пела ирландка Дана, открывая Восьмой всемирный день молодежи[1131]. Победительница Евровидения — 1970, она уже два десятилетия была одной из ведущих исполнительниц христианской музыки, заодно агитируя против абортов и в поддержку традиционной семьи.
«Иоанн Павел II, мы любим тебя!» — как и тринадцать лет назад, скандировали собравшиеся, когда вертолет с первосвященником начал снижаться на фоне Скалистых гор. Турбулентность от десятков тысяч выкриков едва не вогнала машину в штопор, но пилот, ветеран Вьетнамской войны, сумел благополучно приземлиться.
«Willcommen», «Bienvenidos», «Benvenuti», «Welcome» — приветствовали его разноязычные транспаранты. Дюжина подростков в джинсах и футболках установила в центре стадиона Майл-Хай большой паломнический крест, врученный денверцам на Вербное воскресенье 1992 года в Риме и успевший побывать в сорока городах США. Речи понтифика транслировались с огромного экрана, на котором обычно показывали счет в играх бейсбольного клуба «Колорадо Рокиз».
Понтифик тут же перешел к делу. Аборты и эвтаназия превратились из убийств, которыми они являются, в права — загремел он по-английски, испански и итальянски. Но резня невинных не становится меньшим грехом, если совершается легально и научно! Двадцатое столетие запомнится эпохой массовых атак на жизнь, бесконечных войн и периодическим истреблением невинных людей. Ложные пророки и лидеры торжествуют!
Эти последние слова он произнес на языке Руссо и Сартра, намекая на источник зла — философию Нового времени, породившую тоталитарные режимы[1132].
Борьба с абортами — это не просто борьба за жизнь, а вселенская война добра со злом! Так ее воспринимал понтифик, сыпя цитатами из Апокалипсиса и Евангелия от Иоанна. Аборты — тот же Холокост. «В современных метрополиях человеческая жизнь часто воспринимается в лучшем случае как товар, которым можно распоряжаться, торговать и манипулировать <…> В нашем веке, как ни в каком ином, культура смерти легализована обществом и государственными учреждениями, которые тем самым оправдывают самые ужасные преступления против человечества: геноцид, „окончательные решения“, этнические чистки и массовое лишение жизни человеческих существ еще перед их рождением или до прихода естественной смерти». Эти резкие слова понтифик не произносил, но они нашлись в печатной версии его проповеди, розданной журналистам[1133]. Вряд ли Войтыла боялся шокировать собравшихся такими сравнениями. Скорее, виной такого умолчания были денверское пекло и пыль от тысяч ног, вынуждавшие сокращать мессы. Римский папа даже извинился за слишком долгую речь, когда открывал мероприятие, на что публика взревела: «Неееет!» [1134]
«Крестовый поход на запад» — так отозвалась о словах Войтылы в США туринская «Ла Стампа». Даже президент Клинтон попал под огонь папских обличений, когда 12 августа вместе с понтификом посетил католический университет святого Режи. Войтыла, который уже произнес перед президентом речь в аэропорту, еще раз обратился к Клинтону с кратким приветствием, посвятив всю свою маленькую речь недопустимости абортов[1135]. Это довольно сильно контрастировало с панегириком американской демократии, который Иоанн Павел II прочитал в денверском аэропорту утром того же дня. Впрочем, и та речь не обошлась без критических экспромтов понтифика насчет «защиты жизни»[1136]. Сотни молодых людей, принимавших участие в церемонии встречи наместника святого Петра, возгласами несколько раз прерывали его, так что в конце концов он спросил: «Вы кричите в поддержку слов римского папы или против?» — «За!» — ответили ему[1137].
Два лидера пообщались и на международные темы. Как доносил работник немецкого посольства в Ватикане Г. Линк российскому коллеге А. Б. Нуризаде, беседа высветила две основные задачи дипломатии Святого престола в текущий момент: борьба с антиисламскими настроениями (чем якобы и было вызвано острое сочувствие к боснийцам) и усиление роли ООН. По мнению германского дипломата (как его передал Нуризаде), Войтыла призвал Клинтона «оставить иллюзии», будто США «могут быть единственным арбитром и вершителем судеб в мире»[1138].
Громадные толпы, перемещающиеся между центром Денвера и парком Черри Крик, несение креста разноязыким людом, всенощное бдение — кто мог ожидать, что Колорадо увидит такое зрелище? Даже число преступлений резко снизилось, словно криминальный мир тоже ощутил некое движение души[1139]. А в центре этого действа, как чародей посреди поднятого им вихря, стоял святой отец и обличал грехи мира.
