Глинские закивали.
– Понятно, государь! Сделаем, как ты сказал.
– Теперь раздевайтесь, садитесь и говорите, с чем пришли. Я готов вас выслушать.
Князь Юрий устроился на лавке у стола и сказал:
– Мы пришли по поводу твоей свадьбы.
– А кто вам сказал, что я собираюсь жениться?
– Так негоже великому князю бобылем жить.
– Так что вы предлагаете?
– Как что, государь? Жениться тебе надо, но поначалу принять титул царя.
– У вас поди и невеста на примете уже есть?
– Думали о том. В Польшу послов отправили. Чем не жена русскому царю польская королевна?
– Даже если она ликом безобразна и телом уродлива?
– Королевна очень хороша собой.
– А почему меня не спросили, желаю ли я жениться на иноземке?
– Так, великий князь, мы же печемся не только о твоем счастье, но и государственной выгоде, – проговорил Юрий. – Союз с Польшей для Руси стал бы весомым козырем против Литвы. Ты претендовал бы на польский престол.
– Если союз с Польшей нужен нам для успеха в борьбе с Литвой, то почему не поискать невесту именно там? Тогда вовсе отпал бы вопрос о противостоянии с воинственным соседом.
Князь Юрий согласно кивнул.
– Можно и в Литве достойную невесту подыскать.
– Все можно! Только вот русский царь должен быть женат на русской женщине. На православной.
– Но это не всегда на пользу государству, – сказал князь Михаил. – Вот и дед твой, славный великий князь Иван Третий, был женат на Софье Палеолог. Да что дед, твоя мать, наша сестра, была литовкой.
– Дед и отец поступали так, как считали нужным. Не мне их судить. Я тоже сам решу, кто станет моей женой. Одно несомненно, она будет русской, православной девушкой. Кто именно, вы узнаете. А сейчас ступайте, отзывайте своих послов и ждите. Вскоре узнаете мою волю.
Обескураженные братья Глинские покинули великокняжеские палаты.
Великий князь, проводив дядьев, повелел пригласить во дворец митрополита. Макарий прибыл спустя час. Иван сказал ему о своем намерении жениться и попросил на следующий день, 14 декабря, пригласить во дворец всех бояр, даже опальных, чтобы объявить свою волю.
Митрополит одобрил намерение великого князя.
– Это верное и своевременное решение, государь, однако не могу не спросить, кого ты видишь своей супругой?
– На кого выбор ляжет, владыка. – Иван уже все решил, однако знал, что надо хотя бы внешне следовать обычаям предков. – Я, как и прародители наши, повелел разослать по областям и уделам грамоты к князьям и боярам.
Митрополит одобрил решение великого князя. На следующий день гонцы повезли такие грамоты по всей Руси.
В них писалось о том, чтобы знатные люди, у которых были незамужние молодые дочери, немедленно привезли их на Москву без утайки.
Митрополит выполнил просьбу Ивана и 14 декабря собрал в Кремле бояр и духовенство.
Во дворце Иван обратился к Макарию:
– Решил я жениться. Сперва думал найти невесту за границей, но потом изменил свое мнение. Не хочу жениться на иностранке, у нас на Руси своих невест хватает.
Потом Иван удивил всех заявлением о том, что прежде женитьбы он желает венчаться на царство.
Большинство бояр обрадовалось. Некоторые же восприняли заявление Ивана с опасением и недоброжелательностью. Ни один великий князь до него не претендовал на царский титул.
Иван объявил свою волю и оставил бояр обсуждать ее. Он и митрополит Макарий тут же ушли.
Бояре долго не расходились. Одни искренне радовались, другие продолжали удивляться. Кто-то находился в задумчивости, а кто-то невольно рассуждал о том, чем обернутся для него лично решительность и возрастающее могущество молодого государя.
Ургин тоже присутствовал на оглашении воли Ивана. В отличие от других он был посвящен в планы великого князя. Дмитрий вышел из дворца, как только Иван увел митрополита в свои палаты.
У храма Успенья Богородицы его ждал Григорий Тимофеев, неизменный товарищ и сродник.
– Что там было? – спросил он с нетерпением.
– Иван огласил свою волю насчет царского титула и последующей женитьбы.
– Знаю, Дмитрий, а что Иван-то? Как он держался?
– Интересно?
– Он еще спрашивает! Не только мне любопытно, что во дворце было. Ты на площадь погляди, там народу тьма. Все желают знать, почему великий князь собрал столько бояр, даже тех, кто был подвергнут опале. Так обычно делается пред большим походом, вот народ и волнуется.
– Люди успокоятся, как услышат волю государя. Теперь это не тайна.
– Ну так тем более! Почему мне рассказать не хочешь?
– Да ты и так все знаешь. Иван объявил о намерении жениться на русской девушке, а прежде принять царский титул. Говорил недолго, но твердо, давал боярам понять, что решение его неизменно, никто на него повлиять не может.
– Представляю, как у них рты от удивления пооткрывались!
– Не у всех, Гришка. Большинство восприняло речи государя с радостью, но были и те, кому подобное поведение Ивана пришлось не по вкусу. Среди них братья Глинские.
– Иван строго приструнил своих дядьев.
– О чем ты, Гришка?
