. Получив разрешение на ее открытие, П. В. Симанский жертвует храм, снабженный необходимой церковной утварью, ризницей и иконами, множество жилых построек, приспособленных впоследствии для келий сестер, обширный фруктовый сад и всю принадлежащую ему землю. Кроме того, Павел Симанский гарантировал капитал в размере 15 тысяч рублей, проценты с которого также должны были идти на содержание общины.
На лето 1897 года назначено было торжественное открытие обители. Съехались многочисленные представители рода Симанских из самых разных регионов России. Впервые посетил родовое гнездо и тогдашний студент второго курса Московского университета Сергей Симанский[155]. Среди гостей было много псковского и иногороднего духовенства.
Торжество проходило два дня. 16 августа, утром, по случаю праздника Перенесения Нерукотворного Образа Господня, который был храмовым, совершено было богослужение приехавшим из Санкт-Петербурга протоиереем Казанского собора А. А. Лебедевым в сослужении священников П. В. Симанского и В. Н. Загорского. Вечером того же дня ими же, в сослужении архимандрита Мирожского монастыря Николая, совершено всенощное бдение. Затем служилась панихида по покойном преосвященном Гермогене, в свое время рукополагавшем отца Павла Симанского в священный сан и скончавшемся 17 августа 1893 года, а также по строителям храма.
В ночь на 17 августа в село прибыл из Кронштадта старинный знакомый и духовник учредителя общины Иоанн Ильич Сергиев. Прослышав об этом, множество жителей города Острова, окрестных сел и деревень пришли в Екатерининское.
17 августа в восьмом часу утра Иоанн отслужил утреню. Утренним поездом прибыл из Пскова Антонин (Державин), епископ Псковский и Порховский, в сопровождении псковопечерского архимандрита Мефодия, и в десять часов утра начался звон к литургии. Ее совершал владыка в сослужении с отцом Иоанном, местным и приезжим духовенством.
За литургией последовал молебен Спасителю, Божьей Матери и святому мученику Павлу. Пели два хора певчих — архимандритский и местный соборный. Церковь была убрана коврами; спереди возвышалась архиерейская кафедра, покрытая красным сукном. Во избежание толкотни вход в церковь допускался по билетам. В числе почетных гостей в церкви находились: вице-адмирал Ф. А. Геркен, член Александровского комитета, товарищ отца Павла Симанского по корпусу; местный предводитель дворянства Н. А. Беклешов; уездный член окружного суда, городской судья Н. В. Симанский; председатель управы, председатели местного торгового сословия, родственники П. В. Симанского и гости из Пскова. Все пространство вокруг церкви, насколько мог видеть глаз, представляло из себя сплошное море голов: люди сидели на ограде, на крышах домов, влезали на деревья. Благодаря деятельности полиции в этой 25-тысячной толпе не было замечено особенного беспорядка.
По окончании богослужения его участникам и почетным гостям был предложен чай, а потом состоялся праздничный обед. Преосвященный Антонин провозгласил тост за драгоценное здоровье государя императора, священник П. В. Симанский — за владыку и всех духовных лиц, Иоанн Ильич Сергиев за отца Павла Симанского[156]. Певчие на тосты отвечали многолетиями. После обеда гости отправились в новый, только что отстроенный дом, где каждому была предоставлена в распоряжение отдельная комната.
В это время к Иоанну Кронштадтскому стали являться посетители для получения благословения, а также приносить к нему больных. Вокруг дома и вдоль решетки сада стояли толпы, ожидавшие увидеть Иоанна, который иногда появлялся в открытых окнах дома и благословлял народ.
Вечерний чай предложен был гостям на веранде, выходящей в сад, где пел хор архиерейских певчих, исполнявших различные концерты, и по желанию отца Иоанна пропели ирмосы[157] на праздник Успения Богоматери. Отец Иоанн благодарил певчих, а маленьких певчих собственноручно наделил сливами. С наступлением сумерек была зажжена иллюминация: весь сад светился разноцветными фонариками.
Отец Иоанн уехал в Санкт-Петербург в тот же вечер. Помимо своего молитвенного участия при начале существования общины он оказал ей материальную помощь: прислал 100 рублей перед открытием общины и 100 рублей после своего отъезда.
Впечатления от посещения родового гнезда, от торжеств и церковных служб студент Московского университета Сергей Симанский сохранил на всю жизнь. Можно сказать, что они были еще одним основанием для его горячего желания поступить в Московскую духовную академию и избрать путь священства и монашества. В будущем ему суждено будет еще не раз встречаться с Иоанном Кронштадтским. Особо памятна будет встреча в мае 1904 года, когда только что окончивший академию молодой иеромонах Алексий по приглашению ярославского архиепископа Сергия (Ланина) принимал участие в традиционном объезде архиереем своей епархии. На одной из стоянок под Рыбинском стало известно, что в ближайшем из сел находится Иоанн Кронштадтский. Алексий отправился к знакомому старцу. Тот встретил молодого священника возгласом: «А, отец инспектор!» Смутившийся Алексий Симанский стал объяснять, что это не так, но отец Иоанн упорно повторял свое. Алексий пробыл при нем около недели, и в эти дни был сделан групповой снимок всех, кто находился с отцом Иоанном. Фотография впоследствии как святыня хранилась Алексием и сопровождала его на всем многотрудном пути церковного служения. А спустя месяц Алексий получил назначение в Псковскую духовную семинарию в качестве инспектора… Исполнилось пророчество Иоанна Кронштадтского!
