50и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб.51Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ,52и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино.53С этого дня положили убить Его.54Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями, а пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими.55Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны прийти в Иерусалим перед Пасхою, чтобы очиститься.56Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник?57Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.
Мы лишь недавно прибыли в страну и не знали местных правил, но все же нам показалось, что человек, который нас встретил, ведет машину как–то странно. После перелета клонило в сон, и поначалу мы думали, что странность нам только мерещится, но вскоре отрицать очевидное стало невозможно. Водитель ехал какое–то время по общей дороге, затем резко сворачивал на узкоколейку, делал крюк и возвращался на то самое шоссе, с которого свернул.
Наконец мы набрались храбрости спросить его, в чем дело. К чему эти отвлекающие маневры? Какие у нас проблемы?
— Я так и думал, что вы рано или поздно спросите меня, — огорченно откликнулся водитель. — Не хотелось вас пугать, но дело в том, что мы еще не отъехали достаточно далеко от границы. Террористы нападают на одиночные машины, в особенности после наступления темноты. Вот почему, каждый раз, когда мы приближаемся к месту, где недавно произошло нападение, я предпочитаю объехать его.
Тут все стало ясно. Странное, даже параноидальное с виду поведение оказалось вполне понятным в свете угрозы, о которой мы до того и представления не имели.
Примерно такое же ощущение возникает, когда первосвященники и фарисеи собираются на совет. Впервые — единственный раз во всех четырех Евангелиях — упоминаются римляне, и это упоминание объясняет очень многое, что в тот в день осталось невысказанным вслух.
Римляне — вот на кого приходилось постоянно оглядываться и простым евреям, и их вождям. Примерно за сто лет до рождения Иисуса римляне овладели всеми странами Ближнего Востока. В городах и деревнях Палестины римские солдаты появлялись редко, но в нескольких милях к северу, в Сирии, стояло несколько легионов, и римский правитель Иудеи мог в любой момент призвать их на помощь. Такое уже случалось на памяти жившего тогда поколения: тысячи молодых еврейских повстанцев были распяты, когда в страну вошел карательный отряд римлян. Хотя большинство еврейских вождей мечтало освободиться от власти римлян и жить по собственным национальным обычаям, не завися от приказов из столицы, они предпочитали сохранить ту ограниченную свободу, которую предоставили им римляне, нежели отважиться на восстание, ведь за ним могла последовать национальная катастрофа.
И все они были уверены — если позволить Иисусу продолжать в том же духе, катастрофа разразится. Исцелять слепых (пусть и в субботу) — это еще ничего, но воскрешать мертвецов и к тому же в присутствии множества свидетелей, которые тут же помчались в Иерусалим и поведали о чуде всем знакомым, — нет, это уж слишком. Священники и фарисеи были уверены, что Иисус сознательно собирает приверженцев, готовясь к некоей мессианской акции — скорее всего, к походу на Иерусалим. Если он затеет нечто подобное и римляне прослышат об этом, они вызовут войска, и придет конец тем остаткам национальной и религиозной свободы, за которую цеплялись эти вожди. Возможно, придет конец и народу Израиля.
Конечно, мы видим в этих рассуждениях глубокую иронию, даже парадокс: люди, читавшие Евангелие от Иоанна, давно уже поняли, что в планы Иисуса отнюдь не входит политическая революция. Пастырь, полагающий душу свою за овец, не станет призывать этих овец к оружию, не поведет их в битву. Иисус одержит победу с помощью своей жертвенной любви, а не привычным насилием. Но тревога властей так понятна: довольно уже они пережили революционных событий, и многие движения начинались, как и движение Иисуса, в Галилее. Всем известно, чем кончаются подобные попытки. Да, большинство фарисеев, а может быть, и некоторые священники, рады были бы свергнуть римское господство. И они знали, о чем мечтает их народ.
Оглядываясь назад, мы понимаем и другое: этот страх был оправдан. Прошло менее сорока лет, и в Палестине, после еще нескольких неудачных попыток, началась полномасштабная революция. Римляне пришли, уничтожили Храм, превратили Иерусалим в руины, практически уничтожили еврейский народ.
Сам Иисус, несомненно, старался уберечь овец именно от этих волков. Его отеческое попечение об овцах и готовность защитить их даже ценой собственной жизни странным образом совпадает с циничным предложением Каиафы: пусть один человек умрет, чтобы уцелел народ.
