– Так и простой народ помирает, не дожив и до сорока годов. Но их смерть никому не кажется странной. Надо всегда помнить, что все мы под Богом ходим. Только Господу ведомо, кому какой срок отведен на земле. Надо молиться за здоровье великого князя. Но коли пришел его час предстать пред Богом, значит, так тому и быть.
– Государь поправится, – уверенно заявил Григорий. – Вот увидите, поболеет и встанет. Ему бы сейчас не по селам ездить, не на пирах сидеть, а лежать в своих кремлевских покоях или в Коломенском под присмотром лекарей. А он все об охоте печется. Я знаю, что охота пуще неволи, но коль захворал, то лечиться надобно.
– Это, Гриша, не нам решать!
– Знамо дело, но, по-моему, особо беспокоиться не следует. Было бы все совсем плохо, то государь не думал бы об охоте. Хочется ли нам развлекаться, когда хворь за горло схватит? Вот то-то!
– А ты, Дмитрий, не спрашивал у бабки Глафиры, не заразна ли болезнь государя, можно ли ему видеться с детьми?
– Спрашивал. Знахарка ответила, что не надо бы государю пока навещать детей. Но разве кто-то может ему запретить нянчиться с сыновьями?
– А надо, если болезнь заразная.
– Что ты предлагаешь?
– Ты начальник особой стражи, Дмитрий, на тебе главная ответственность за жизнь и здоровье наследника престола. Ты должен поговорить с великим князем и попросить его покуда не навещать детей.
– А ты пойдешь со мной к государю, Федор?
Колычев ответил твердо, не задумываясь:
– Если надо, пойду.
– Добро. Иного ответа я и не ждал, но поговорю с государем сам. Нечего к нему гуртом ходить.
Но Дмитрий Ургин не смог тайно побеседовать с великим князем. Да вскоре и надобность в этом отпала.
Утром в понедельник, 4 октября, великий князь, превозмогая боль, сидел за столом в спальных покоях. Елена все время находилась рядом. Она просила мужа вызвать из Москвы лекарей. Василий же не торопился, тем самым лишь усугубляя свое положение.
Во вторник ему полегчало. Боль отступила, и дело вроде пошло на поправку. Погода стояла хорошая. Великий князь послал гонца не за лекарями, а за своими ловчими Наговым, Дятловым и Бобрищем-Пушкиным. Сам же отправился в село Колпь, на охоту.
По дороге боль с новой силой охватила великого князя. Он страдал, и охота закончилась быстро. Василий не мог держаться в седле и вернулся в Колпь.
Вечером силы покинули Василия. Он не смог сидеть за столом и завалился на лавку. Слуги отнесли его в покои и уложили в постель. Стол с тех пор ему не накрывали, подавали еду в постель, но ел он немного.
Только тогда великий князь внял советам супруги и близких людей. Он распорядился позвать немецких медиков Николая Люева и Феофила, а до их приезда пользовался снадобьем, полученным от знахарки Глафиры. Болячка начала краснеть, все больше напоминала прыщ. В ней появился гной.
Лекари приехали скоро. Две недели они пользовали великого князя в Колпи, но лечение не помогало. Тогда Василий решил переехать в Волоколамск, но не смог сесть на коня, и его несли на носилках.
Великий князь кое-как добрался до Волоколамска. Состояние его ухудшалось с каждым днем. Гноя из болячки выходило мало. Рана стала такой, будто в нее воткнули крупную иглу, не увеличивалась, но и не уменьшалась.
Лекари стали прикладывать к ней мазь, приготовленную по особому рецепту, и из раны пошел гной. Боль стала невыносимой. Она лишь изредка отпускала тело великого князя, истерзанное неведомой хворью. У Василия пропал аппетит, он перестал есть.
Великий князь уже понимал, что близок его последний час. Он тайно отправил в Москву гонцов за духовными грамотами деда и отца своего, запретив им говорить об этом кому бы то ни было. Проведав о болезни государя, в Волоколамск съехались многие знатные персоны. Прибыл из Дмитрова и Юрий Иванович, но великий князь отправил брата в его вотчину.
В ночь с пятницы на субботу вновь было знамение. С неба вдруг пролился звездный дождь. Даже самые ветхие старцы не помнили ничего подобного.
В ту же субботу Василий приказал принести духовные грамоты и созвать совет. В Волоколамск из Москвы по великокняжескому велению прибыли старец Мисаил Сукин и боярин Михаил Юрьевич. Они тотчас были допущены к Василию.
Великий князь пожелал постричься в иноческий сан. Он наказал старцу, чтобы тот приготовил для него монашеское платье, и велел в нем и положить себя в гроб. Василий дал такой завет Ивану Шигоне и дьяку Меньшому Путятину.
Василий решил ехать из Волоколамска в Иосифов монастырь и прибыл туда рано утром. После молитвы он вышел из храма и прилег прямо на церковной паперти. Слуги отнесли его в келью.
Великий князь переночевал в монастыре и велел отправляться на Москву. Но он желал попасть в город незаметно. Решено было въехать в столицу со стороны Нового монастыря. Но лед на реке был некрепким, и Василий повелел наводить мост.
Под руководством городовых приказчиков Дмитрия Волынского и Алексея Хозникова работный люд продолбил лед, вколотил столбы, соорудил мост. На это ушло два дня. Василий, тяжело страдавший, провел их в селе Воробьево.
Вечером субботы Дмитрий Ургин вызвал к себе Трофимова.
Тот явился немедля и спросил:
– Зачем звал, князь?
