словом и не передало его дальше. Но такого не случилось. Люди непременно сообщают весть другим людям. Я пишу эту книгу, вы ее читаете. Просто, но потрясающе.
О чем же молился Иисус для вас и меня и для всех своих последователей во всех будущих поколениях? Он молился, чтобы мы были, как сказано в этом старом символе вере, «едины, святы, католичны», то есть «всеобщи», и все это благодаря работе его последователей, апостолов, тех, кто был с ним в тот час. Более всего он молился о нашем единстве.
Единство — не формальная организация, не внешняя форма. Наше единство должно быть основано на единстве Отца и Сына, на том самом единстве, которое исследует и разъясняет нам Евангелие. Наше единство отражает это единство, а потому и мы сами должны быть едины. И по этому признаку мир увидит и поймет, что подобная человеческая общность, поверх любых барьеров расы, обычая, пола и класса, может проистекать лишь от самого Творца. «Да уверует мир».
Это продолжение слов, сказанных Иисусом в 13:35: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Единство — главный принцип. Порой мы ощущаем единство, как будто слышим нежную музыку, доносящуюся из–за той стены, которой мы отгородились друг от друга. Порой испытываем его, повстречав христианина с совершенно иным, чем у нас, опытом жизни, и обнаружив, что, вопреки всем нашим различиям, вопреки расхождениям в традициях, мы знаем единство любви и веры и оно не может быть нарушено. Но как же часто, увы, мы убеждаемся, что Иисусова молитва о единстве так и не осуществилась пока во всей полноте.
В любых человеческих отношениях единство нельзя навязать извне. Нельзя манипулировать или запугивать. Но нет извинения для христиан, которые в разделившемся мире, в мире, где разделение так часто проходит по линии «религии», не пытаются в каждом поколении заново строить то единство, о котором молился Иисус. Если мы по сути своей едины в вере, почему же мы не можем быть едины в своей жизни и служении?
Здесь же Иисус возвращается к одной из более ранних тем (см. 12:26 и 14:3). Его последователи должны
быть «с ним» и увидеть его славу. Они должны видеть и осмыслить тот факт, что Отец вознес его и сделал владыкой мира. Они должны узнать, что любовь, которую даровал ему Творец, сделала его любящим Господом всего мира.
Ныне многие христиане отшатываются от подобных утверждений. (Мы обсуждали эту проблему выше в связи со стихом 14:6). Они считают (и их вполне можно понять), что это утверждение чересчур заносчиво, как будто, притязая на особый статус для Иисуса, они притязают на особый статус и для себя. Но говорить так – значит недопонимать основную мысль Евангелия. Единственная причина вознесения Иисуса — любовь. Не такое первенство, которое позволяет человеку возомнить себя лучше других, а такое первенство, которое вынуждает их, подобно Иисусу, служить и жертвовать собой ради любви.
Этой вестью завершается молитва (стих 26). Любовь Отца охватывает Иисуса, и этой же любовью, ее связующими узами, охвачен его народ — вот почему Иисус присутствует среди своих, а через них — в мире. В стихе 11 Иисус называл Отца «святым», сейчас он называет его «праведным» (стих 25). Отец — судья всей земли: хотя мир ополчится против последователей Иисуса, Отец проследит, чтобы справедливость взяла верх.
Но, как повсюду в Новом Завете, та справедливость, о которой мы молимся, справедливый суд, которым Отец явит себя миру, нам открывается в форме любви, потому что прежде всего мы видим Отца и его суд в Иисусе. Иисус — тот, кто молился за вас и за меня, первосвященник, освятившийся для радостной службы Отцу, и теперь на наших глазах он идет совершать до конца служение любви.
ИОАНН 18:1–14. Арест Иисуса
1Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его.2Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими.3Итак Иуда, взяв отряд [воинов] и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.4Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете?5Ему отвечали: Иисуса из Назарета. Иисус говорит им: Аз есмь. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его.6И когда сказал им: Аз есмь, они отступили назад и пали на землю.7Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назарета.8Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут,9да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.10Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх.11Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец ?12Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его,13и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником.14Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ.
Он пришел поговорить с другом, пришел под вечер с прохладным ветерком, как всегда приходил. Пришел, потому что хорошо знал этого человека и привык проводить с ним время. Пришел в сад, где они обычно встречались. В сад, который был его домом.
