1. Привилегии для элиты
В то самое время, когда поднялась вторая волна американизма, когда инженеры в газетных статьях не могли скрыть восхищения Соединенными Штатами, партия и правительство решили обратить особое внимание на удовлетворение материальных и культурных потребностей своих инженеров{1145}. Период 1934-1936 гг. называют «золотыми годами» — многим людям тогда казалось, что террор и голод навсегда ушли в прошлое, что теперь можно свободнее говорить и лучше жить. Об этом как будто свидетельствовали упразднение ОГПУ в 1934 г. (точнее, его включение в состав НКВД), отмена продовольственных карточек осенью 1935 г. и принятие в 1936 г. новой конституции, обещавшей советским гражданам права и свободы. Сталин объявил: «Жить стало лучше, жить стало веселее»{1146}.
Отправной точкой переориентации с великих строек и государственных интересов на индивида и его потребности послужила реабилитация в 1931 г. старых инженеров. Теперь Сталин собирался не только дать им права, но и «проявлять максимум заботы» о них{1147}. В декабре 1934 г., выступая перед металлургами, он подчеркнул: «Надо беречь каждого способного и понимающего работника, беречь и выращивать его. Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево»{1148}. Официально Сталин провозгласил новую политику 4 мая 1935 г., выдвинув в качестве программы правительства лозунг «кадры решают всё»: «Раньше мы говорили, что "техника решает всё"… Но этого далеко и далеко недостаточно. Чтобы привести технику в движение и использовать ее до дна, нужны люди, овладевшие техникой… Техника без людей, овладевших техникой, мертва… Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг "техника решает всё" должен быть теперь заменен новым… лозунгом о том, что "кадры решают всё" В этом теперь главное»{1149}.
Партия начала все более открыто подчеркивать особую роль инженеров в восстановлении промышленности и строительстве нового общества, а также признавать законность их претензий на соответствующее их труду вознаграждение{1150}. Конец первой пятилетки и начало второй ознаменовались сменой примата промышленности и техники на примат благосостояния людей и смещением акцента с рабочего, представлявшего собой фундамент Советского Союза, на инженера как на главный столп социалистического строительства.{1151} Чтобы задобрить инженера и привязать его к новому государству, была разработана целая система наград и поощрений для инженерно-технических работников. Наркомтяжпром учредил всесоюзную «доску почета», на которую заносились имена заслуженных инженеров, таких, например, как Б.Е. Веденеев и А.В. Винтер. Газеты и журналы завели рубрики типа «ИТР должны знать своих выдающихся сотрудников»{1152}, «Советские ИТР должны стать лучшими в мире»{1153} или «Страна должна знать своих лучших командиров»{1154}, где помещали биографии и портреты героев социалистического строительства, в том числе, кстати, и А.С. Яковлева{1155}. Своего апогея кампания публичного прославления инженеров достигла в 1935 г., когда газета «За индустриализацию» на первой странице каждого номера печатала фотографии наркома Орджоникидзе с группой специалистов, удостоившихся звания «лучших инженеров тяжелой промышленности»{1156}.
Государство старалось не только отметить заслуги инженеров, повысить престиж их труда, но и поддержать их материально. Партия требовала проявлять «максимум заботы и внимания к инженерно-техническому персоналу как старой школы, так и нового поколения». Она официально поставила себе целью создать стимулы, которые побуждали бы ИТР внедрять новые производственные методы, проводить рационализаторские мероприятия и улучшать качество продукции{1157}. На смену политике уравнения рабочих и инженеров пришел принцип: «Труд должен вознаграждаться». «Было бы бесчеловечно требовать жертв во имя "общего" блага, включая мещан и тунеядцев… Мы, авангард боевого пролетариата, зовем к борьбе за лучшее будущее, но плоды усилий, риска, жертв в первую очередь принадлежат тем, кто трудился больше и лучше. Изобретателю, ударнику — лучший кусок. Герою — награду и премию… Строить социализм ради обещания лучшего будущего для внуков — бессмысленно. Без "интереса" ничего не выйдет», — заявила газета Наркомтяжпрома в апреле 1931 г., в первый раз заговорив о проблемах и дискриминации технического персонала. В нескольких строчках она ярко обрисовала катастрофическое положение с материальным обеспечением инженеров: «Столовая — "на базе частного рынка" — Места на курорты? — "Сами раздобудут!" — Жилища? — "Живут похуже!"»{1158} Читатели впервые узнали, что в некоторых местах считается «дурным тоном» давать инженеру квартиру или предоставлять в его распоряжение лошадь. Пора прекратить ущемлять специалистов, писали газеты: «Пусть специалист ездит на автомобиле, если заработал на него, и в снабжении специалисту должны полагаться все льготы, которые получает квалифицированный пролетарий»{1159}. Статья под заголовком «Окружим заботой и вниманием командиров промышленности!» требовала: «ИТР — жилье, курорты и потребительские товары наравне с рабочими промышленности! Призвать к порядку органы юстиции, которые напрасно и самоуправно беспокоят инженеров»{1160}. 1 августа 1931 г. правительство утвердило обширный перечень мер, призванных улучшить положение инженеров. Наряду со льготами для детей специалистов при поступлении в вузы и защитой от уголовного преследования к ним в первую очередь относились меры по улучшению условий жизни. Инженеры отныне не только имели право на продовольственные карточки той же категории, что и промышленные рабочие, — к их услугам предоставлялись спецстоловые и закрытые распределители продуктов питания и дефицитных товаров{1161}. В правах на получение жилья, путевок в санатории и дома отдыха их также уравняли с рабочими{1162}. Существовавшая еще со времен нэпа Центральная комиссия по улучшению быта ученых (ЦеКУБУ) была преобразована в Комиссию содействия ученым (КСУ){1163}, которая обеспечивала представителей интеллигенции специальными пайками{1164}. Таким образом, речь уже шла не просто о равенстве с рабочими — элите сознательно давали преимущества.
