молитв. История будет преподаваться в уездном классе. Не нужно гнаться за множеством при изучении какой-либо науки, особенно когда она преподается мальчикам, еще не развитым и не очень охотно занимающимся своим делом: множество тут часто бывает причиною того, что мальчики не удерживают в голове ничего. Нужно как можно меньше, только яснее».
Об ответственности педагогов в деле воспитании раз за разом не устает повторять Иоанн: «Дети доверены педагогам на воспитание Богом и родителями — что требует ответственного и заботливого отношения к ним. Все прекрасное, индивидуальное, самобытное уже заложено в них, как в семенах. Богом дано и все необходимое для их роста и развития». Дело же педагога, считает Иоанн, раскрыть эти задатки и развить их, отсекая все неверное и неправильное, подготавливая их не только к настоящему, но и будущему вечному[113].
Жизнь есть жизнь, и многие идеальные представления Иоанна, — а откуда было взяться практическим? — о подвиге учительства и месте религиозного воспитания в образовательной системе того времени разбивались о реальности российской действительности, повергали его в смущение и разочарование. Его возмущало, что директор водит учеников в театр, устраивает для них танцы, позволяет им есть скоромное в пост, но не разрешает Иоанну читать в классе душеполезные книги. Более того, он просил отказаться от молитвы, читаемой учениками перед занятиями, которая, как он выражался, «только отнимает время от уроков». В своем дневнике Иоанн комментирует и спорит: «Отнимают время! Это занимает полминуты, а он иногда по четверть часа болтает в учительской. Боже, обуздай лукавство директора, пусть его гордость обратится в горе. Буди!»
В течение семи лет Иоанн преподавал Закон Божий в уездном училище, положительно зарекомендовав себя, снискав уважение и авторитет среди преподавательского состава, родителей и учащихся. Его уроки были очень просты по форме и одновременно содержательны, доходчивы, раскрывая перед детьми мир христианства, историю и первенствующее место православной церкви в государственном и общественном устройстве России.
Вот почему, когда в 1862 году в Кронштадте совместными усилиями и средствами Морского министерства и Министерства народного просвещения организуется мужская классическая гимназия, Иоанна Сергиева приглашают туда в качестве законоучителя. Здесь он проработает 25 лет!
К этой должности пастырь будет относиться очень серьезно, как к служению. «К преподаванию Закона Божия, — писал Иоанн, — надо приготовиться ничем ни меньше, как и к совершению Таинства, ибо обучение есть тоже Божие таинство». В дневниковых записях он формулирует для себя цели законоучительской деятельности: посвятить себя совершенно образованию, полюбить своих учеников, обращаться с ними всегда кротко, ровно, степенно, с приличной важностью, преподавать от всего сердца, со всем усердием.
Он довольно критично воспринимал современную ему общепринятую практику преподавания Закона Божия. Его не устраивало, что хотя формально курс этот и поставлен был в программе на первом месте, но на деле больше оказывался последним. Его удручало, что дети, как и их родители, зачастую увлечены были «духом света», чтением светских журналов, наполненных «легкими, игривыми, карикатурными примерами страстей человеческих, над которыми читающие любят только смеяться». Светская литература, считал он, все более решительно проникавшая в жизнь людей, не имела примеров нравственных, из которых можно было бы извлечь «уроки жизни». Тогда как Иоанн надеялся посредством обращения к христианской истории и нравственности прояснить для юношей цель человеческой жизни, ее высшие ценности и понятия. Дело воспитания он видел в нераздельном двуединстве: воспитания для земли и воспитания для неба. «Как член гражданского общества, человек, — говорил Иоанн, — должен возрастать для круга общественной деятельности, к которой Бог призывает его (по принципу «Кесарю кесарево»), а как предназначенный к небесной жизни, он должен созреть ко дню жатвы и принести неувядаемые плоды добродетели («Богу — Божие»)».
По гимназической программе Закон Божий преподавался в 1—4-х классах — по три часа в неделю; в 5-7-х классах — по полтора часа в неделю. Уроки Закона Божия в первых четырех классах в общем повторяли программу уездных училищ, разве что несколько подробнее. В 5—7-х классах изучались: история церкви, главным образом православной; Священное Писание с толкованиями; разъяснялись обязанности христианина, то есть своего рода нравственное богословие.
…В первые дни октября 1862 года во вновь организованной кронштадтской мужской гимназии при огромном стечении учащих и учащихся, почетных гостей и родителей состоялось актовое торжество, знаменующее не только первый день жизни гимназии, но и начало первого в ее стенах учебного года. Заключительное слово было предоставлено законоучителю гимназии Иоанну Ильичу Сергиеву. Он был краток:
— Всякою наукой дорожите, всякую науку любите, потому что всякую науку открыл людям Господь Бог, источник разума и премудрости. Учитесь охотно и прилежно. Когда будет вам трудно или скучно, обращайтесь смело с верою к Господу Иисусу Христу, любящему вас, и Он тотчас поможет вам.
