ее также должно быть столько, сколько нужно: не меньше, и не больше.
Точно так же, если производство не обеспечивает потребностей общества, такое общество социосистемно неэффективно и погибает в результате естественного отбора. Но если производство производит больше товаров, чем общество может разумно потребить, если ему приходится стимулировать потребление искусственно вплоть до перепотребления и создания колоссальных свалок, такое общество тоже оказывается социосистемно неэффективным и тоже обречено на вымирание. И вновь оптимум находится «где-то между» спартанским государством и обществом потребления.
Понятно, что найти эти максимумы очень не просто:
в сущности, в этом и состоит главная задача государства или иного Представления социосистемы. Заметим здесь, что современный глобализированный мир «перекормлен» не только едой, одеждой, услугами, удобствами, но и информацией. Известный тренд на создание все более и более громоздких баз данных, рассматриваемых, как основа современного «интеллектуального управления», представляется не только неэффективным, но и опасным.
Мы приходим к выводу, что «знаниевая библиотека инженера» должна быть минимальна, но при этом полна:-) и очень хорошо организована. Во времена Г. Альтшуллера «ключом» к деятельности инженера-изобретателя была картотека, которая создавалась всю жизнь. Сейчас, в сущности, все то же самое, считается лишь, что картотека уже сделана — и находится в мировой Сети.
Нужно, однако, иметь в виду, что правильный запрос в поисковую систему подразумевает, что вы не только знаете, что именно вы ищите, но и представляете себе всю семантическую оболочку и систему связей, то есть, вы уже установили топологию информационного пространства в окрестности интересующей вас «точки».
Например, в Интернете нетрудно найти цифры аварийности тех или иных самолетов. Но понятие «аварии» и, тем более, «катастрофы» можно определить очень По-раз-ному, и каждый конкретный автор вводит эти определения — и ранжирует результаты — в зависимости от своих личных интересов и привязанностей. Например, нужно ли при анализе безопасности пассажирских самолетов учитывать катастрофы, случившиеся в результате террористических актов? А грубые ошибки экипажа? А ошибки наземных диспетчеров? А что делать, если материала недостаточно для статистического анализа (за всю историю полетов разбился только один «Конкорд», но и сделано их было всего 20 штук, так что формально вычисленная аварийность составляет 5 %, то есть «зашкаливает»). Если вы можете ответить на эти вопросы, смело пользуйтесь данными мировой Сети. Если же нет…
Простенький вопрос «сколько человек погибло в результате Чернобыльской катастрофы?» требует не изучения Интернет-ресурсов, где вы найдете любые цифры до десятков миллионов человек включительно, а знание такого документа, как «Варшавская конвенция авиаперевозчиков» 1929 года. Она, конечно, тоже есть в Сети, но, вот, как, не зная и не понимая тему, догадаться, что вам понадобится именно эта информация?..
Современные электронные СМИ однозначно связывают гибель линкора «Новороссийск» (бывший итальянский «Джулио Чезаре») с итальянскими подводными пловцами. И нужно довольно много знать о ситуации в послевоенной Италии, чтобы оценить весь юмор этой версии.
Рамках хронокультурного подхода принято считать, что религиозная массовая культура трансформировалась в
XVIII–XIX столетии в секулярную массовую культуру, основанную на знаниевом мифе[41].
Содержание этого мифа можно представить в виде бэконовской формулы «знание — сила», упрощенной целостной картины мира без Создателя, представлений об устойчивости прогресса и о ведущей роли универсального образования в обществе. Знаниевый миф высоко оценивал труд и рассматривал рабочее время, как социальную ценность. Культура, основанная на знаниевом мифе, жестко разделяло личное и публичное.
Во второй половине ХХ века Знаниевый миф утратил влияние на общество, и произошла новая трансформация культуры, которая раскололась на эзотерическую культуру и культуру гаджетов.
Эзотерическая культура основана на мифе о тайных знаниях. Эти «тайные знания» заполняют полки книжных магазинов и библиотек: сегодня книги по физике занимают часть полки в отделе философии. Философия — это две три полки в разделе эзотерики, который занимает целую комнату :-).
основе культуры гаджетов лежит информационный миф: все - есть информация, «владение информацией есть владение миром, мир фрагментарен, подвижен, случаен. Личное и публичное в культуре гаджетов не разделено, самоотнесение происходит в социальных Сетях. Ценностью признается время развлечений: круглосуточное и точечное. Культура гаджетов отрицает необходимость труда и ценность знаний: ценно не знать, а находится в Сети, в которой есть любые знания…
Сейчас происходит создание нового смыслового мифа, который может быть положен в основу формирующейся культуре различий. В этом мифе мир целостен и осмысленен, соотносим с Вечностью. Ценностью является на «работа» и, тем более, не «развлечения», а «труд», понимаемый, как служение — смысл и целостность мира удерживаются трудом. Знания также добываются трудом: только в этом случае они целостны и осмыслены.
Пространству культур и мифов (пространству мнений) соответствуют пространство профессионального образования (пространство точек зрения) и пространство самоопределения (пространство позиций). В пространстве позиций онтологии Бога соответствовало стремление к достижению Абсолютной Истины, онтологии Природы — стремление к Абсолютному Знанию, онтологии Мышления — стремление к Абсолютному смыслу. К настоящему времени все эти три позиции проявлены и образуют позиционный баланс. Заметим, что ни Информационной, ни Эзотерической онтологии пространство позиций не содержит, и соответствующие мифы рассматриваются, как порожденные современными масс-медиа.
В пространстве профессионального образования до сих пор господствует научный подход, соотносимый со знаниевым мифом и преобразующий мифологемы секулярной культуры в модели. В настоящее время в этом пространстве происходит перестройка представлений об истинности или ложности того или иного знания, о категориях вероятного, возможного и случайного, о содержании мышления.
Взаимодействие профессионального образования с информационным мифом представляет собой жесткую конфронтацию. Современный мир организован вокруг информационных технологий и все более и более усугубляющегося разделения труда. При этом профессиональные знания и наличие профессиональной онтологии рассматривается, как недостаток работника: он позволяет себе отстаивать свою точку зрения в разговорах с руководством, у него имеются устоявшиеся профессиональные стереотипы, которые мешают ему быстро менять технологические платформы и области деятельности. Соответственно, корпоративно-технологический подход изменил требования к системе образования, в результате чего началась депрофессионализация глобального мира (что вполне можно рассматривать, как один из маркеров фазового кризиса).