Он позвал — и не было ответа. Тот человек спрятался от него, что случилось в саду, что–то омрачило их дружбу. Какой–то дурной запах в воздухе, и его не очистить ни просьбами о прошении, ни далекими попытками самооправдания. Любовь, самый прекрасный и самый хрупкий цветок, из всех растений райского сада, была растоптана. Понадобятся тысячелетия, чтобы вырастить ее заново.
Тот сад, в котором Адам отведал запретного плода (Быт 2 и 3), вспоминается вновь, когда мы попадаем в сад предательства в этой главе или в сад воскресения в главе 20. Ведь Иоанн, как мы уже говорили, пишет новую «Книгу Бытия». Он не забыл тот сад, даже если мы забыли. В этой мощной и удивительной сцене нам показано, что это значит: Слово стало плотью, нашей плотью, плотью Адама, плотью нового Бытия.
Роли переменились. Греховные люди, жестокие люди, вооруженные люди являются в сад под покровом ночи, кого–то ищут в саду. Ищут единственного Сына Отца. Как все люди на земле, они ищут Бога, и не ведают, что творят. Всего–навсего делают свое дело…
Иисус не прячется от них. Зачем прятаться? Отец дал ему испить эту чашу, и он готов. Мучительную борьбу в саду и моление о чаше, столь выразительно описанные Матфеем, Марком и в особенности Лукой, Иоанн попросту выпускает. Трижды он говорил нам о том, как «возмутилось» сердце Иисуса (11:33; 12:27 и 13:21). Но момент возмущения и борьбы миновал. Иисус готов. Новый Адам делает шаг навстречу ветхому Адаму, Слово, которое есть Бог, приветствует «мир», свет мира открывается тем, кто в своей тьме и помрачении явились искать его с факелами и светильниками. Свет во тьме светит, и тьма не объемлет его.
Странная сцена разворачивается перед нами, Иисус берет инициативу в свои руки и спрашивает этих людей, кого они ищут. Они произносят его имя, и в ответ им Иисус говорит: «Аз есмь». Простой и поражающий в самое сердце ответ. Да, в контексте мы можем прочесть его словно констатацию факта: «Я и есть он», «это я», но Иоанн, помнящий о встрече Бога и Адама в саду, Иоанн, с таким тщанием использовавший в своем повествовании «Аз есмь» как имя Бога, конечно же, рассчитывает, что мы различим не такой уж скрытый смысл.
Простое, четкое, преображающее мир слово: обычный человек — ничего не стоит схватить его и казнить – стоит перед нами в мерцающем свете факелов — и он от начала века был един с Отцом. Он — Аз Есмь, дыхание жизни, свет миру, воскресение и жизнь, путь, истина и жизнь. Как еще понять, почему при этих словах воины, явившиеся арестовать его, отступили и пали наземь? (Не комедия же перед нами, не столкнулись же они попросту друг с другом в темноте.) Их реакция, вольная или невольная, вполне соответствует поведению человека, столкнувшегося лицом к лицу с Богом.
Чего мы могли ждать от Иисуса, каким он предстал перед нами в главах 13–17 от Иоанна? После трапезы с учениками, после омовения ног, молитвы и наставлений, он вышел из верхней горницы, готовый встретить «мир» лицом к лицу. Чего мы ждали от него? Что он взмахнет волшебной палочкой и одержит легкую победу? Или возглавит вооруженное восстание? Конечно же, нет (хотя Петр, по всей видимости, еще не расстался с подобными надеждами. Сопоставляя его бессмысленный взмах мечом со словами Иисуса, отрекающегося от любого применения оружия, мы должны задуматься в том числе и о том, что кровопролитие — как и ошибка, допущенная в первом Эдеме, — всегда было и будет признаком нашей беспомощности и несоответствия предназначению человека). Вполне естественно, что Иисус сохранял спокойствие, пусть накануне или даже в тот самый вечер его сердце было «возмущено», вполне естественно, что он отказался от сопротивления, и столь же естественно, что он сохранил власть и над своими последователями (он приказывает Петру вложить меч в ножны), и даже над теми, кто явился его арестовать (он приказывает солдатам взять только его и отпустить остальных). И столь же очевидна мрачная ирония, пропитывающая всю сцену. Двойной смысл мы будем ощущать на всем пути до подножья креста. Иисус, только что завершивший великую молитву как истинный первосвященник обновленного Богом Израиля, теперь будет приведен к Анне, старейшине в семействе первосвященников, и на судилище будет присутствовать его зять Каиафа — тот самый, который предлагал принести одного человека в жертву за народ, как напоминает нам Иоанн (ср. 11:49–50).