«Вы — молодой президент, а я — старый римский папа», — сказал он Клинтону в аэропорту Денвера[1140]. Может быть, и старый, но отнюдь не дряхлый. Невзирая на последствия ранения и прошлогодней операции на кишечнике Войтыла в свои семьдесят три находился в потрясающей физической форме. Мало того что сумел продержаться от начала до конца, непрерывно в течение шести дней выступая с речами на Ямайке, в Мексике и США, так еще в промежутке, после пятничной мессы в денверском соборе Непорочного Зачатия, успел совершить пешую прогулку по Скалистым горам. Архиепископ Джеймс Фрэнсис Стэффорд, встречавший его в Денвере, был уверен, что наместник святого Петра часок вздремнет в одном из туристических лагерей, прежде чем возвращаться в город, но Войтыла появился из спальни уже через двадцать минут и снова повлек утомленного иерарха в поход по горным тропкам, бодро вышагивая в кедах с золотыми шнурками — подарке местных подростков[1141].
Молодежь мира, услышь Его голос!
Услышь Его голос и последуй за Ним!
Лишь Добрый Пастырь приведет тебя к правде жизни, —
речитативом вещал глава Апостольской столицы на субботнем бдении в парке Черри-Крик[1142].
Войтыла говорил о растлевающей силе телевидения, проповедующего насилие, и молодежь отвечала ему овацией. «Вы, кажется, довольны, что римский папа осуждает американское телевидение, — отвлекся он на секунду от текста проповеди. — Но римский папа не выступал против американской цивилизации, американского общества, американского телевидения. Он говорил в защиту той вещи, которая и есть цивилизация и культура — в защиту человеческого достоинства»[1143].
Напрасные уверения! Итальянские наблюдатели увидели во всем происходящем «прозрение» Иоанна Павла II, который вдруг обнаружил, что современная западная цивилизация более опасна для христианства, чем коммунизм! Почему? Потому что под видом свободы несет ложь. Коммунизм, конечно, отрицал наличие святости в мире, но капитализм дает ложную святость; коммунизм признавал абсолютные ценности, а капитализм их вообще не знает, — так описывал чувства римского папы консервативный философ Марчелло Пера под впечатлением от апокалиптических инвектив понтифика в адрес «нового Вавилона» — Соединенных Штатов.
В самих США отношение к речам Войтылы оказалось двояким. Для сторонников Демократической партии произошедшее в Колорадо стало шабашем мракобесов и ничем больше, а вот республиканцы обратили внимание на моральную сторону папских призывов. Даже Буш-старший, хоть и прихожанин Епископальной церкви и ни разу не поклонник главы Ватикана, в интервью польскому телевидению в октябре 1993 года с одобрением отозвался о Всемирном дне молодежи в Колорадо: «Меня тревожит распад американских семей, проблема нежелательных беременностей и детей, которые рожают детей. Полагаю, что моральное послание, послание воздержания и любви, с которым прибыл к нам святой отец, было принято очень хорошо»[1144].
Уже через три недели после возвращения из Северной Америки Иоанн Павел II был в Литве. Впервые понтифик ступил на землю бывшего СССР. Для него, поляка, это была прежде всего земля Остробрамской Богоматери — святыни не менее важной, чем Черная Мадонна. Перед этой чудотворной иконой молились повстанцы 1863 года, ее, свидетельницу кровавых штурмов Вильно, благодарили за перелом в войне с Москвой бойцы Речи Посполитой в XVII веке. О ней писал Мицкевич:
Небесная царица! Ты дивно в Острой Браме
Сияешь горней славой! Ты в ченстоховском храме
И в замке новогрудском хранишь своих детей! [1145]
К ней же взывал на Великую пятницу 1981 года примас Вышиньский, прося отвратить надвигавшуюся интервенцию: «В эту страшную ночь… я проникся мукой восточных народов, три поколения страдающих под властью преступников, которые убивают СССР, Христа, Его Церковь и знаки благой вести Евангелия. Молюсь об этом ночами уже много лет… Люди без храмов, без священников, без алтарей и святой Мессы, дети без причастия и Закона Божьего, матери без поддержки в воспитании, ужасные страдания заключенных и „пациентов“ психиатрических клиник, нескончаемая угроза войны в тех странах, которым „помогает“ СССР, укрепляя преступный строй. А на нашей Родине — угроза вмешательства во внутренние дела. Обо всем этом мучительно молюсь и с болью взываю к Госпоже Остробрамской через посредство Матери Милосердия»[1146].
В год рождения Кароля Войтылы мессу перед чудотворной иконой служил нунций Акилле Ратти, а спустя семь лет ее короновал варшавский митрополит в присутствии всего польского епископата, президента Мосьцицкого и Юзефа Пилсудского. Для Войтылы остробрамская икона была вдвойне милей тем, что когда-то она принадлежала босым кармелитам. Еще в 1978 году, взойдя на трон святого Петра, он пожертвовал надвратной часовне Вильнюса, где хранится святыня, свою кардинальскую шапочку. Теперь же Иоанн Павел II самолично возложил к знаменитому образу золотую папскую розу.