— Почему ты все время кричишь «аллилуйя? — спросил я владельца, расплачиваясь за прогулку.
Он прижал губы к моему уху и шепнул мне:
— Потому что я люблю Иисуса.
Внезапно меня откинуло в первое столетие нашей эры. «Тайный от страха иудеев», от страха перед недоброжелательством евреев, перед враждебностью собственных сородичей, воинственных и непримиримых мусульман. Теплая волна узнавания накатила на меня, я крепко сжал руку этого тайного христианина и вложил в нее еще несколько шекелей. Его верблюд, его аллилуйя — единственно доступный для него способ славить Иисуса под стенами Иерусалима…
На это же место, под стены Иерусалима, пришли Иосиф с Никодимом, принесли все, что могли отдать Иисусу. Сто «фунтов» дорогих благовоний, примерно 80 фунтов или тридцать с небольшим килограммов, если пересчитывать на современные меры. В сто раз больше, чем потратила Мария, когда умастила Иисуса в Вифании (12:30, а ведь тогда ученики возмущались лишними расходами. Такое количество (и, добавим, такие роскошные благовония) требовалось для похорон царя. Вероятно, так и понимали ситуацию Иосиф и Никодим: они бы подписались под словами «царь Иудейский», которые Пилат приказал надписать над головой распятого, но для них это не было насмешкой. Если у Израиля когда–либо имелся настоящий царь, это был Он — и никто другой.
До сих в Евангелии Иосиф не упоминался. По другим сообщениям, он располагал собственной гробницей; из слов Иоанна следует, что этой гробницей воспользовались потому, что она оказалась поблизости. Но он выделяет другой момент: этой гробницей никогда еще не пользовались, он особо подчеркивает это в стихе 41. Он заранее предусматривает аргументы, которые могут возникнуть у скептиков, когда он перейдет к продолжению этой истории: а что, если гробницу попросту перепутали, если вышла ошибка?..
Нет. Гробница была совершенно новой. Ошибка невозможна.
С Никодимом, как напоминает нам Иоанн, мы уже знакомы (3:1–10; 7:50–52). Прослышав о новом и необычном наставнике, он явился к нему ночью и последовал один из тех развернутых диалогов, которые Иоанн неоднократно приводит в своем Евангелии. В той беседе Иисус объяснил, что такое новое рождение от воды и духа. Развивая эту идею, он сослался на пример Моисея, прибившего к столпу в пустыне змея, чтобы видевшие его избегли смерти, и сказал, что Сын Человеческий подобным же образом будет вознесен, чтобы все, верящие в него, получили жизнь вечную (3:14–16). Затем он говорил о людях, которые творят зло и потому боятся света, и о тех, кто поступает праведно и потому любит свет, ведь на свету обнаруживается, что их дела сделаны «в Боге» (3:19–21).
Итак, в тот вечер незадолго до наступления темноты Никодим пришел к месту казни. Повествование сосредотачивается на нем, хотя и ненадолго: тело надо похоронить до заката, пока не наступила суббота. На этот раз Никодим отважно выступает вперед. Его верность Иисусу созревала постепенно, с того часа, когда он заступился за Иисуса на основании закона и был высмеян коллегами (7:30–31), до этой минуты, когда ничего не рассчитывая приобрести и рискуя всем, он отдает последний долг непонятному, позволившему себя казнить царю.
Как мы уже видели в главе 11, где речь шла о Лазаре, погребальные обычаи того времени существенно отличались от наших. Умерших не клали в гроб, не кремировали. Гробницей служила выдолбленная в скале пещера, такие пещеры во множестве обнаруживаются археологами. Требовалась достаточно высокая пещера, чтобы внутри могли повернуться люди, укладывающие труп, но вход делали маленьким, высотой чуть больше метра. По обе стороны от входа вырубали полки.
На создание такой пещеры уходило много времени и труда, так что люди рассчитывали использовать их неоднократно. Полки служили для того, чтобы укладывать на них тела, каждое на свое полку, но вполне могло случиться так, что очередного покойника принесут раньше, чем предыдущий полностью разложится. Чтобы смягчить тяжелый запах из гробницы, тела умерших обматывали в ткань, пропитанную большим количеством благовоний. В промежуток между погребениями пещеру защищал от грабителей большой и тяжелый круглый валун, который несколько человек с усилием подкатывали к ее входу.
Когда от трупа оставались одни кости, их собирали и складывали в особый сосуд (оссуарий). Эту урну с прахом хранили в глубине погребальной пещеры или переносили в другое надежное место. Таким образом, в отличие от современных ритуалов, похороны проходили в два этапа с разрывом в несколько месяцев, а то и лет.
