28Они стали выкрикивать ему оскорбления и говорить: — Сам ты Его ученик! Мы ученики Моисея!29Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, а об этом человеке мы даже не знаем, откуда Он.30Исцеленный ответил: — Вот это–то и странно! Вы не знаете, откуда Он, а Он открыл мне глаза.31Мы знаем, что Бог грешников не слушает. Он слушает только тех, кто чтит Его и поступает по Его воле.32Никто еще никогда не слышал, чтобы у слепого с рождения открылись глаза.33Если бы этот человек не был от Бога, то Он не смог бы сделать ничего такого.34Они на это ответили: — Ты был рожден в грехах, как ты смеешь пас учить! И они выгнали его вон.
Война отвратительна во всех своих проявлениях, но едва ли не самое скверное — слышать, как обе стороны призывают себе на помощь Бога. Нынче появились анекдоты насчет того, как в Первую мировую британские капелланы молились о победе, а в сотне шагов от них немецкие священники того же просили у Бога для себя. Одни люди спрашивают, не запутался ли Бог в столь противоречивых требованиях, другие полагают, что Бог обладает чувством юмора (или иронией), так что Ему не привыкать. И, конечно же, подобные ситуации повторялись еще много раз со времен Первой мировой войны.
Есть ли какой–то способ установить, чью сторону Бог держит в конфликте? Ведь многие считают, что Бог в таких случаях вовсе устраняется, что агрессия, настойчивое устремление к победе во что бы то ни стало, пренебрежение к человеческой жизни отвращают Его; кое–кто думает, что Бог не участвует в конфликте, но присутствует в сердце и разуме множества рядовых обеих враждующих армий — тех людей, кто не пытается яростно отстаивать правоту своего дела и, оказавшись заложниками не ими развязанного насилия, продолжает молиться и по мере сил исполнять свой долг. А есть и такие люди, кто видит Его в окопах рядом с ранеными и умирающими, в крови, в грязи, в нестерпимой вони и смерти.
Разгорается война — пока еще словесная — между Иисусом и иерусалимскими лидерами, и становится ясным основной вопрос: на чьей стороне Бог? В данном эпизоде речь идет о слепоте и исцелении, об Иисусе и Моисее, но главным образом речь идет о Боге.
Фарисеи хотят отколоть Иисуса от Бога. Если произошло чудо, благое дело совершил Господь, говорят они, а Иисус тут ни при чем. Исцеленный слепец, растерянный и напуганный (его родители и вовсе уклонились от диспута, оставив его без поддержки), настаивает на реальности случившегося с ним чуда и признает творцом этого чуда Иисуса. Для него это означает, что в Иисусе и через посредство Иисуса действует Бог. Перед нами классический пример того, как трудно в конфликте и споре установить, на чьей стороне Господь.
Мы чувствуем иронию Иоанна, когда фарисеи, не вдумываясь, произносят одну за другой стандартные реплики, оборачивающиеся против них же самих.
«Прославь Бога!» — приказывают они слепорожденному, подразумевая: «Если ты исцелился, это сделал Бог и никто другой, Иисус не имеет к этому ни малейшего отношения». Иоанн показывает: исцеленный воздает хвалу Богу как раз тем, что не отступает от своих показаний и воздает хвалу исцелившему его Иисусу. Бог совершил чудо через Иисуса, настаивает он. Нет других объяснений.
«Мы знаем, что Он — грешник», — твердят фарисеи. Иисус нарушил субботу (хотя можно ли считать нарушением субботы исцеление или изготовление мази из глины и слюны?). С их точки зрения тоже все ясно: нарушитель субботы, грешник, не может творить волю Бога. Иоанн хочет, чтобы мы поняли: совершенное Иисусом исцеление само по себе показывает, что субботние установления трактуются неверно. Бог творит все новое, новый мир надежды и исцеления. Фарисеи цепляются за собственное истолкование закона, противясь Божьему замыслу.
«Мы следуем за Моисеем», похваляются они, однако Иоанн напоминает нам о том, как сам Моисей предсказал пришествие Иисуса (5:45–47). Бог, действительно, говорил с народом через Моисея, этого Иисус никогда не оспаривал, но если непредвзято вслушаться в слова Моисея, станет ясно, что Его закон вел к «истине и милости», которые откроются в Иисусе Мессии (1:17). Ведь Моисей не только дал Израилю кодекс законов. Он рассказал историю отношений Бога и Израиля, историю, в которой имелось начало и продолжение, но еще не наступила кульминация. Иоанн хочет убедить нас в том, что Иисус и есть истинная кульминация, завершение, к которому устремлена эта история, и Он же — начало нового сюжета, который вырастает из старого и охватывает уже не только Израиль, но весь мир.
«Ты был рожден в грехах!» — кричат фарисеи слепорожденному. Они–то уверены, что знают ответ на вопрос, заданный в начале главы (9:2–33) - сам ли слепорожденный виновен в своей слепоте или причина тому грехи его родителей. Стих 34 нельзя толковать как обобщение, мол, каждый человек «рожден в грехах», ведь о себе фарисеи вовсе так не думают, нет, они считают увечье этого человека верным признаком духовной испорченности. Иоанн показывает нам, что физическая слепота несчастного никак не связана с его грехами или грехами родителей, и целительное присутствие Иисуса спасает человека от всего дурного, от физических, умственных, душевных и духовных недугов.