а) Оплата труда
В 1931 г. радикально изменился принцип оплаты труда инженеров: им стали платить «по труду», т. е. при небольшой базовой ставке начисляли высокие премии за выполнение плана и соблюдение сроков. Подобная система должна была стимулировать энтузиазм инженеров, побуждать их к ударничеству и сверхурочной работе{1165}. Печать проповедовала, что каждый инженер должен получать столько, сколько приносит пользы{1166}. Пропагандировавшееся раньше равенство заработной платы Сталин теперь ругал, называя «"левацкой" уравниловкой»: «Уравниловка ведет к тому, что квалифицированный рабочий вынужден переходить из предприятия в предприятие для того, чтобы найти, наконец, такое предприятие, где могут оценить квалифицированный труд должным образом»{1167}. С уравниловкой, стирающей «грань между хорошей и плохой работой», надлежало отныне «покончить». XVII съезд партии в 1934 г. постановил «перестроить тарифы оплаты труда таким образом, чтобы стимулировать работу непосредственно в цехе, на участке, в производстве»{1168}. Наивысший уровень зарплаты предусматривался для ИТР, занятых в металлургии, угольной промышленности и машиностроении{1169}. Вопреки тенденции все оформлять законодательно, оплата труда инженеров не была кодифицирована. Условия оплаты определялись коллективными договорами ИТС с администрацией предприятия{1170}. Таким образом, центр не регулировал жестко размер зарплаты, и в разных трестах он мог различаться. Средний месячный заработок инженерно-технического работника, занятого в крупной промышленности, вырос с 303 руб. в 1932 г. до 542 руб. в 1937 г. (см. таблицу). До 1932 г. инженеры и техники не выделялись в особую группу и причислялись к «служащим». Однако «Вестник инженеров и техников» объявил, что средняя зарплата ИТР с 1928 по 1932 г. повысилась на 47%, причем в угледобывающей промышленности — на 96%, в металлургии — на 82%, а в машиностроении — на 75%.{1171}
1932 — 303
1933 — 341
1934 — 379
1935 — 443
1936 — 518
1937 — 542
Заработок ИТР зависел не только от его личных трудовых достижений, но и от престижа отрасли. Так, в 1933 г. инженер, работавший в угледобывающей промышленности, которая пользовалась наивысшим приоритетом, получал в среднем около 640 руб. в месяц, а специалист кондитерской промышленности — около 280 руб., т. е. меньше половины от этой суммы{1173}.
Система оплаты по труду имела следствием постоянные жалобы инженеров ВМБИТ на несправедливые вычеты из зарплаты. Предприятия в принципе имели право при невыполнении плана платить меньше, но инженеры в этом случае могли претендовать на полную сумму, если план срывался не по их вине. Соответственно возникали споры между техническим персоналом, поддерживаемым юридическим отделом ВЦСПС, и работодателями, которые, пользуясь правилом, дающим некоторый простор для толкований, срезали зарплату инженеров ниже установленного законом минимума. Начальнику юридического отдела Гильдебрандту то и дело приходилось вмешиваться, ставя дирекции предприятий на вид, что хотя с 1936 г. за любую аварию можно было удерживать 5%, но из премии, а не из основного оклада{1174}. Таким образом, мера, задуманная как материальный стимул к труду, стала в руках предприятий инструментом для притеснения инженеров.
