Вот предмет для размышлений и молитв, когда мы читаем эту главу. Каждый из нас — часть этого мира, и вполне вероятно, что до нашей окраины весть о нем дошла не полностью, с искажениями. Возможно, у нас еще не стало известно, что он — истинный царь, истинный спаситель, приносящий единственную подлинную свободу. Мы видим, как он входит в Иерусалим, навстречу своей судьбе, и мы тоже должны принять участие в этом действе, в ожидающем его страдании. Мы должны войти в число посредников, через которых его весть распространится в мире.
ИОАНН 12:20–26. Семя должно умереть
20Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины.21Они подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса.22Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу.23Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому.24Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.25Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную.26Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой.
В детстве, каждую осень, я принимал участие в сборе каштанов. Мы внимательно следили за тем, как зреют и начинают осыпаться каштаны — это происходило на рубеже сентября и октября. Обычно при падении зеленая колючая оболочка лопалась, а если нет, мы ее надрезали. Внутри прятался темно–коричневый орех, яркий, красивый, сантиметра три в диаметре. Красивые штучки, гладкие на ощупь, приятные на вид. Можно собрать лучшие образцы и выложить их рядком на полочку, но детям, конечно, это и в голову не приходило. Мы прокалывали свои «орешки» посередине, продевали узловатую нитку и начиналась битва за выживание, точь–в–точь как у Дарвина. Раскачав свой орех в воздухе, мы обрушивали его на орех противника, и так снова и снова, пока слабейший не разлетится в куски. Ничья или победа по очкам не предусмотрены — слава или смерть. Победитель вступал в очередную схватку.
Лишь один раз за все детство я поступил с плодом каштана так, как это предусмотрено природой. Выбрал самый лучший — большой, блестящий — и не понес его в школу для очередной битвы, а посадил его в землю. Выкопал ямку, подсыпал песку, полил водой и воткнул семя так глубоко, как только мог. Честно говоря, я боялся, что зря израсходовал отличный орех, однако весной появился тоненький росток, а через год — уже молодое деревце. Прошли годы, я давно не бывал в тех местах, но если никто не покусился на него, теперь там уже выросло большое дерево, которое в свою очередь по осени покрывается плодами каштана.
Эту картину имеет в виду Иисус, хотя поначалу его слова кажутся странными. На прямой вопрос он как бы и не отвечает. Андрей и Филипп сообщили ему, что некие «Еллины», то есть чужеземцы, хотят его видеть. Эти «Еллины», очевидно, признавали Бога Израиля, являлись на празднества, совершавшиеся в его честь, что–то знали о том, как Бог спасал народ в прошлом и какие обещания дал на будущее. Казалось бы, Иисус должен ответить: «Отлично! Ведите чужеземцев сюда, я с ними побеседую». Вместо этого он рассказывает некую притчу о семени и растениях, о жизни и смерти, о господине и рабах. Почему? Что он хочет этим сказать?
Наиболее полный ответ мы получим в следующем эпизоде, в стихе 32. Там Иисус скажет о том, как он привлечет к себе все народы, когда будет вознесен от земли. Иными словами, если уж Еллины пришли к нему, если они хотят получить во всей полноте благо от той миссии, которую он послан выполнить в мире, то его ответ на желание Еллинов — довести до конца свою миссию, исполнить тот подвиг, который поручен ему Отцом. Только таким странным и неожиданным образом нееврейский мир, мир «Еллинов» (большая часть тогдашнего мира говорила по–гречески, почему не–евреи назывались Еллинами) сможет, как и задумано Богом, прийти к Иисусу. Тогда язычники не просто «увидят» его, о чем они просят в данный момент, но «придут к нему», привлеченные могущественной любовью Бога, привлеченные в общение с Ним и новую жизнь.
Вроде бы не относящиеся к делу слова Иисуса о падающем в землю и умирающем зерне — это начало глубокого и полного ответа. Здесь Иоанн начинает приоткрывать перед нами главную тайну — каким образом Бог спасает мир смертью Иисуса. Намеки мы уже слышали, начиная с первой главы и совсем недавно, в 11:52. Смерть Иисуса уподобляется севу, смерти зерна. На совершенно другом уровне происходит та же трагедия, которая в малых масштабах совершилась, когда маленький мальчик решился зарыть в землю свой лучший каштан и навеки простился с ним. Трагедия обернется торжеством: торжеством жертвенной любви Бога, той любви, которая готова взглянуть в лицо смерти и одолеть смерть. Только добровольным принятием смерти одолевается смерть, жертвой не только ради Израиля, но и ради всего мира, обозначенного здесь словом «Еллины».
