воскресение. Тем не менее Иисус с уверенностью именует себя царем, хотя он царь совсем иного типа, нежели Иуда Маккавей, Ирод Великий и тем более римский кесарь. Он царь иного типа — потому–то он и пришел в мир.
Он говорил и нес истину. Истину не добудешь из пробирки, не вычислишь математически. Истину не спрячешь в карман, философы и юристы не могут притязать на обладание ею. Истина — дар, и она, подобно Иисусову царству, происходит не от этого мира — но обитает в нем. Иисус пришел свидетельствовать о истине. Он и есть истина.
Пилат способен воспринимать все вещи только в перспективе мира сего. Насколько ему известно, истина — это меч в его ножнах (пистолет в кобуре, ракета, замершая в шахте). Политическая «истина», моя истина против твоей, мой меч против твоего меча, а в принципе эти противопоставляемые истины мало чем отличаются друг от друга. С точки зрения римского прокуратора, твоя истина против моей — это моя власть против твоей беспомощности, мой крест, на котором повиснет твое нагое тело.
Да, это Истина. Истина Пасхи.
Истина, которая гласит, что один человек умрет, а другой выйдет на свободу. Варавва, разбойник, очередной претендент на престол или сподвижник очередного неудавшегося мессии, тоже ждет казни. Перед лицом политического цинизма, случайно уцелевшего местного обычая, всеобщего непонимания, искажений каждого слова, интриг, заговоров, предательств, отречений, воплощенная Истина принимает на себя смерть, которая предназначалась разбойнику. Разбойник получит жизнь.
В тот момент Пилат ничего не понимает, и даже Каиафа вряд ли способен оценить глубочайший смысл происходящего, но Иоанн хочет, чтобы мы видели это. В этом — суть креста. Таково деяние истины, истины, которая есть Иисус. Иисус умирает — за Варавву, за Израиль, за весь мир.
За вас и меня.
ИОАНН 19:1–7. Се, Человек!
1Тогда Пилат взял Иисуса и [велел] бить Его.2И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу,3и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам.4Пилат опять выплел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины.5Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им [Пилат]: се, Человек!6Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины.7Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим.
В Оксфордском музее хранится множество сокровищ, созданных в иные века и привезенных из дальних стран. Когда я в последний раз зашел в музей, я наткнулся на памятники, которые произвели на меня сильнейшее впечатление, хотя я не назвал бы их красивыми или даже уникальными. Эти памятники показали мне ту сторону истории, о которой я прежде не думал.
То были статуи римских императоров. Главный коридор музея уставлен ими — статуями римских императоров и членов их семей. Вполне привычное зрелище. Они интересны для историка, но обычный человек, глянув, скажет лишь: «Так вот как выглядел Тиберий или там Гай Калигула».
Но тут я вспомнил, где были найдены эти статуи, откуда их привезли в Оксфорд. Их находили в самых дальних концах империи, где угодно, только не в самом Риме. В Риме находился живой император, а потому не было особой необходимости в его статуях (конечно, несколько штук стояло и в Риме). Но в провинциях — в Галлии (нынешней Франции), в Реции и Малой Азии (на территории нынешней Турции), в Египте и в некоторых других местах были установлены эти памятники. Портреты императора и его близких, намного больше натуральной величины.
Зачем?
Затем, чтобы местные жители видели своих начальников. Римляне не первыми выдумали это, не были они в этом деле и последними. Они ставили повсюду свои изображения, чтобы местные жители смотрели на них и приговаривали: вот люди, которые правят нами. Вот человек, которому мы присягали на верность. Вот тот, кто несет вселенной мир и справедливость.
(И потихоньку прибавляли: вот человек, которому мы платим такие высокие налоги! Вот тот, чье войско перебило всех наших храбрых мужчин! Вот тот, от кого мы все мечтаем избавиться.)
Обычай правителей ставить в принадлежащих им странах собственные изображения стоит припомнить, когда мы перечитываем первые главы Библии. Бытие 1: Бог сотворил небеса и землю. Он создал море и сушу, растения, рыб, птиц и животных. Это его мир, мир, которым он правит. И он хочет, чтобы этот мир повиновался ему с любовью и благодарностью.
И в этом новом мире Бог помещает свой образ, свое изваяние. Но поскольку это Бог, а не человек, он создает не статую из камня или дерева, а живое существо, в чем–то схожее с животными, в чем–то от них отличное. Этот образ дан миру затем, чтобы через его посредство Бог мудро и с любовью правил своим новым миром. И все творение, повинуясь этому образу Божьему, воздаст подобающую честь Творцу.