Иоанн усиливает слова Каиафы, подчеркивая, что в тот год Каиафа был первосвященником, то есть его предложение, хотя и было вполне «политическим», а точнее сказать, циничным, все же надо воспринимать как пророчество, и над этим пророчеством последователям Иисуса следовало поразмыслить, истолковать его по–своему. Иисус и в самом деле умрет за народ, он будет казнен так, как римляне обычно казнили мятежников, но умрет он не только за еврейский народ, но (как предсказывал сам Иисус в разговоре о пастыре, 10:16) за гораздо большее человеческое содружество – за всех детей Божьих, во всех краях земли.
Разворачивающаяся на двух уровнях сцена — политики, замышляющие судебное убийство, и евангелист, истолковывающий их слова как пророчество свыше – подводит нас к кульминации: Иоанн издалека и очень постепенно готовил нас к осмыслению смерти Иисуса. В самом начале он сказал нам, что Иисус есть Агнец Божий (1:29, 36). Иисус говорил о своей смерти и воскресении намеками, как о разрушении и восстановлении Храма (2:19–21), и эти слова удивительным образом перекликаются с тем эпизодом, который мы обсуждаем сейчас. Он провозгласил, что Сын Человеческий будет «вознесен», как змей в пустыне (3:14–15), так что всякий, кто уверует в него, получит жизнь вечную. Он обещал отдать свою жизнь за жизнь мира (6:51) и говорил о пастухе, который отдает свою жизнь ради овец (10:15–18).
Одновременно мы видим, как нарастает враждебность по отношению к Иисусу, в особенности среди руководства Иудеи. Они уже несколько раз пытались арестовать его, пытались даже побить его камнями. И теперь эти две линии повествования сходятся: призвание Иисуса, с одной стороны, с другой — тревоги еврейских вождей и их политический расчет. Теперь осталось только дождаться подходящего случая.
И самый правильный момент — Пасха, когда приносят в жертву ягнят в память о том, как Бог даровал Израилю свободу. Иоанн показывает нам, как стремятся паломники в Иерусалим, на празднество, но, описывая этих людей, повторяя вопросы, которые они задавали, он явно призывает и читателя задаться вопросом (как это было в 7:1–13). Иисус удалился в горную область неподалеку от Иерусалима. Ефраим — это был, по–видимому, город в пятнадцати милях от Иерусалима, там Иисус находился в безопасности. Пойдет ли он на праздник? И станет ли его приход тем моментом, когда все намеки и догадки обернуться действием?
ИОАНН 12:1–8. Мария: умащение ног
1За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых.2Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним.3Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира.4Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал:5Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?6Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел [при себе денежный] ящик и носил, что туда опускали.7Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего.8Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда.
Лично я терпеть не могу, когда в книге или в кино вечеринка оборачивается конфликтом. Писатели и сценаристы обожают такие штучки: гнев и обиды прорываются на поверхность, члены семьи орут друг на друга, а гости печально созерцают останки неудавшегося ужина. Наверное, для драматурга это самая подходящая ситуация, удобный случай повернуть сюжет, но я при виде таких сцен тянусь к пульту, чтобы переключить телевизор. Общая трапеза придумана для того, чтобы люди порадовались друг другу, приняли и поддержали, а не учинили бессмысленное насилие.
Маленькая сцена, свидетелями которой мы только что стали, тем более драматична, что как раз в этот момент Иисус остро нуждается в понимании и поддержке своих последователей. Мир объединяется против него, но пусть хотя бы друзья держатся вместе и твердо стоят на его стороне! Так ведь нет, и мы чувствуем, как сгущается напряжение.
Самый очевидный конфликт — спор между Иудой и Марией. Но вчитайтесь внимательно в предшествующие строки: «Марфа служила… Мария же, взяв фунт чистого нардового масла…»
Эти сестры — наши давние знакомые. Мы встречались с ними в прошлой главе, встречались в Лука 10. Их портреты у разных евангелистов дополняют друг друга, получается вполне законченное, трехмерное изображение. Мы «знаем» их, как реальных людей из своего окружения. Марфа устроила пир для Иисуса и его спутников (то же самое описано у Луки). Мария не позволяет сестре играть ключевую роль в эпизоде — о