б) Проблемы снабжения
Улучшение снабжения инженеров также представляло собой неоднозначную меру, которую оказалось не так-то легко осуществить. ЦИК и СНК еще 13 мая 1930 г. приняли решение уравнять уровень снабжения инженеров и рабочих, 13 ноября СНК снова объявил, что ИТР имеют право на продовольственные карточки такой же категории, и 13 января 1931 г. правительство издало соответствующее постановление{1175}. Уже судя по тому, сколько понадобилось объявлений, можно понять, что распространение норм снабжения рабочих на инженеров встретило сильное сопротивление. В некоторых областях руководителей местных органов снабжения, ни в какую не желавших повышать нормы техникам, пришлось отдавать под суд. Но даже формальное признание прав ИТР на продовольственное снабжение по более высокой категории еще не означало, что специалисты действительно смогут ими воспользоваться. Рабочие представительства или администрация отказывались отпускать инженерам продукты, которых и без того не хватало, в большем количестве, чем раньше{1176}. Московское бюро продовольственных и промтоварных карточек спустя два месяца после обнародования постановления ЦИК все еще не выдавало инженерам новые карточки. Из разных городов и с предприятий поступали сообщения, что соответствующие инстанции придумывают все новые и новые условия обмена карточек, идущие вразрез с указаниями правительства{1177}. Районные снабженческие учреждения, не получив от областных ведомств дополнительных средств в обеспечение новых норм, бывало, совсем вычеркивали специалистов из своих списков{1178}. На Макеевском металлургическом заводе каждый инженер должен был сам бороться за повышение категории снабжения. Рабочие кооперативы смеялись над инженерами и взяли за правило выбрасывать из списков на снабжение не полюбившихся им специалистов{1179}. Рудзутак на XVII съезде партии в 1934 г. подтвердил, что лишение ИТР и их семей продовольственных карточек постоянно имеет место. В Краснодаре уполномоченный по снабжению заявил женам инженеров: «Ваши мужья идиоты, что пишут на меня. Я хозяин и знаю, что делаю. Закрою ларек, и все. Давал пол-литра молока детям, а теперь ничего не дам»{1180}. Из других мест сообщали, что дополнительные средства на улучшение снабжения инженеров направляются в общий котел и собственно к инженерам ни в каком виде не попадают.{1181} В Сталинске нормы снабжения 100 специалистов полгода не поднимали до уровня рабочих норм. Специальную столовую для них устраивать не стали под тем предлогом, что есть «более важные дела»{1182}. Снабженческие учреждения нередко заявляли ИТС, что те должны сами позаботиться об организации столовых, и тогда снабженцы возьмут их под свое начало{1183}. Господствовало мнение, будто специалисты так много зарабатывают, что ни в каком специальном снабжении вообще не нуждаются. На Кадиевском заводе сельхозмашин инженерам не отпускали овощи из собственных заводских совхозов, считая, что ИТР в состоянии покупать их на рынке{1184}. Дирекция строительства завода «Металлист» в Канавино отказалась внести инженеров в списки на получение овощей из садово-огородного хозяйства, отдавая их на милость спекулянтов. На этом же строительстве весной, когда там стояла грязь по колено, инженеров под угрозой лишения зарплаты заставляли уступать рабочим свои сапоги{1185}. В Керчи специалистов за пять месяцев пять раз вносили в списки снабжения по первой категории и столько же раз исключали оттуда. На многих предприятиях продолжали, как и прежде, снабжать ИТР по третьей категории, хотя должны были — как минимум по второй. Бывало, инженерам продавали по 180 руб. пальто, стоившие не больше 86 руб. В последнем случае, правда, виновных судили и приговорили к полугоду исправительных работ. «Инженерный труд» с торжеством писал, что прокуратура наконец взяла под свой контроль соблюдение постановления от 1 августа 1931 г. и будет возбуждать дела против проштрафившихся снабженцев. В Ленинграде прокуратура расследовала 200 жалоб от специалистов и по 90% из них приняла меры{1186}.
