– Как же Алексей с ней подружился, если она и на село-то вечерами почти не выходит?
– Любящие сердца найдут друг друга. Ты вот в целой Москве меня отыскал. А тут село.
– Полюбилась сыну дочь Порфирия?
– Полюбилась, Митя.
– Понятно. Алексей у нас где?
– Видела, как на конюшню пошел.
– Отправь кого-то за ним, Ульянушка. Пусть сюда придет.
– Ругать будешь?
– Ругать? Нет, Уля, ремнем пороть на виду у челяди.
– Но за что?
Ургин улыбнулся.
– Да не пугайся. Когда я сына хоть пальцем тронул? Поговорим о суженой.
– Хорошо, отправлю.
– И сама будь осторожнее, по лестнице быстро не поднимайся, тяжелое в руки не бери, отдыхай побольше. Теперь ты у меня на особом положении.
– Да ладно, всего два месяца.
– И то срок немалый!
Ульяна ушла.
Вскоре появился Алексей.
– Звал, батюшка?
Дмитрий указал на скамью рядом с собой.
– Присядь.
Алексей повиновался.
Князь Ургин посмотрел на него.
– А скажи мне, сын, почему я, отец твой, последним узнаю, что у тебя есть невеста?
Алексей замялся.
– Так, я, батюшка, хотел сказать, да все как-то не получалось.
– Очень занят? С петухами встаешь и поздней ночью ложишься?
– Нет.
– Так почему?
– Не решался. Да и Глаша просила повременить.
– Глаша? Повременить?
– Так, батюшка. Она боится, что ты разгневаешься, узнав, кого полюбил твой сын.
– Вот оно как? Ладно, девицу понять можно, а ты чего молчал? Матери поведал, а отцу нет. Тоже испугался?
– Ургины никого никогда не боялись и не боятся. Если надо, я с любым врагом готов сразиться! – воскликнул княжич.
– Так почему мне не сказал о своем выборе?
– Сказал бы позже.
– А вот мать твоя говорит, будто ты опасаешься, что я не приму неровню, простолюдинку, так?
– Ну, так.
– Не нукай, Лешка, не запряг! И как тебе в голову могло прийти, что я, отец твой, пойду против счастья родного сына? Или забыл, что мать твоя не из боярского рода, однако же жена моя?
– Не забыл. Прости меня.
– Любишь Глафиру?
– Больше жизни.
Ургин улыбнулся, вспомнил себя молодым.
– Ладно. То, что полюбил, хорошо, дальше что?
– Хотел просить твоего благословения.
– Так проси.
– Благослови, отец, на свадьбу с Глафирой Мишуниной.
– Благословляю, но учти, сын, если любовь, то до гроба, да чтобы жили в мире и согласии, по-христиански. Чтобы ты ни разу ни в чем не попрекнул незаслуженно будущую жену свою.
– Батюшка, клянусь…
– Погоди! Завтра с утра всем семейством едем на Москву. Позвал великий князь на службу. Поэтому передай отцу Глафиры Порфирию, пусть вечером ждет, приду просить его согласия на венчание дочери. Надо все по-людски решить. Так и сделаем. Понял меня?
– Да. А чем мне на Москве заниматься придется?
– При мне будешь, значит, и при дворе.
– Ясно.
– А Глафире скажи, пусть не боится. Не такой уж я и страшный.
– Передам, батюшка. Глаша рада будет.
– Тогда ступай, жених!
Княжич Ургин поклонился и ушел.
Поднялся со скамьи и Дмитрий, подозвал слугу и спросил:
– Ты Григория не видел, Кирьян?
– Видел, князь. Он с Матвеем Грозой на реку пошел.
– Давно?
– Как только великий князь со свитой из села отъехал.
– Чего не зашел, не узнал, о чем мы с государем говорили?
– А я знаю?
– Так! Давай ко мне Тимофеева и Грозу. Дело срочное есть.
– Слушаюсь, князь! Где сам-то будешь?
– В доме.
– Понял.
Тимофеев и Гроза явились спустя четверть часа.
С порога Григорий спросил:
– Звал, Дмитрий?
– Звал. Заходите.
Тимофеев с Грозой прошли в горницу, присели на лавки.
Ургин сказал:
– Не узнаю тебя, Гриша. Всегда любопытный, а теперь даже не поинтересовался, за какой такой надобностью в Благое сам государь приезжал.
– Сначала Иван выгоняет тебя незаслуженно из Кремля, а потом, годы спустя, приезжает. Зачем, и без вопросов понятно. Из Москвы слухи доходят, расползаются. Прижали его Шуйские, стало невмоготу, вот и приехал помощи просить. Кто, как не ты, может надежно защитить великого князя? И так все понятно. Расспрашивать незачем.
– Ты не осуждай его. Ивану еще и тринадцати лет нет. А на меня он обиду затаил потому, что не вступился я за Овчину-Телепнева. Тогда ему всего восемь годков было. Ты себя в этом возрасте хорошо помнишь? Надо ли зрелому, битому жизнью человеку обижаться на ребенка? Узнаешь, что при нем во дворце Шуйские да Бельские вытворяли, поймешь, каково Ивану было эти пять лет. А он не только выжил, но и осознал свою ошибку. Да, Иван просил помощи, потому как остался один против волчьей стаи. Он не смирился, не покорился боярам, сумел сохранить свое достоинство. Нет ничего зазорного в том, что юноша попросил помощи. Это не слабость, а сила. Он способен не только признавать ошибки, которых не допускает лишь тот, кто ничего не делает, но и исправлять их. Но об этом позже. Ты прав, Григорий, Иван позвал меня обратно на службу. Я согласился, иначе поступить не мог. Завтра с утра выезжаю с семьей на Москву. Тебе же придется отправиться в город сегодня же и оповестить всех наших ратников, чтобы особая стража была готова собраться по первому зову.