Иоанн хочет, чтобы мы прозрели. Я уже не в первый раз повторяю эту фразу, ведь этой теме посвящен весь эпизод. Не только слепорожденный прозрел, но и читатели Иоанна устремляются с его помощью к свету, который и есть сам Иисус (9:5; 1:4–5). Здесь, как и везде в Евангелии, нам следует присмотреться к поступкам Иисуса и сделать правильный вывод о присутствии в Нем Бога. Этот вывод может оказаться неожиданным, опрокидывающим некие давно установившиеся представления, он может стать для кого–то шоком, но когда слепые глаза раскрываются, вывод (и это не каламбур!) очевиден. Моисей поразил египетских магов чудесами, которые они не могли воспроизвести (Исх 8:18–19), Иисус также потрясает современников, совершая деяния, которые можно объяснить, лишь поверив в деятельное присутствие Бога. Подобно Моисею, Он приуготовляет новый Исход и более того — новую Книгу Бытия, новое творение, в котором народ Божий избавится не только от слепоты, но и от греха и от смерти.
Порой христианину приходится нелегко, потому что окружающие пытаются по собственному разумению толковать его опыт и переживания, помещают его в ту или иную категорию, вешают ярлыки. Подчас они делают это затем, чтобы не принимать человека и его суждения всерьез. Но мы обязаны держаться раз полученного нами знания: «Я знаю одно, что я был слеп, а сейчас вижу!» Порой это упорство обходится дорого, но лучше уплатить цену, чем идти кружным путем, отрицая благо, которое, через Иисуса, сотворил для нас Господь.
ИОАНН 9:35–41. Видящие и не видящие
35Иисус услышал о том, что фарисеи выгнали его вон, нашел его и спросил: — Ты веришь в Сына Человеческого?36— А кто Он, Господи ? — спросил исцеленный. — Скажи мне, чтобы я в Него поверил!37Иисус сказал: — Ты сейчас Его видишь, Он говорит с тобой.38Тогда человек ответил: — Господи, я верю, — и поклонился Иисусу.39Иисус сказал: — Я пришел в этот мир для суда, чтобы слепые видели, а те кто видят — стали слепыми.40Фарисеи, которые были с Ним, слышали это и спросили: — Что ? Мы, значит, тоже слепы?41Иисус сказал: — Если бы вы были слепы, то греха не было бы на вас, но так как вы заявляете, что видите, то грех ваш на вас остается.
Кто решает, когда картинка в фокусе?
Вчера я ходил на лекцию и посмотрел замечательные цветные снимки средневековых икон — эпизоды распятия и воскресения. Яркие цвета, убедительно прорисованные сцены. И каждый раз лектор тщательно следил за тем, чтобы проектор правильно навели на резкость, чтобы нам не упустить ни малейшей детали. Он стоял наготове, всматривался, просил человека, сидевшего за проектором, что–то слегка отрегулировать.
Эта задача не так уж сложна, поскольку средневековые картины насыщены деталями, тяготеют к наглядности и четкости. Современные картины устроены по–другому. Порой художник намеренно пишет неярко, расплывчато, и нужна помощь эксперта, чтобы определить, когда картинка «в фокусе». Если кто–то сочтет изображение идеальным и ошибется, все будут введены в заблуждение: зрители сочтут, будто они разобрались в этом произведении искусства, а они даже не сумели рассмотреть его как следует.
Глава об исцелении слепорожденного завершается контрапунктом: началась она с болтовни учеников, которые предполагали, что человек появился на свет слепым за собственные грехи или грехи родителей, Иисус же опроверг их соображения, исцелил слепого и разбил доводы противников, попрекавших его нарушением субботы. Глава завершается на том, что противники Иисуса утверждают, будто они видят все ясно и отчетливо, хотя они–то как раз слепы. Иисус говорит им: сама по себе слепота не грех и не признак греха, а вот претендовать на ясность зрения, когда ничего не видишь, — грех. «Так как вы заявляете, что видите, то грех ваш на вас остается».
Вот в чем вопрос: кому решать? Кто определит, в фокусе ли картинка и каково ее значение? В конечном счете это вопрос авторитета, здравого суждения. Кто вправе делить мир на ясно видящих и видящих расплывчатый, несфокусированный образ мира, подменяющих этим образом реальность?
Здесь, как везде у Иоанна, этим правом обладает Иисус, а с тех пор, как Он покинул землю, ту же миссию выполняет Святой Дух, благодаря которому присутствие Иисуса повседневно ощущается и Его ясное суждение по–прежнему отчетливо слышно в нашем мире (16:8–11). Во время земного служения Иисуса Его присутствие было реальным и непосредственным: Он–свет миру (9:5; а также 3:9–21 и 8:12), и в ярких лучах света мир разделился надвое. Пришествие Иисуса разделило человечество на принимающих свет и позволяющих ему исцелять, изменять и направлять их жизнь, и тех, кто противитс