Поводом для протестов, нареканий и кампаний служили не только принципы снабжения инженеров, но и его качество. В особенности это касалось состояния столовых для ИТР. В столовых Краматорского завода не было ни стульев, ни столовых приборов, еду все время готовили одну и ту же, причем скверную. Завтрак вместо одиннадцати утра подавали в два часа дня{1187}. В статье под заголовком «Выходные для желудка» «Инженерный труд» бранил обычай закрывать столовые на субботу и воскресенье, несмотря на то что инженеры работают по выходным{1188}. Из Брянска писали, что столовая для ИТР у них размещается в нескольких чересчур тесных помещениях и систематически не получает продуктов, отпускаемых по карточкам, поэтому еда там дорогая и плохая. Инженерам приходится не меньше часа стоять в очереди, к тому же право питаться в этой столовой имеют всего 60 из 400 ИТР, в то время как туда постоянно ходят педагоги, врачи и артисты. Поскольку столовая при этом получала 7% прибыли вместо предписанных 2%, к делу подключился прокурор{1189}. На Сталинградском тракторном заводе в столовой для ИТР № 9 было полно грязи и тараканов, и вообще она находилась в «опасном для здоровья состоянии», но потом ее заново покрасили и сделали в ней гардероб{1190}. На этом фоне выгодно выделялась столовая Криворожстроя, где кормили вкусно, обильно и поддерживалась безукоризненная чистота{1191}
Наряду с основным снабжением инженеров КСУ занималась организацией закрытых магазинов для ученых и колхозов, которые работали только для них. В 1932 г. было создано 11 таких хозяйств, снабжавших своей продукцией закрытые магазины КСУ{1192}. В распоряжении одного из подобных сельскохозяйственных предприятий в Симферополе в 1934 г. имелись 1 200 га земли, 50 коров, 2 быка, 60 телят, 280 свиней, 260 поросят, 23 лошади, 23 вола, трактор, 5 га фруктового сада, куры, гуси и утки{1193}. Тем не менее В МБИТ сетовало, что магазинов для инженеров не становится больше, а уже существующие закрываются. Так, на Краматорском заводе число распределителей за один квартал сократилось с шести до трех{1194}. Разгневанные инженеры обращались в свой профсоюз, потому что не могли ничего купить на месте. Ближайший магазин, возмущался начальник 54-го участка треста «Свердловуголь» в Донбассе, ударник Могильнов, находится в двенадцати километрах. Чтобы его посетить, нужно заранее раздобыть лошадь, а не то придется весь путь проделывать пешком, тяжело нагруженным{1195}.
Несмотря на многочисленные трудности и недостатки, «Инженерный труд» объявил в годовщину выхода постановления об улучшении положения ИТР, что достигнуты большие успехи и постановление в основном выполняется. В Москве есть 14 закрытых продовольственных магазинов, обслуживающих 60 000 инженеров и членов их семей, а также 2 закрытых промтоварных магазина с 5 филиалами. 17 000 ИТР питаются в 6 городских столовых и еще 5 000 — в 18 ведомственных. В Донбассе существуют 33 закрытых магазина{1196}. В январе 1934 г. журнал отрапортовал, что за истекший период 32 московских ведомства, наркомата и предприятия устроили закрытые магазины для ИТР. Особенно прославился магазин № 2 в Охотном ряду, за первоклассный ассортимент товаров награжденный переходящим Красным знаменем{1197}.
Предоставление привилегий инженерам вначале вызвало борьбу между рабочими и местным начальством, с одной стороны, и инженерами — с другой. Поскольку для улучшения материального положения последних просто не хватало ни средств, ни продуктов, инженеры выиграли от новых мероприятий далеко не сразу.
в) Жилищный вопрос
С жильем дело обстояло так же, как с продовольствием и промтоварами: это был дефицитный товар, за который отчаянно торговались и состязались, норовя половчее обойти соперника на повороте. В 1929 г. «Инженерный труд» писал, что из-за нехватки жилья инженеры не могут как следует сосредоточиться на работе. 85% ИТР имеют меньше 9 кв. м жилплощади на человека. Две комнаты на трех-четырех человек уже считаются роскошью{1198}. Два года спустя, в 1931 г., правительство насчитало 72 000 нуждающихся в жилье ИТР. К таковым относились 25-30% всех инженеров в западной части Советского Союза, 50% — в Средней Азии и более половины ИТР в Восточной Сибири, Артемовском районе и других отдаленных местностях{1199}. Намереваясь одним ударом вырваться из тисков дефицита, ЦК и Совнарком представили в марте 1932 г. проект века — программу строительства в 1932-1933 гг. в 67 городах 102 домов для ИТР на 11 500 квартир{1200}. Позже план увеличили до 106 домов и 11 700 квартир. Каждая квартира должна была состоять из 3 или 4 комнат общей площадью от 47 до 65 кв. м, в домах предусматривались центральное отопление, водопровод, канализация, электричество, ванные, лифт, телефон, радио и т. д.