– Так по городу уже молва прошла, что после вчерашнего разговора государя с ними Глинские приказали своим людям готовиться к объезду города. Да не просто так, а с деньгами и дарами, которые повелели раздать простому народу. Сами князья собрались ехать к родне какой-то бабки, то ли Феклы, то ли Марфы, вроде как помершей от их побоев. Они хотят задобрить ее родню да попросить прощения. Только, может, это лишь слухи?
– Нет, Гриша, похоже на правду. Иван обещал лично разобраться с тем делом. Помнишь, когда с ним по Москве ездили, он в торговых рядах с мастерами разговаривал?
– Припоминаю.
– Так вот, тогда-то ему один из них и пожаловался на Глинских, рассказал историю со старухой.
– Ишь ты! И кто ж это такой смелый, что не побоялся пожаловаться государю на его родных дядьев?
– Богдан Сумбуров.
– Слыхал о таком. Его еще Бедовым прозвали, да?
– Да.
Тимофеев погладил бородку и сказал:
– Если Глинские исполнят волю Ивана, а по всему видать, что к этому и идет, то народ станет прославлять государя. Когда было видано, чтобы великий князь из-за какой-то старухи-простолюдинки наказал бояр? За одно это его ждут почет и слава.
– Главное – народная поддержка. В ней и в крепкой вере сила правителя государства.
– Этого у Ивана не отнять! Окреп он. А что дальше будет? А Глинским, мыслю, больше не жить на Москве. Хоть пудами пусть деньгу выбрасывают, шубами дорогими всех одаривают, не простят им люди безобразия. Если только, конечно, великий князь за них не вступится. С другой стороны, какой ему резон защищать тех, кто вызывает ненависть у народа? Нет, Иван не станет защищать дядьев. И правильно сделает.
Ургин внимательно посмотрел на Тимофеева.
– А что это ты разговорился, Гришка? Дома слова не вымолвишь, здесь же, в Кремле, тебя словно прорывает.
– Ну вот, опять не так! – Григорий вздохнул. – Я тебе чего говорю? То, что народ за Ивана стоит. Ты-то все больше во дворце обретаешься, а я с простыми людьми говорю. Или ты думаешь, что только бояре собирают советы и на них обсуждают государственные дела? Ошибаешься. Народ о них говорит побольше бояр. Все, что на душе накипело, люди из себя выплескивают. То, чего тебе, князь, знать надобно непременно и доводить до государя. Не объезжать же ему каждый день город!
Ургин улыбнулся.
– Так ты, Гришка, о русском государстве печешься?
– А ты думал? Я ж не басурманин какой. Тут моя родина, родная земля, все, чем живу и за что до смерти стоять буду!
– Правильно, Гриша.
– Иначе никак нельзя. Что теперь делать станешь? Я понятно, на мне стража. А ты к государю пойдешь?
– У него владыка. Бояре до завтра не разъедутся. Думаю, великий князь весь день занят будет. Да и Ульяна просила лекаря найти, посмотреть дочь. Малышка ночью животом сильно маялась.
– Слышал, как плакала.
– Кого посоветуешь позвать?
– Народ хвалит молодую знахарку Домну, дочь скорняка Терентия Чуйнова. Поговаривают, что ей в лечебном деле равных нет. Особливо как раз по детским болезням.
– Где найти ее?
– У Чуйновых дом на Покровке, рядом с храмом Святого Василия. Где точно, не знаю, но там спросишь, народ подскажет. Только один не езди.
– Я давно с собой охрану не беру, и ничего.
– Береженого, как говорится, Бог бережет.
– Кого мне опасаться, Гриша?
– Да тех же Глинских. Ты же вместе с государем по Москве ездил, когда на них Богдан Сумбуров пожаловался. Дядья Ивана могут подумать, что ты государя против них настроил, воспользовавшись случаем. А Глинские ничем не лучше Шуйских, если не хуже. Людишки у них как на подбор, один паскуднее другого, способны на любую подлость. Возьми с собой Ваську Угрюмого. Тут ему особо делать нечего, да и дом он на Покровке поставил, дорогу знает. А проводит тебя, вернется. Так и мне спокойнее будет. Прислать?
Ургин махнул рукой.
– Давай! Все одно по-своему сделаешь, за мной следом Угрюмого пошлешь. Я у ворот жду.
До позднего вечера 15 января в Успенском соборе Кремля шли приготовления к венчанию на царство. В центре храма был устроен деревянный ступенчатый помост, чертог, обшитый красным сукном и бархатом. На него поставили царский трон и кресло митрополита, покрытые золотыми наволоками. Чертог окружали скамьи, убранные дорогими тканями. Повсюду расстелили красные дорожки.
Дмитрий Ургин приехал в Кремль до рассвета на следующий день, 16 января. В шесть утра он прошел во дворец. Иван не спал, сидел в палате, где собирались думные бояре, и о чем-то крепко размышлял. На нем сияли золотые одежды.
– Здравствуй, государь!
Иван вздрогнул.
– Это ты, князь Дмитрий?
Ургин поклонился.
– Я, государь.
– Здравствуй. Рад видеть тебя. Проходи, садись на скамью.
Дмитрий устроился рядом с великим князем и спросил:
– О чем думаешь в этот праздничный день?