Образ Божий — человечество (Быт 1:26–28). По образу Божьему сотворены они, мужчина и женщина. Бог велел первой паре плодиться и размножаться, присматривать за садом и животными. Сотворение человечества приходится на шестой день творения, на пятницу. После этого Бог отдыхает — его труд завершен.
Авторы Ветхого Завета прекрасно знали, что этот образ человечества, правящего Божьим миром под высшей властью Бога, раскрывающего и осуществляющего мудрую власть Бога над творением, вполне соответствует их образу идеального царя. Порой, как при чтении Псалма 8, даже трудно решить, идет ли речь обо всем человечестве или о царе, или о них обоих. В некоторых писаниях «премудрости» Ветхого Завета и в позднейшем иудаизме происходят зачастую такие же совпадения. Каждому человеку требуется мудрость, чтобы считаться вполне человеком, но истинными мудрецами признавали царей, и лучшим среди них был Соломон.
Припомним начало Евангелия от Иоанна, длинный и отточенный пролог, повествующий о творении и новом творении. Этот пролог достигает кульминации в стихе 14, который в Иоанне 1 является эквивалентом стихов 26–28 из первой главы Бытия. «Слово стало плотью и обитало среди нас». Тот, кто был с Богом, тот, кто был Бог, пребывал с Отцом, причастный его природе и любви, стал человеком. Так и должно было быть, так и только так: настал шестой день творения, нечто большее, чем шестой день творения.
Теперь, вспомнив историю творения и историю римских императоров, вернемся в то утро пятницы, шестого дня еврейской недели, к римскому прокуратору и его необычному арестанту. Прокуратор велел нарядить Иисуса как балаганного царя; терновый венец и пощечины, которыми наградили Иисуса воины, показывают, что они думали о его претензиях. Пилат выводит его к толпе и произносит слова, чей отзвук тревожит нас доныне: «Вот Человек!»
Вот Человек! Истинный образ Бога истинного. Вот тот, кто принес в мир мудрость Бога. Вот живое воплощение бога, тот, в ком невидимый Бог стал видимым. Вот царь. Вот дышащее изваяние императора над всеми императорами, посланное в мир, чтобы мир видел своего подлинного правителя. Мятежные подданные смеются над ним, бьют его по лицу и требуют крови. Он вообразил себя сыном Божьим, кричат они.
Что ж, читателям Иоанна уже известно, что Иисус и впрямь вел себя как человек, несущий миру образ Бога. Его личное, интимное знание Отца, которое он разделил с друзьями, не может быть чем–то средним — это либо сплошная ложь, либо правда. Но — и тут появляется новая мысль, даже предвестия которой в Бытии еще не прозвучало, — все это, нежелание понимать, обвинения, корона из терна, эти шипы (тоже часть творения), терзающие лицо владыки творения, и все прочее, все так и должно произойти, если образ Божий оказывается на территории, принадлежащей Богу и восставшей против него. «В мире был» — теперь мы понимаем, что Иоанн подразумевает под «миром». Одной этот краткой фразы достаточно.
Когда живой, любящий Бог сам, в лице единственного сына приходит к нам, мятежникам, чтобы жить среди нас, в мире, который он сотворил и который он по–прежнему любит, он приходит не как супермен, не как герой, бросающий мятежников под копыта своей конницы и под колеса своих боевых колесниц. Это живое изваяние, которое должно раскрыть дурным подданным подлинную природу их властителя, непременно обретает тот облик, который ныне имеет Иисус, царь иудейский, увенчанный короной с шипами. Невинный царь, истинный человек, человек, открывавший истину и обвиненный в кощунстве. Вот человек.
Иисус идет на крест, а мы все еще повторяем эти слова. Человек — истинный образ Божий, говорит нам Иоанн. Иисус, предвечное Слово, облекся нашей плотью. Смотрите на этого человека, и вы увидите Бога живого — любящего, раненого и окровавленного.
ИОАНН 19:8–16а. Не царь, но кесарь
8Пилат, услышав это слово, больше убоялся.9И опять вошел в преторию и сказал Иисусу: откуда Ты ? Но Иисус не дал ему ответа.10Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь ? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя!11Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.12С этого [времени] Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю.13Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по–еврейски Гаввафа.14Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал [Пилат] Иудеям: се, Царь ваш!15