{1201} Пресса уверяла, что скоро все инженеры будут жить в таких комфортабельных квартирах. Президиум ВМБИТ обещал при распределении квартир не забывать о женщинах-инженерах{1202}. «Инженерный труд» в 1935 г. в «репортаже» с новоселья инженера Кнереля, своими рацпредложениями сэкономившего государству 600 000 руб. в год, подробно описал, какой представлялась жизнь инженера в советской квартире. Новое здание предназначалось для заслуженных советских граждан и так и называлось: «Дом заслуженных специалистов». Здесь жили капитан «Челюскина» Воронин, директор завода им. Сталина Пешкин, инженер-орденоносец Бычков, лучшие инженеры завода «Нордкабель», победители всесоюзного соревнования Старковский и Дрейзен, профессора Поздюнин и Медовиков. Короче говоря, здесь в просторных, светлых комнатах жила элита нового государства. Комнаты были по всем правилам искусства оклеены обоями и отделаны декоративным багетом, имелись центральное отопление, ванная, телефон, кухня, встроенные шкафы и мусоропровод. Жильцы не подходили к дому пешком, а подъезжали на машине, поскольку большинство из них получили в качестве премии легковые автомобили{1203}. С таким же энтузиазмом пресса сообщала об окончании строительства монументального девятиэтажного дома для специалистов легкой промышленности в Москве, на набережной возле Большого Устьинского моста, украшенного мрамором, колоннами, тяжелыми дубовыми дверями. Для инженеров Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) появилось внушительное здание на ул. Бакунина, для работников автозавода им. Сталина построили целый поселок, огромный «жилкомбинат» вырос на Дорогомиловской набережной. Для инженеров и их благополучия делается всё, твердили газеты, рассказывая, как секретарь МГК ВКП(б) Л.М. Каганович лично настоял, чтобы архитектор Вайнштейн сделал во всех квартирах балконы, от которых тот хотел отказаться по эстетическим соображениям{1204}.
Великое искусство репортажа заключалось в том, чтобы немногие успехи и престижные проекты представлять как победу по всему фронту. «Инженерный труд» в 1934 г. с гордостью сообщал, что в 1932 г. дома для ИТР были построены в 35, в 1933 г. — в 47 и в 1934 г. — в 69 городах, не сопоставляя эти цифры с потребностью в жилье{1205}. Руководитель Ленинградского областного бюро инженерных секций Фридляндский в 1934 г. рапортовал, что в Ленинграде инженерно-техническим работникам на текущий момент выделено более 300 комнат общей площадью 4 500 кв. м и 115 квартир площадью 5 500 кв. м{1206}. Даже если эти цифры соответствовали действительности, для такого города, как Ленинград, где каждый второй инженер не имел подобающих жилищных условий, 300 комнат и 115 квартир — очень мало. Наконец, в 1938 г. «Вестник инженеров и техников» объявил, что план по строительству 102 домов на И 500 квартир в 70 городах выполнен и, кроме того, в 1937 г. построены дополнительно еще 4 000 квартир{1207}. О том, что результаты жилищного строительства оказались далеко не удовлетворительными, свидетельствуют данные ВМБИТ, указывавшего, что в 1933 г., по истечении половины двухлетнего срока, было израсходовано уже 44% кредитов на 21 млн. руб., а программа выполнена всего на 8%. В 1933 г. на 71% бюджета (39 млн. руб.) удалось сделать только 40,3% от запланированного. При этом новоселы смогли въехать лишь в 129 квартир. Несколько лучше выглядела картина в 1934 г., когда выполнение 66,1% плана поглотило 86,5% бюджета, или 61,8 млн. рублей{1208}.
Если не говорить о «заслуженных» инженерах, то ситуация с жильем не особенно изменилась, как вынужден был признать Рудзутак на XVII съезде партии в 1934 г.{1209} Завод ХЭМЗ в 1931-1932 гг. совсем не строил жилья ИТР, хотя государство выделило ему на это деньги{1210}. На стройках Магнитогорска более 65% новоприбывших инженеров дольше месяца ютились где попало, и только 61% жил в помещениях, приспособленных для зимы. В Донбассе даже руководящим работникам не давали отдельных квартир, а специалистов там порой селили по четыре семьи в одну комнату{1211} Неутешительные сообщения поступали со Златоустовского завода: инженер Черемисин пять раз переезжал с места на место и так и не получил своей комнаты; тов. Шпырев два с половиной месяца провел в набитой битком проходной комнате в «доме приезжих»; тов. Аполонову пришлось разместить семью в чулане возле туалета{1212}. В Бежице из 400 ИТР удалось обеспечить жильем лишь 80, в Брянске оставались без квартиры 25 инженеров, в Вязьме 35, а в Смоленске 50 специалистов не имели своего угла. Как часто бывало при проблемах со снабжением, и здесь к делу подключилась прокуратура{1213}. Чрезвычайное положение сложилось на Сталинско-Макеевском электрозаводе, где инженеры спали на столах, потому что администрация не потрудилась обеспечить их хотя бы койками{1214}. Соответственно потоком шли жалобы. Инженер А. X. Кудисов рассказывал, что, когда он, поступая на работу, потребовал квартиру для себя и беременной на последнем месяце жены, начальник шахты только посмеялся над ним: «Не будьте аристократом! У меня в кармане готовых квартир нет»{1215}. Однако настоящие неприятности начались после того, как Кудисову все-таки удалось сменить выделенную ему комнату с «мириадами клопов» на квартиру. Парторганизация и профком шахты, которым не понравилось, что трест дал ему квартиру через их голову, превратили его жизнь в ад, и в конце концов Кудисова исключили из профсоюза.
