Червь немного поводил головой, а потом… отчётливо помотал ей. Но после — слегка кивнул.
— Я не понял, — честно отметил Леонид, на что не последовало никакой реакции. — Но ты, видимо, не с врагами?
На это червь отчётливо закивал.
— А освободить меня сможешь? — поматывание головой. — Но ты же сильный!
На это червь замер, а через несколько секунд разразился пантомимой. Причём вполне понятной: помотав башкой ещё раз, он очень понятным движением кончика хвоста указал на Леонида, а потом этим же кончиком несколько раз провёл под головой. Мол, освобожу — умрёшь.
— Так мне это и нужно! — горячо заявил граф. — Я бы сам давно умер, если бы не этот медицинский прибор! Ну хотя бы его отключи!
Червь на миг замер, решительно помотал головой. Более того, совершил совершенно оскорбительный для графского достоинства жест. Ещё раз указал хвостом на Леонида, чуть склонил голову, и ОЧЕНЬ характерно превращал кончиком хвоста у виска.
— Да ты… Ну а что мне делать⁈ — возмутился Леонид. — Наследника отец сможет завести, а без меня род не будет разорён!
Червь замер, полминуты не сводил с Леонида окуляры, а потом деловито, с постукиванием, пошуршал во тьму подвала. Откуда раздался совершенно невыносимый по тональности громкий звук! Впрочем, через минуту, Леонид понял, что это: распахнув многозубчато-многочелюстную пасть, зажав в ней на удивление геометрический правильно кусок металла, червь приблизился к графу. Примерился и положил кусок металла так, чтобы Леонид его видел, положил на пол, и стал со скрежетом царапать на нём буквы.
— «Проводится спасательная операция. Жди. Этот конструкт призван обеспечить твою безопасность, пока основные силы не смогут тебя освободить. И не вздумайте умирать, господин Граф!» — прочёл вслух Леонид.
— А что ты за модель? — поинтересовался он у червя, немного повеселев.
Всё же, несмотря на понимания блага своей смерти для рода, он не слишком радовался ей. не говоря о том, что если он выживет без катастрофических последствий — это и роду выйдет на благо.
Но червь махнул на Леонида хвостом, потыкал им же в небольшой металлический лист, и опять превращал у виска. Как понял Леонид — намекая, что площадь письма небольшая, уже почти занятая. И на всякие глупости червь отвлекаться не намерен.
А после червь пополз к двери, закрепившись вокруг косяка встопорщенной чешуёй, и замер. Леонид всматривался в него в полумраке, но в итоге — задремал. И проснулся от звуков боя, явно доносящихся сквозь стены его узилища. Напрягся, усмехнулся своему напряжению: в том положении, что он сейчас, хоть напрягайся, хоть нет — ни черта не сделаешь.
Но и расслабляться не мог — в свете нацарапанного червём появилась надежда — самое живучее и, подчас, разрушительное чувство человека. Впрочем, долго в безвестности он не оставался — залязгали створы бронедвери подвала, появилась полоса света… И радужный взмельк. Как понял Леонид уже позже, червь ударил своим алмазным хвостом в проём, откуда послышался грохот и недоумевающий мат.
— Да что с Колькой⁈
— Мёртв… Едрить, я не понял, что это было! Дар этого щенка⁈
— Они ментаты, у них весь Дар — в память… А тут доспехи разворотило!
Причём на фоне этих, хотя ГОРАЗДО более нецензурных разговоров, звуки отдалённого боя уверенно и быстро приближались. Так что голос за дверью, решительно прикрикнувший, не удивлял:
— Мне похер, что там. А вот этот графчик — там точно. Аппарат его не убивает, а достаться Синицыным живым — он не должен. У меня приказ, и я его выполню!
— А это вообще — Синицыны? — послышался голос, в котором слышалась зарождающаяся истерика.
— Мне — похер, — повторил уверенный голос.
И в щель закатилась… Плазменная граната повышенной мощности. Способная превратить в высокотемпературное пекло гораздо большее помещение, чем камера Синицына. У графа мелькнула мысль — «Это конец…»
Но мелькнула не только мысль. Радужный червь на запредельной скорости упал на гранату, оплёл её, и как пружина метнулся в дверную щель. А после по глазам Леонида ударил ярчайший свет. И, когда он промаргивался, послышались тяжёлые шаги, а после — громкий и… знакомый голос.
— Отличная работа, камнегрыз, — произнёс голос… графа Мехова!
— Мехов, это вы⁈ — сам понимая идиотизм вопроса, не мог не задать его Леонид.
— А вы, Синицын, несмотря на все свои достойные уважения усилия, ещё живы? — послышался полный иронии голос.
— Не издевайтесь, граф, — буркнул Синицын.
— Даже не думал, граф, — последовал ОЧЕНЬ издевательский ответ и стук шагов.
На пороге появился Мехов в уже знакомом доспехе. А на плече у него сидел, обвившись… червь, который, как думал Леонид, должен был спечься в прах. Забрало Мехова было открыто, выражение лица — саркастичное. А рука с лёгким стуком поглаживала червя по алмазной чешуе.