Скрепляющий этот отрывок стих 23 свидетельствует о том, что мы достигли того момента, к которому направляло нас все евангельское повествование. «Мое время еще не пришло», сказал Иисус Марии в 2:4. «Никто не схватил его, потому что его время еще не пришло», продолжает Иоанн в 7:30. Но теперь Иисус знает, что его время пришло: все приготовления завершились, и великое событие, кульминационный момент жертвы и освобождения, должно состояться. Тот факт, что уже и чужестранцы ищут его в Иерусалиме, служит для Иисуса знаком, как служит для нас знаком первый весенний лист — мы знаем, какое число на Божьем календаре. Обратного хода нет. Иисус пойдет навстречу этому моменту и приготовит его символическими действиями (глава 13), особым учением (главы 14–16), а главное, молитвой (глава 17).
И каждая веха на этом пути убеждает: Иисус говорит не только о себе. То, что он должен сделать, он совершает уникальным образом, в одиночку противостоя силам греха и смерти, чтобы всем остальным людям уже не пришлось делать этого, но вместе с тем он прокладывает путь, по которому его «слуги», его последователи пойдут за ним. Вероятно, и это — часть вызова и призыва, обращенного как к своим, так и к «Еллинам». Если они действительно хотят «увидеть» его, если хотят узнать его и понять, что он им несет, то должны быть готовы к тому, что их «посеют», как зерно, то есть что придется рискнуть всем, служа ему.
Образ «посеянного зерна», как мы знаем из Римлянам 6, помогал ранним христианам понять, как мы «умираем со Христом» в крещении и вере. Грозный вызов — но с ним сопряжено обещание: «И кто мне служит, того почтит Отец мой». Наивысшая «честь» для каштана заключается не в том, чтобы побить все другие орехи, а в том, чтобы сгинуть под землей и вернуться уже деревцем. Этот образ необходимо включить в число тех мощных евангельских притч и картин, которые Иоанн выкладывает перед нами для нашего служения, веры и молитвы.
ИОАНН 12:27–36. Час настал
27Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать ? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел.28Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю.29Народ, стоявший и слышавший [то], говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему.30Иисус на это сказал: не для Меня был глас сей, но для народа.31Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон.32И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе.33Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет.34Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому ? кто Этот Сын Человеческий ?33Тогда Иисус сказал им: еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма: а ходящий во тьме не знает, куда идет.36Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них.
Как раз в тот момент, когда я вошел в кабинет, чтобы написать комментарий к этому отрывку, с другой стороны улицы послышались три громких взрыва. Я был несколько напуган: поблизости находятся государственные учреждения, и вопреки всем мерам безопасности террористы могут каким–то образом проникнуть туда и подложить бомбу. Такое уже случалось, не исключено, что случится вновь. Я кинулся к окну и выглянул наружу.
К моему облегчению, я увидел сыпавшийся с потемневшего неба град разноцветных огней. То был салют. И сейчас, когда я пишут эти строки, фейерверк продолжается, все громче, все ярче. Могу себе представить, как подскочили жители соседних районов при первых «залпах». Что это? Праздник — или переворот? Неожиданный шум требует правильного истолкования.
Здесь у Иоанна сказано — и подобные эпизоды изредка встречаются в Евангелиях, — что с небес прозвучал голос. Настоящий голос, слышимый, внятный. Вот что интересно: люди воспринимают это явление по–разному. Они слышат шум и принимают его за гром. Кое–кто из стоявших рядом с Иисусом и видевших, как он молился, предполагает, что ему отвечает ангел. Ни один из свидетелей не высказывает мнения, которое евангелисту кажется само собой разумеющимся: никто не говорит, что то был не гром, не ангел, не бомба и даже не фейерверк — то был голос Бога.
Конечно, и в ту пору «доказать», что это говорит Бог, было невозможно, тем более нет смысла доказывать это сейчас, две тысячи лет спустя. Гораздо важнее понять, что именно сказал этот голос (и передал нам Иоанн), увидеть, так сказать, общее направление разговора.