Многие инженеры пытались найти выход из положения собственными силами: уже с конца 1920-х гг. стали появляться инженерные строительные кооперативы (инжкоопстрой), строившие, приобретавшие и ремонтировавшие дома. В Киеве 60 железнодорожников в 1926 г. основали такой кооператив, намереваясь за год-два возвести пятиэтажный дом на 40 трех- и четырехкомнатных квартир. И в Ростове-на-Дону образовался кооператив, построивший пятиэтажку на 26 квартир, а еще одно товарищество приобрело участок земли, на котором 57 его членов также планировали строительство пятиэтажного жилого дома{1216}. Взяв новый курс в политике относительно инженеров, государство стало поощрять эти кооперативы и даже поддерживать их деньгами. В 1931 г. они получили 10, а в 1932 г. — 20 млн. руб. на приобретение стройматериалов. Если в 1931 г. существовало всего пять таких кооперативов с 2 500 членами, то уже в 1932 г. их число выросло до 71, число входивших в них ИТР превысило 35 000 чел., а находившийся в их распоряжении капитал составил в общей сложности 30 млн. руб.{1217} В харьковский кооператив, построивший дом в 1932 г., входили 2 000 инженерно-технических работников{1218}. В Свердловске горсовет принял решение о строительстве в 1932 г. пяти 50-квартирных жилых домов для ИТР, в финансировании которого участвовали кооперативы{1219}. ИТР завода «Красный экскаватор» приобрели коробку жилого дома, три года стоявшего недостроенным, и завершили отделочные работы{1220}. Правда, все подобные проекты сталкивались с теми же проблемами, что и любая другая стройка: дефицитом, воровством и произволом местного начальства. Материалы, посылавшиеся для строительства дома ИТР в Грозном, регулярно исчезали в Ростове, не доходя до тех, кому предназначались. Горсовет выделил под строительство участок земли, но не позаботился куда-либо переселить с него прежних жителей{1221} Несмотря на официальное признание жилищных кооперативов, местные власти все время пытались прибрать их дома к рукам. «Частная собственность» инженеров, чаще всего находившаяся в отличном состоянии, поскольку инженеры сами над ней трудились, будила зависть и многим представителям городской администрации казалась легкой добычей. В 1934 г. 26 ИТР «Оргэнерго» в отчаянии написали Сталину, потому что облисполком конфисковал приобретенный их коллективом дом в пользу военного ведомства. Раньше эти инженеры ютились в тесных комнатенках, нередко деля одну кровать на двоих, поэтому покупка дома на 25 квартир стала для них «большим событием», которому они «безмерно» радовались. Они заплатили за него 104 000 руб. и еще 75 000 руб. потратили на ремонт. А по завершении работ вмешались городские власти и отдали 19 квартир военным. Мало того — из оставшихся квартир инженеров тоже выгнали с помощью армии и милиции, не дав им никакого другого пристанища. Квартиры взламывались в их отсутствие, все пожитки выбрасывались на улицу, и освобожденные помещения тут же занимали военные. Пострадавшие жаловались Сталину, что их делом до сих пор не заинтересовались ни горсовет, ни прокуратура, ни наркомат, ни газета «За индустриализацию{1222}. 612 инженеров — членов кооператива «Ударник ИТР» обратились к председателю Совнаркома Чубарю при схожих обстоятельствах. У них грозили отобрать дом по решению арбитражного суда, потому что он якобы построен на государственные средства. Они уверяли, что больше пяти лет посвящали этому проекту все свое время и отдавали все деньги на строительство здания, которое у них теперь оспаривают{1223}. Объединение «Локомотив» жаловалось в 1936 г. председателю В МБИТ, что суд заставил его освободить восемь купленных в 1931 г. деревянных домов и отдать их, ничего не получая взамен, городской администрации, которая добивалась этого с 1932 года{1224}.