Гимназисты вслед за своими наставниками стали расходиться по классам. Первоклассникам повезло — первым уроком у них был Закон Божий. Дежурный ученик, стороживший в коридоре, вбежал в класс со словами: «Идет! Идет!» Мальчишки торопливо рассаживались по своим партам, наступила тишина. В дверях показался батюшка: в темно-лиловой рясе, с наперсным крестом, блестевшим на груди. Необычайная доброта его лица и ласковая улыбка сразу располагали к нему. Немало учеников сошли со своих мест и подошли под благословение, целуя с чувством радости его руку. Батюшка каждого благословлял и ласково гладил по голове и щекам.
— На молитву, дети! — сказал он и повернулся к иконе.
Дежурный прочитал молитву.
Иоанн, неторопливо подойдя к кафедре, сел на стул и раскрыл журнал. Внимательным взором оглядел притихший класс. Казалось, он каждого согрел и обласкал. Начался урок. Внимание мальчишек было привлечено тем, что в руках учитель держал целую стопку разноцветных книжек. Это оказались жития святых, разъяснения праздников, описания святых мест и душеполезные беседы. Каждый из учеников получил по книжке. Вторую половину урока батюшка уделил чтению житий святых. Эти чтения настолько занимали ребят, что они просили эти книги с собой на дом. Учитель был этому рад и приговаривал: «Читайте, дети, внимательно, сколько в этих книжках благодати Божией!»
Так и повелось. Еженедельно учитель приносил новые книжки и раздавал их, собирая старые, прочитанные учениками. Затем батюшка объяснял урок следующего дня, а после этого начинал спрашивать. Желающих отвечать урок обыкновенно было много. Пять-шесть учеников стояли около его кафедры и непрерывно просились отвечать. Протягивались нетерпеливые руки и слышались умоляющие возгласы: «Батюшка, позвольте мне! Позвольте мне!» Иоанн по очереди внимательно выслушивал каждого, иногда поправлял, кивал одобрительно головой, говоря: «Хорошо, хорошо, так, так!» Потом гладил счастливца по голове и ставил отличный балл. Тот, весь сияющий, отходил, садился на свое место и, вынув жития святых, начинал читать. Не знавших урока не было. Звучал звонок, и батюшка прощался с ребятами до следующей встречи.
Иоанн стремился донести до детей события Священной истории с учетом их возрастного восприятия и миропонимания. Объясняя жизнь Христа Спасителя, Его заповеди и чудеса, отец Иоанн преисполнялся весь духовным подъемом. Казалось, что в этот момент он не видит своих учеников, а внутренним взором созерцает и, как свидетель, передает происходящее в отдаленной веками истории христианской церкви. В эти минуты румянец оживления на лице его становился ярче. Пламенная вера дышала в каждом его слове, жесте; душа трепетала от полноты чувств и переживаний — и все это передавалось ученикам, внимавшим словам учителя, которые умиляли и несказанно трогали, согревали той теплотой, которой была полна его душа. Дети тоже становились свидетелями Истории, и будто совсем недавними казались им жизнь Спасителя, Его проповедь и общение с народом. Слезы выступали на глазах батюшки во время рассказа о крестных страданиях Спасителя. Грусть проникала в сердца детей, они сидели потрясенные, притихшие, по-детски сопереживая свершившуюся трагедию.
А в третьем классе вместе со своим законоучителем мальчишки учили устройство храма и церковную службу.
— В храме вы — перед Лицом Божества! — говорил Иоанн.
Ученикам, с которыми никто так ранее не говорил, становилось и страшно, и таинственно, и ответственно. В голове роились вопросы: «А как же быть, что делать, на что обращать внимание?» Словно подслушав эти сокровенные недоумения, Иоанн наставлял: «Стойте благоговейно и внимайте всему, что там поется и читается. Это трудно, но надо. Ходите чаще в церковь, дети! Молитесь от всего сердца. Молитва — вода живая, душа ею утоляет жажду свою».
Иоанн Сергиев всех призывал посещать храм, но никого не обязывал и не принуждал к этому. И нередко бывало так, что после его уроков у мальчиков зарождалось общее стремление — бывать чаще в храме, дабы «опытно» проверить на себе наставления законоучителя. На последнем уроке текущей недели кто-либо из учеников спрашивал у отца Иоанна: будет ли он служить всенощную? — И если ответ был положительный, то можно было не сомневаться, что класс будет в храме на службе.
Волнующейся стайкой, желая быть незаметными и никому не мешать, стояли они поблизости от стены, наблюдая и внимая всему происходящему. Каждый из них отмечал соответствие тому порядку, о котором они слушали на уроке и читали в учебнике.
Вот открывались массивные Царские врата, и сквозь облако кадильного дыма они видели в глубине алтаря казавшийся таким чудно далеким силуэт любимого учителя. В детские сердца проникала сладость сознания, что это «их учитель» и от него они познают Христовы истины. Служба являлась прямым и неоспоримым доказательством силы слова отца Иоанна, правдивости и искренности его чувств. Он являл собою пример, и многие из его учеников старались, хотя бы приблизительно, идти по его пути.