– Великий князь решил вновь учредить ее?
– Да.
– А дадут ли ему это сделать бояре-опекуны? Ведь он еще под их попечительством. В совете же одни твои враги.
– Это не твоя забота, Григорий! Сказано, собрать стражу, вот и собирай. Пока тех, кто был в ней и прежде, потом, возможно, придется привлекать еще людей.
– Сделаю. Оповещу кого надо, дом московский посмотрю, вас встречу. А вот насчет будущего сомневаюсь.
– В чем твои сомнения?
– Не знаю, сможем ли мы что-то изменить. Шуйские сейчас сильны. Да и немудрено. Противников своих они казнили, засадили в темницы, сослали. В уделах правят верные им люди. На Москве их сторонников много.
– А у нас мало? Смотрю, не по душе тебе возвращение на государеву службу. Коли так, то на Москву поедет Матвей Гроза, а ты останешься здесь, будешь управлять хозяйством, поддерживать порядок в вотчине.
– Ты что, князь? О чем говоришь? Я воин, а не староста.
– Да? Тогда чего капризы выкидываешь, прямо как девица нецелованная?
– Князь!..
Ургин прервал Тимофеева:
– Так ты едешь на Москву?
– Еду.
– А раз едешь, запоминай. До города следует добраться по возможности скрытно. Так же тайно встретиться и поговорить с нашими ратниками. Дома можно объявиться и открыто. Покуда не приеду, послушай, что люди посадские меж собой о правлении бояр говорят. Как относятся к ним, к самому государю. Мне важно знать настроение народа. В нем наша главная сила.
– Это понятно.
– Хорошо. Выедешь из села под закат.
– Понял.
– А понял, ступай и готовься к отъезду. – Ургин перевел взгляд на Грозу. – Тебе, Матвей, быть при усадьбе, на охране. Утром поедешь впереди, дозорным. Шуйские уже знают, что ко мне приезжал великий князь. Ждать от них можно всего.
– Сколько людей для охраны с собой возьмем?
– Ты спрашиваешь так, будто у нас здесь целая дружина.
– Немалый отряд из крестьян!
– Возьмем четверых. Это кроме меня, Алеши и тебя. Хватит. Потом крестьян вернем в село.
– Ясно.
– Ступай и ты.
Проводив верных стражников, князь Ургин вошел в дом. Сейчас ему больше всего хотелось быть рядом с Ульяной, подарившей ему такую радостную весть о своей беременности, уже и нежданной.
Утром 13 июля повозка в окружении всадников выехала со двора усадьбы Ургиных. Княжескую семью вышло провожать все село. Крестьяне любили Дмитрия, Алексея, а больше всего сердобольную Ульяну.
Село из года в год росло. На Юрьев день приходили новые семьи, чтобы поселиться в Благом. Молва о справедливости и милосердии князя распространялась на многие версты. Дмитрий всех принимал, давал место, землю, помогал построиться, обзавестись скотом, птицей. Он не брал оброка, покуда крестьянские семьи не окрепнут, не встанут на ноги. Князь построил храм, молился в нем вместе со всеми. Это нравилось людям, и они шли к Ургину. От него не уходил никто.
До Москвы добрались благополучно. В 10 часов повозка въехала во двор городской усадьбы Ургиных. Челядь помогла Ульяне выйти, сняла вещи, понесла в дом. Супруга князя занялась хозяйством. Дмитрия же встретил Тимофеев, попридержал Коршуна.
Князь спрыгнул наземь, передал коня Кирьяну, отвел брата супруги в сторону.
– Как дела, Гриша?
– Все сделал, исполнил так, как ты велел. На Москву приехал скрытно, не привлекая внимания. Да и кому я нужен? Тут же обошел наших людей. Ратники рады твоему возвращению. Все изъявили готовность немедля выйти на службу.
– Никто не отказался?
– Никто. Больше скажу! Покуда мы в Благом прохлаждались, мужики новых ратников подобрали. Сегодня на твоей стороне может встать немалая дружина, больше сотни.
– Кто же так усердствовал?
– Все, князь.
– Без особого на то приказа!..
– Так люди видят, что творится на Москве, понимают, что долго подобное безобразие продолжаться не может. Великий князь все одно начнет порядок наводить, без этого конец всему. Значит, Ивану потребуются верные люди, чтобы бить врага внутреннего, который оказался хуже внешнего. Или они не так сделали?
– Ладно, Григорий, что сделано, то сделано. Люди нам действительно понадобятся. Только не толпа с дубинами, а организованная дружина, вооруженная не хуже других служивых людей.
– Это моя забота.
– Добро. Я переоденусь, и поедем с тобой во дворец. Поглядим, как встретит нас первый советник боярский, князь Андрей Шуйский. По дороге в Кремль расскажешь мне о настроениях в городе.
– Есть что рассказать!
– Тогда жди, я скоро.
В половине двенадцатого князь Ургин и ратник Тимофеев въехали с площади в Кремль. Стража не остановила их. Только у дворца великого князя охрана преградила путь приезжим. Но тут на крыльцо вышел Иван и велел ей удалиться.