Что бы ни гласили предписания и лозунги, инженеров то и дело выдворяли не только из кооперативных, но и из государственных квартир. Инженеры из Эривани сообщали, что их жилищные условия постоянно ухудшаются, поскольку старых домов сносят больше, чем строят новых, а жильцов при этом переселяют или подселяют к кому-нибудь. Активист и ударник Абагьян в результате принудительного переселения потерял три четверти жилплощади. Его новое жилище оказалось не только тесным, но и таким ветхим, что ему посоветовали половину вещей хранить в другом месте, дабы не перегружать несущие конструкции. Так, глядишь, скоро и гостей к себе не велят приглашать, а не то полы провалятся, возмущались эриванцы{1225}. Особое внимание привлек к себе случай, когда инженеров-железнодорожников выгнали из общежития, чтобы превратить его в административное здание. ИТР переселили в дом, настоятельно нуждающийся в ремонте, без канализации, без отопления и с дырявой крышей. Только после протестов в «Правде» общежитие было специалистам возвращено{1226}. Уезжая в командировку, инженер не мог быть уверен, что, вернувшись, найдет свою комнату в целости и сохранности. Бывало, соседи или начальство за это время отхватывали от нее кусок, иногда даже кухню{1227}. В документах ВМБИТ есть, например, дело инженера Колесникова: соседи, пока он отсутствовал, сломали стену, отделявшую их от его третьей комнаты, дверь из этой комнаты в его квартиру заделали и кого-то там поселили{1228}. «Инженерный труд» сообщал, что в Днепропетровске жилуправление в отсутствие инженера Рубиновича вышвырнуло из квартиры его жену. И у инженера Трошина комнату, где он проживал с женой и двумя детьми, отобрали, когда семьи не было дома{1229}. Инженеры как ученые имели право на дополнительную площадь под кабинет или библиотеку, но у них часто ее оспаривали{1230}. К примеру, инженер Бойко, которому полагалась дополнительная площадь, попал под суд за незаконное присвоение помещений{1231}. Огромную проблему представляла не только нехватка жилья, но и его качество{1232}. Состояние квартир, где жили ИТР Краматорского завода, констатировало ВМБИТ, не выдерживало никакой критики: ни водопровод, ни канализация, ни даже общий туалет во дворе не действовали. Из-за отсутствия угля для отопления в квартирах стояла температура ниже нуля{1233}. В основном именно новостройки представляли собой печальную картину, поскольку часто сдавались в эксплуатацию с недоделками, а халтура в строительстве стала повседневным явлением{1234}. Специалист Макеевского металлургического завода Нелепов жил в наполовину недостроенном доме, где полы вздувались волнами, окна не закрывались, стены облезали, крыша протекала, туалет был во дворе, а мусорных баков не имелось вообще. Газета Наркомтяжпрома даже не особенно ругала тов. Базилевича, который, промучившись шесть месяцев в таких условиях, на шесть дней забастовал{1235}. Дом ИТР завода им. Калинина со 180 квартирами на 500 чел. уже при его приемке имел много недостатков, и через год после официального окончания строительства там все еще не сделали отопление{1236}. Секретарь Брянского МБИТ Сайко обращался в Центральную комиссию по строительству жилья для специалистов, к председателю ВМБИТ Прокофьеву и в наркомат, призывая ни в коем случае не допускать приемки и заселения домов с недоделками, поскольку недостатки, существующие на момент сдачи дома, как правило, в дальнейшем никто не исправляет. Он приводил в пример дом в Брянске, где так и не оборудовали котельную и жителям, по-видимому, предстояло навсегда остаться без горячей воды{1237}. Впрочем, даже если правительственная комиссия отказывалась принять дом, желаемого результата это не приносило, чему свидетельство — история дома специалистов в Иваново. Хотя он не был принят, в условиях острой нехватки жилья ИТР туда все-таки въехали и теперь страдали от усугубляющихся со временем строительных дефектов, писали жалобы и не получали от властей ни денег, ни стройматериалов, поскольку дом считался «готовым». Плохое качество малярно-штукатурных работ в этом здании стало объектом сатиры в печати: в Иваново, дескать, появились странные люди в заляпанных известью костюмах; когда их спрашивают, кто они, выясняется, что это «избранные представители науки и техники», вселившиеся в новый дом специалистов, где со стен осыпается штукатурка. Кроме того, там дымили печи и не работала вентиляция. Из ста квартир только в тридцати установили ванны и только в двадцати двух положили паркет{1238}. Не лучше обстояло дело и с меблировкой: в квартирах часто отсутствовало самое необходимое, а руководство отказывалось выделять инженерам деньги на покупку хотя бы кровати, стола и стула{1239}. Наконец, существовала еще одна весьма распространенная и постоянно обсуждавшаяся проблема. Инженеры нередко жили очень далеко от работы и, за неимением транспорта, вынуждены были одолевать несколько километров пешком{1240}.