— У меня контракт с вашим родом, граф Синицын. Так что свои суицидальные потуги извольте оставить, пока вы под моей опекой. И чисто дружеский совет: оставьте их навсегда. Вокруг достаточно желающих вашей смерти, чтобы облегчать им жизнь.
— Я… — внутри Синицына забурлило возмущение, но…
Но он не был глупцом. И понимал, что оправдываться — глупо. Как и не слишком разумным были его некоторые поступки, приведшие к его же текущему положению. Так что он просто вздохнул и ответил:
— Приму ваш совет к сведению, граф.
Зона влияния корпорации «Гараж», склад-магазин Моше Либермана, Нижний город, Новгород
Геннадий Широков, потомственный дворянин, глава Торгового Дома «Широкая прибыль» ехал сейчас в бронированном лимузине. Подобная езда была совершенно нормальна и не вызывала вопросов: на чём ещё ездить барону, главе преуспевающего торгового дома?
Не говоря о том, что крепкий мужчина полвека от роду часто… возможно, слишком часто вёл дела лично. Его контрагенты недобро шептались, что подобное поведение более подобает барышнику, а никак не родовому аристократу. Впрочем, искренность их слов ставила под сомнения недополученная ими прибыль, которую они без зазрения совести имели с «подобающих» аристократов.
Так же не вызывала вопросов спутница Широкова: чуть полноватая, с внимательным взглядом женщина, лет тридцати на вид. Внешность её выдавала родство с Геннадием, а реальность соответствовала внешности: Светлана Широкова, дочь и объявленная преемница Геннадия.
Странность же была в том, что лимузин ехал не по Золотому Кольцу и даже не по производственному или спальному району Новгорода. Маршрут лимузина проходил по выщербленным улицам Нижнего города, где аристократу, казалось бы, совсем не место. Не говоря об аристократе без эскорта в виде тяжёлой бронетехники.
Впрочем, Геннадий, не обращая внимание на странности, вещал своей дочке про Нижний город. В глазах её мелькнул скепсис, никак не отражённый на внимательном лице. Да и, к слову сказать, рассказы Геннадия, что «Нижний — место удивительных возможностей, свободный от диктата корпораций и жадных чинуш» как минимум — вызывал вопросы.
Конечно, заработать можно было и в Нижнем — тут сомнений нет. Более того, нищий род Широковых был поднят с колен и процветал именно благодаря оборотистости Геннадия, работавшего в одно время в Нижнем городе. Вот только даже сам он, похоже, забывал, сколь много было везения в его делах, сколько риска, из-за которого Широкая прибыль давно не проворачивала дела в трущобах.
Впрочем, это свойственно людям в возрасте: помнить хорошее, забывая опасности и неприятности, которые были вполне возможны, но не случились.
— А сейчас, Светлана, мы навестим одного моего старого друга. И делового партнёра, — сообщил Геннадий с ностальгической улыбкой.
Тем временем лимузин притормозил перед развалинами дома, посреди которых возвышалась будка с дверью, вызывающая уважение одним видом: не каждый бункер мог похвастаться такой толщиной стен и золотистым отблеском алхимического металла дверей.
— Твой… бывший партнёр, отец — торговец краденым? — уточнила Светлана.
— Да… и нет. Он был представлен и отмечен самим Императором! Его Августейшее Величество наградило этого достойного человека из собственных рук!
— И он — тут? — на этот раз скепсис Светланы можно было бы резать ножом, если бы был специальный нож для нарезки скепсиса.
— Он — тут, — усмехнулся Геннадий, выходя из машины и поджидая дочь. — Жизнь — забавная штука, Светлана.
— Несомненно, отец.
Пара подошла к лязгнувшим, распахнувшись, дверям, а после отец и дочь стали спускаться по ступеням.
— Таки Гена, категорически рад тебя видеть! — ещё с лестницы раздался бодрый речитатив. — Сколько лет минуло, сколько зим! Совсем ты забыл старого Либермана, но я — нет. И приветствую тебя таки ещё раз, как и твою очаровательную спутницу, которую ты таки не представил! Но я всё равно рад её видеть, говорю, как на духу!
— Моя дочь, Светлана Широкова, наследница дела. А представить, Моше, я не успел, потому что ты не даёшь слово сказать! — со смехом ответил Геннадий и обнялся с пожилым мужчиной в слегка потёртом техническом комбинезоне.
— Вот и представил, очаровательная дама, говорю тебе со всей серьёзностью. Пить будешь, Гена?
— Пить? Буду, Моше! — ответил Геннадий.
Впрочем, опасения Светланы, об отце, пьющем сивуху или технический спирт в закутке — не оправдались. Закуток оказался прилично обставленной комнатой, а провизия и выпивка, привезённая роботами — вкусной и свежей. Пирожное, которое Светлана укусила не без опасения, не заставило бы покраснеть шеф-повара лучшего ресторана Новгорода.
А Геннадий и Моше пили, причём явно не напивались — цедили из бокалов отменный, судя по запаху, коньяк, вспоминая былое. Впрочем, заняло это не больше четверти часа, после чего Геннадий посерьёзнел:
— Очень рад тебя вновь увидеть, Моше. Но я к тебе по делу.
— Ой, таки что ты говоришь, Гена! По делу! Таки старый Либерман в жизни бы не догадался, увидев старого друга первый раз за пять лет!