– Скажи, Гриша, кто у нас поутру повозку с великой княгиней и детьми сопровождать назначен?
– Гордей Степанов, Иван Бурлак, Федор Колычев. Да и ты должен быть при Иване.
– Значит, так, Гриша, в шесть утра бери с собой Филимона Муху, Матвея Грозу, Егора Лихого и Андрюшу Молчуна, да езжай-ка к Москве.
– Зачем, Дмитрий?
– О том, что мост у Нового монастыря поставили, слыхал?
– Как и все.
– Так вот, ставили его спешно, по льду, столбы в дно вбивали. А коли работники спешили, то могли и напортачить. По мосту же поедут возки с великим князем, его супругой, детьми и свитой. Что будет, если хоть один столб вбит не так, как надо, или допущена еще какая оплошность?
– Известно что. Рухнет мост
– Тогда возки под лед пойдут. Оттуда уже никого не вытащить.
– Зачем говоришь такое? За работой следили городские приказчики.
– В том и дело, что приказчики. А им что? Приказали быстро мост соорудить, они и послали на работы первых попавшихся людей. Гриша, мы должны быть готовы к худшему. А посему езжай с названными ратниками к переправе и стой там, покуда все возки по мосту не пройдут. Коли что случится, то ты и твои люди должны спасти семью великого князя. Ты понял меня, Гриша?
– Как не понять. Только зря все это!
– Ты стал много вольностей допускать, Гришка. Я и наказать могу, не погляжу на то, что ты мне близкий родственник. Может, тебе надоело на службе государевой быть, в кузню потянуло? Скажи, отпущу.
– Да что ты такое говоришь, Дмитрий? Я же клятву великому князю давал.
– Так исполняй ее, не болтай впустую. Ступай!
Рано утром часть особой стражи во главе с Григорием Тимофеевым спешно покинула Воробьево.
А чуть позже, когда встало солнце, возки великого князя, его супруги с детьми и многочисленных бояр двинулись к Москве. Дмитрий Ургин, Федор Колычев, Гордей Степанов, Иван Бурлак ехали рядом с Еленой и княжичами. К Василию Дмитрий приставил Федора Шлягу.
Погода стояла солнечная, легкий морозец серебрил снега на полях, чуть покалывал щеки. Кони шли легко.
Подъезжая к городу, Дмитрий обратился к Колычеву:
– Оставайся, Федя, здесь, а я проскачу к мосту, погляжу, на месте ли Гриша с людьми.
– Ты начальник, Митя, волен делать, что считаешь нужным. Только Гришу можно и не проверять. Он на месте.
– Все равно поеду. На душе, Федя, неспокойно. Чую, опасность недалече затаилась. А рядом мост. Большая беда может случиться.
– На все воля Божья, Митя. Езжай, мы здесь и без тебя управимся, если что.
Дмитрий пришпорил коня, обогнал возок великого князя и поскакал к мосту. Он издали увидел своих ратников.
Навстречу князю выехал Тимофеев.
– Как видишь, Дмитрий, мы на месте.
– Вижу. Как мост?
– А чего ему будет? Стоит, сам видишь.
– По нему кто-нибудь проезжал?
– Только верхом. Сани, повозки – нет! Всадников мост держит крепко.
– Ну, дай Бог! Прикажи людям приготовиться. Мы с тобой встанем у въезда на мост.
– Добро.
Первым на мост въехал возок великого князя. В оглобли были впряжены четыре вороных коня. Рядом верхами следовала охрана, следом – великая княгиня с детьми.
Тут произошло то, чего опасался Дмитрий Ургин. Не подвело его чутье. Опасность действительно поджидала великокняжескую семью на спешно возведенном мосту. Неожиданно затрещали столбы, вбитые в дно. Лед за ночь сковал их, и они не выдержали нагрузки.
Кони, везущие Василия, встали на дыбы, издав пронзительное ржание. Возок с княгиней и детьми повело к краю моста. Мост вдруг разломился по самой средине. Свидетели происходящего, каковых было немало на обоих берегах, застыли в оцепенении.
Но не ратники особой стражи!
Над рекой пронесся крик Дмитрия Ургина:
– Спасай государеву семью!
Он спрыгнул с коня и первым рванулся по вздыбившимся доскам к великому князю. Дмитрий успел отрезать гужи. Кони ушли под лед, возок же остался на мосту. Гриша Тимофеев, Филимон Муха, Матвей Гроза, Егор Лихой и Андрюша Молчун бросились помогать Ургину. Федор же Колычев, Гордей Степанов, Иван Бурлак и Федор Шляга тут же оказались рядом с великой княгиней.
Ратники особой стражи успели вытащить повозки на берег до того, как мост рассыпался. К ним подбежали бояре, другой люд. Подвели коней.
Пока их запрягали, Федор Колычев подошел к Ургину и сказал:
– Если бы не ты, Митя, то мы лишились бы и государя, и всей его семьи.
– Я словно чувствовал надвигающуюся беду. Не знаю почему, но будто знал, что мост рухнет. Что это, Федя? Предвидение?
– Наверное.
– А ты говорил, что за работами следили приказчики. По-моему, тут не обошлось без злого умысла.
– Ты становишься слишком подозрительным, Митя.
– Может, и так, но разве было бы лучше, если бы я не думал об угрозе, которая постоянно вьется подлой змеюкой возле великого князя? Казалось бы, какое мне дело до моста? Ан нет, было дело, и в этом теперь убедились все. Скажи, Федя, не испугался ли Иван?