Жилищный дефицит в 1930-е гг. являлся вечной проблемой, об этом свидетельствуют несчетные жалобы и сетования инженеров, поступавшие во ВМБИТ{1241}. Роскошные квартиры доставались лишь небольшому слою самых заслуженных инженеров.
г) Путевки
В 1931 г., когда был взят курс на реабилитацию инженеров и удовлетворение их материальных потребностей, речь шла, наконец, не только о самом необходимом, но и о таких дополнительных льготах, как курортные путевки. До 1931 г. гостиницами и домами отдыха ведало главным образом Центральное курортное управление (Центркурупр), которое предпочитало награждать путевками промышленных рабочих. В 1931 г. получили путевки около 16 000 инженеров, т. е. 14,5% всех технических специалистов СССР. У самих ИТС домов отдыха было ничтожно мало — по три у металлургов и железнодорожников и один у секции инженеров сельского хозяйства{1242}. После того как с инженеров и их материальных потребностей сняли опалу, профсоюзу удалось добиться от Центрального управления выделения ему собственного фонда путевок только для ИТР, так что в 1932 г. последним досталось 107 000, а в 1933 г. — 135 000 путевок{1243}. КСУ в 1932 г. приняла от ЦеКУБУ шесть домов отдыха, в целом на 500 мест, в Кисловодске, Петергофе и других городах; кроме того, Комиссия содействия ученым устроила шесть санаториев на 645 мест в Ессентуках, Сочи и прочих курортных местах. Таким образом, она могла предоставить в общей сложности 1145 мест. В придачу для инженеров создавались турбазы и палаточные лагеря на Кавказе, в Заполярье, на Оке{1244}. Наркомат транспорта обещал выделить 5 млн. руб. еще на три санатория для железнодорожников, от Центрального управления социального страхования (Цустрах) также потребовали 5 млн. руб. на дополнительные курортные учреждения{1245}. Для обеспечения ИТР путевками в обязательном порядке организовывались кассы взаимопомощи инженеров, которые в 1931 г. были унифицированы и подчинены профсоюзам{1246}.
Поначалу, однако, здесь, так же как в снабжении продуктами и жильем, развернулась борьба. Многие страховые кассы, отвечавшие за распределение и оплату курортных путевок, не желали ставить ИТР на одну доску с рабочими. В 1931 г. на заводе в западной части страны из семисот ИТР только один инженер получил путевку, за которую ему пришлось заплатить самому{1247}. В Сталинске завком отказывался выделять инженерной секции места в домах отдыха, и даже из тех семидесяти инженеров, которые, по заключению врачей, настоятельно нуждались в санаторном лечении, путевки дали лишь четырнадцати{1248}. Завод им. Карла Либкнехта, распределяя 577 путевок, выделил на 329 своих ИТР всего две. Завод «Красная звезда» в Зиновьеве, имея в своем распоряжении 979 мест в санаториях и домах отдыха, решил, что ни один из 335 его инженеров и техников в них не нуждается. О том, что инженеров обходят при распределении путевок, сообщали и с Днепропетровского мостостроительного завода, и с Рыбницкого сахарного завода, и с одного молдавского свинцового завода{1249}. Даже после решительных перемен 1931-1932 гг. путевки инженерам доставались с трудом{1250}. В особенности это касалось инженеров-женщин. В 1934 г. ВМБИТ сочло необходимым официально указать, что при распределении путевок, так же как при предоставлении квартир, должны учитываться права женщин и для них следует резервировать от 15 до 20% мест{1251}. Достоянием гласности стала история ударницы-инженера Ольги Афиногеновны Барабановой: товарищи из месткома и МБИТ не только высадили ее из поезда на Севастополь, но и отобрали у нее проездные документы{1252}.
Помимо распределения немногочисленных путевок, вызывало нарекания и состояние многих гостиниц и санаториев. Из Кисловодска писали, что «отнюдь не капризные гости» все время находят там поводы для жалоб. На обед каждый день дают борщ, невкусную вяленую осетрину и горький компот. Медицинское обслуживание оставляет желать лучшего: одному пациенту пришлось ждать назначенную ему ванну до полуночи. В комнате отдыха постоянно шум, потому что инженеры режутся в бильярд, невозможно ни «Правду» почитать, ни в шахматы сыграть. По вечерам — никакой культурной программы. Очень не скоро администрация додумалась устраивать экскурсии и волейбольные матчи{1253}
Подобно комфортабельным квартирам, путевки на курорты и в дальнейшем оставались редкой роскошью.