…Приходилось Иоанну Ильичу Сергиеву совершать поездки по стране и по обстоятельствам весьма нерадостным, связанным с распространением в православной среде различных слухов, домыслов о нем и его церковной деятельности. В начале 1900-х годов от обращающихся к нему духовенства и архиереев он узнает, что где-то в его честь составляют акафисты и почитают как святого Илью-пророка; где-то по деревням ходоки собирают «жертву» по его благословению и на нужды его благотворительного дела; где-то распространяются утверждения, что истинное священство и служение есть только в Кронштадте, а потому надо всё бросать и ехать в Кронштадт; где-то имеют хождение «сведения» о бессмертии Иоанна, о необходимости молиться на него и его портреты[158].
Иоанн пространно и старательно отвечал своим корреспондентам, убеждая их в безосновательности такого рода рассуждений, бытующих среди верующей массы, в их нецерковноcти и неправославности, сектантстве. Протоиерею Владимиру Волкову он пишет: «Удивляюсь я безумию и невежеству ваших сектантов, уклоняющихся от своих пастырей… Свидетельствую Богом, что никому и никогда и повода не подавал, чтобы меня, грешного, считали за Илию пророка. Уверьте безумцев, что они вольною волей заблуждаются и ответят Богу за свое безумие и возмущение»[159].
В отдельных случаях Иоанн пишет гневные письма и «сектантам». Автору «несмышленого, безумного, святотатственного и богохульного акафиста» Ивану Артамонову из Костромской губернии отправлен был текст, в котором были и такие слова: «Как ты, глупейший, осмелился во зло употреблять мое имя, и мне, грешному человеку, хотя и священнику, составить акафист, подобающий только святым?.. Никакому здравомыслящему человеку читать невозможно бесчисленных несуразностей в твоем книгомарательстве… И какое у тебя было намерение при составлении этой белиберды? Основать свое раскольническое общество, собирать свои собрания и отлучать добрых, простых людей от церкви Божией?.. За кого ты себя самого считаешь? Ты забыл самое главное, именно, что ты — невежда, немысленный, сумасшедший. Проклинаю я твой акафист. Скажи это всем твоим слушателям и последователям»[160].
По настоянию Святейшего синода Иоанн подкреплял свои обличения ереси собственным посещением мест, где они были наиболее распространены. Встречался с верующими, проповедовал, служил и успокаивал взволнованную православную паству.
…Известно, хотя и не столь широко, что маршруты паломнических поездок Иоанна Кронштадтского пролегали и за пределами Российской империи. Бывал он в Берлине, вызванный туда, чтобы помолиться о тяжелобольном русском после графе П. А. Шувалове.
Однажды, в 1890 году, побывал даже и на Святой земле. Как ни поразительно, но ни в одной биографии святого об этом не упоминается. Трудно этому найти объяснение. Но данный факт имел место, и о нем мы узнаем из письма Иоанна Кронштадтского своей матушке Елизавете, написанного непосредственно во время пребывания в Иерусалиме.
Честь открытия этого письма принадлежит Галине Николаевне Шпякиной, правнучатой племяннице Елизаветы Константиновны. Оно небольшое и приведем его полностью: «Мир от Сиона и Благодать от Святого Живоносного Гроба Господ-ния да пробудет с Вами во веки! Здравствуйте, мои дорогие и все ближние! Господь удостоил меня, наконец, вступить на Святую Землю. Много волнений и душевных страданий пришлось пережить во время пути. К ним присоединились и страдания телесные от непривычного для меня морского путешествия. Сильное желание посетить Святой Град Иерусалим, каждый час, каждая минута, приближавшая нас к Святой Земле, где воссияло для вселенной истинное Слово Правды — Христос Бог, отверзший своим Крестом всему человечеству двери райские, были так живительны, что заставили, однако же, забыть все невзгоды и скорби душевные и телесные. Не могу выразить словами, что я испытал, когда высадились в Яффе с парохода и вступили впервые на Обетованную Землю. «Скоро ли, скоро ли достигну Святого Града и удостоюсь поклониться трехдневному ложу Превечного», — не сходило с моих уст. Наконец, вот и он, желанный! Показались верхушки зданий. Со слезами на глазах мы, все православные поклонники, бросились на колени и благодарили Бога, даровавшего нам возможность созерцать воочию то, к чему мы так стремились. Еще полчаса, и мы в Иерусалиме! Благодарение Господу! Остановились на Русских постройках. Окружающие нас все Русские. Отрадно быть на чужой стороне со своими соотечественниками.