Конечно же, Иоанн рассчитывает на то, что сейчас мы припомним, как в последний раз стояли у гроба. Остановившись перед пещерой, где был положен Лазарь, Иисус заплакал (11:35), но когда камень откатили прочь, не появилось дурного запаха или иных признаков разложения (11:41). Ждите, пытается сказать нам Иоанн. Пройдите со мной через тот субботний день, через это печальное испытание тишиной. Ждите, пока не минует этот длинный, этот последний день. В седьмой день Бог отдыхал, упокоился в этот день Иисус. Но вся книга была об этом — о новом творении. Ждите дня восьмого.
ИОАНН 20:1–10. Пустая гробница
1В первый же [день] недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба.2Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его.3Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу.4Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый.5И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел [во гроб].6Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие,7и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте.8Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал.9Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых.10Итак ученики опять возвратились к себе.
Тьма над бездной. Бесформенное начало. Хаос. Пустота. Начало начал.
Ветер и слово. Дыхание Господа, речь Бога, вызывающая к бытию то, чего никогда не было. Жизнь и свет. Первый день творения.
В начале было Слово… и Слово стало плотью. Плоть говорила, дышала, несла жизнь и свет. Новое творение начиналось повсюду, куда бы он ни пришел. «Се Человек!» Настал день шестой. Творение завершилось. И увидел Бог все, что Он сотворил, и вот, хорошо весьма.
Плоть умирает. Вновь наступает хаос. Тьма опустилась на небольшую группу верных, плакавших у креста. В надвигающихся сумерках двое мужчин исполнили то, что следовало исполнить. И настала бесконечная суббота, сон в холодной гробнице.
Все еще темно, занимается первый будний день недели. Первый день новой недели, нового творения. День восьмой. Глаза покраснели от плача и бессонной субботней ночи. Женщины пошли к гробнице; наверное, хотели снова умастить тело и просто поплакать, ведь больше им некуда было идти, нечего было делать, все уже совершилось и больше нечего было ждать.
Мария Магдалина впервые появляется в повествовании Иоанна вместе с другими Мариями у подножья креста. О ее прошлом Иоанн ничего нам не рассказывает, то немногое, что мы знаем, мы прочли в других Евангелиях. Но ее роль здесь необычайна: Магдалина – первый апостол, апостол апостолов, это она приносит ученикам весть о пустой гробнице. В следующем эпизоде она удостоится еще большей чести: станет первой, кто встретит воскресшего учителя лицом к лицу, увидит его, заговорит с ним.
Но пока что вид пустой гробницы — на рану рана, хаос в эпицентре хаоса. Кто–то унес его. Нет веры, нет надежды, нет даже робкого «может быть». Чья–то жестокая шутка. Какой–нибудь садовник, рабочий, солдат или чей–то слуга унес тело. Надо узнать, где он его положил. Это срочно, Магдалина бегом бежит обратно в город, находит Петра (ведь она знала, у кого он прячется), извещает любимого ученика, вместе с которым накануне стояла у креста.
И ученики, тоже бегом, устремляются к гробнице. В этой сцене глагол «бежать» встречается большее количество раз, чем во всех евангельских текстах вместе взятых. Юноша прибегает к гробнице первым. Камень отодвинут в сторону, пещера пуста. И как странно: саван Иисуса остался внутри, аккуратно сложенный. Неизвестные похитители не только забрали тело, они зачем–то сняли с него погребальную пелену. С какой стати им понадобилось это делать? Это что–то неслыханное.
Запыхавшийся Петр подоспел через несколько минут. Мы уже привыкли к его манере действовать: он не промедлит, не будет ходить вокруг да около, взвешивать за и против. Он сразу же входит в пещеру. И тут происходит нечто еще более удивительное: хотя покрывала, в которые заворачивали тело, сложены вместе, платок, который повязали на голову Иисуса, лежит отдельно. Выходит, люди, снимавшие несколько слоев пропитанных благовониями тканей с тела умершего (что само по себе непростая задача), еще и постарались разложить эти ткани так, чтобы создать определенный эффект: как будто никто и не уносил тело, предварительно сняв с него саван, а тело исчезло само по себе, оставив пустую одежду, похожую на сморщенный воздушный шарик, из которого вышел воздух.
(Археологи нашли, по крайней мере, одну гробницу I века, немного южнее того места, где хоронили Иисуса, и в этой гробнице погребальные ткани лежат, приникнув к останкам. Вероятно, обитатель этой пещеры был похоронен незадолго до катастрофического иудейского восстания против Рима (66–70 гг.), и повторное захоронение костей не состоялось).
И вот — момент истины. Юноша, возлюбленный ученик, вслед за Петром входит в гробницу. Их первая мысль — будто некто унес тело, предварительно сняв с него погребальные покровы, — вдруг кажется им глупой и неуместной. Нечто новое пробуждается в юном ученике, неистовый восторг и преклонение перед животворящей властью Бога. Ученик будет вспоминать этот момент снова и снова, всю свою жизнь. Особое чувство, немного похожее на влюбленность или на радость при виде первых солнечных лучей, при отдаленных раскатах грома, возвещающих ливень после долгой засухи.