личности, а до того осуждал действия НАТО на Балканах. Доставалось от него и властям за их курс в рамках Североатлантического альянса. Впрочем, и на этот раз архиерей не удержался от шпилек по адресу Ватикана: в ответной речи он назвал существование униатских церквей препятствием на пути диалога, и выразил сожаление, что Святой престол не встал на защиту интересов Греции в кипрском вопросе[1363].
В тот же день на Ареопаге оба иерарха подписали совместную декларацию, в которой отметили, что социальный и научный прогресс в мире, к сожалению, не сопровождается таким же прогрессом в области уважения ценности жизни, а укрепление европейской солидарности привело в ряде стран к отказу от религиозных корней, что грозит утратой национального самосознания и духовного наследия. Также декларация осудила религиозные насилие, прозелитизм и фанатизм[1364]. Вставка о прозелитизме, несомненно, появилась по настоянию греческой стороны, озабоченной католическим наступлением в православной среде. «Лед тронулся», — прокомментировала событие местная пресса[1365].
Проблема униатов и взаимоотношений с православием в полный рост встала перед наместником святого Петра уже через месяц, когда он прибыл на Украину. Острый обмен мнениями на эту тему между Ватиканом, Киевом и Москвой начался еще в январе 2001 года, когда связанное с Конгрегацией евангелизации народов итальянское агентство новостей «Фидес» передало сообщение из неназванных источников в патриархии, что русский епископат выступает решительно против визита и что следует ждать обращения киевского митрополита Владимира к Святому престолу с соответствующим письмом. Через неделю такое письмо было готово. В нем украинский синод, ссылаясь на неурегулированные отношения с греко-католиками, просил римского папу отложить поездку, а если она все же состоится, то не встречаться с представителями неканонических ветвей местного православия (то есть не подчинявшихся Московскому патриархату). Войтыла два месяца размышлял над ответом. Лишь в конце марта кардинал Роберто Туччи привез митрополиту Владимиру ответное послание, в котором Иоанн Павел II подтверждал свое решение приехать на Украину, апеллируя к приглашению президента Леонида Кучмы и католических епископов. Тогда еще через месяц патриарх Алексий II в интервью самому популярному католическому изданию Италии еженедельнику «Фамилия Кристиана» (органу левых хадеков) перечислил все претензии своей организации к Ватикану и заметил, что российские власти требуют от него, патриарха, согласия на паломничество понтифика в Россию. В следующем номере московский корреспондент журнала подробно обговорил содержание письма митрополита Владимира и повторил всю аргументацию против приезда римского папы. Кроме того, в самой Украине, как и в Греции, православные активисты вышли на улицы с протестом против визита римского папы. Их процессии ежедневно ходили под окнами киевской нунциатуры, молясь о недопущении наместника святого Петра на украинскую землю[1366]. Короче говоря, повторялась ситуация, знакомая Иоанну Павлу II по Грузии, Греции и той же России: государственные мужи звали его к себе, а православные иерархи выступали категорически против[1367].
На Украине дело усугублялось еще и тем, что поляки исторически имеют там не лучшую репутацию, поэтому, между прочим, к протестам православных присоединились и националисты из УНА-УНСО. С другой стороны, у поляков тоже накопился изрядный счет памяти к украинцам: это и убийство министра Перацкого, и волынская резня, и государственная принадлежность Львова, не говоря уже о временах более отдаленных. Таким образом, паломничество Иоанна Павла II с одной стороны задевало интересы РПЦ, с другой же могло стать замковым камнем в здание польско-украинского примирения.
Как часто случается в истории, благородное деяние стало возможным благодаря не слишком благородным обстоятельствам. Президент Леонид Кучма, подобно Шеварнадзе, пытался лавировать между ЕС и Россией, но почти утратил шансы на переизбрание после громкого скандала осенью 2000 года, вызванного убийством неизвестными оппозиционного журналиста Георгия Гонгадзе. В конце ноября свет увидели пленки с записями разговоров в президентском кабинете, из которых стало ясно, что Кучма и его окружение были как минимум не против исчезновения Гонгадзе. Страну захлестнули массовые протесты под лозунгом «Украина без Кучмы», продолжавшиеся до апреля 2001 года. Своих постов лишились министр внутренних дел и глава Службы безопасности, однако и некоторые лидеры протеста тоже получили тюремные сроки за нападения на стражей порядка. Тогдашний премьер-министр Виктор Ющенко вместе с президентом и спикером парламента обратился к соотечественникам с заявлением, где сравнил участников акций протеста с нацистами (среди них действительно было немало правых радикалов). А уже в апреле парламент отправил в отставку и правительство Ющенко. Понятно, что на фоне всеобщего раздрая Кучма ухватился за возможность спасти тонущую политическую карьеру. В который уже раз политики пытались очистить свою репутацию за счет понтифика! Впрочем, это говорило кое-что и о престиже самого первосвященника. Какие бы обвинения в консерватизме и мракобесии ни сыпались на него, в восприятии человечества он оставался святым человеком, совестью мира. Не было другого такого религиозного лидера, который сочетал бы такую известность со столь незыблемым моральным авторитетом.
Для Иоанна Павла II это была еще и личная поездка. Во-первых, тамошнюю кафедру занимал его старый товарищ Марьян Яворский, бывший секретарь Базяка. Во-вторых, именно там когда-то король Ян II Казимир принес свой знаменитый обет Деве Марии. Львов — город польской славы и польской боли. Главный предмет раздора с украинцами.
Оттого и митинговали против его визита националисты — видели в папском визите стимул для польского реваншизма. Глава униатов кардинал Любомир Гузар тоже не выказывал восторга. Для него восстановление латинской иерархии на Украине представляло такое же неудобство, как и для православной церкви. Он надеялся получить от понтифика моральную поддержку своей духовной миссии и крайне ревниво отнесся к тому, что первую мессу Войтыла отслужил по латинскому обряду[1368].
Зато горячо в поддержку паломничества римского папы выступил глава не признанной никем Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарет, который в советское время был суровым гонителем униатов, а теперь нежданно-негаданно оказался поборником украинской автокефалии. Архиерей лелеял надежду, что встреча с наместником святого Петра придаст ему официальный статус. В свою очередь, Московская патриархия категорически требовала, чтобы понтифик даже и не думал пересекаться с «самозваным патриархом».
Приветственная речь первосвященника в аэропорту Борисполь продолжила линию великого юбилея на очищение совести церкви. Иоанн Павел II заверил, что прибыл не ради прозелитизма, а для совместной молитвы со всеми христианами; вспомнил об Андрее Первозванном и о двух римских папах-мучениках, скончавшихся в Крыму, традиционно попросил прощения за вины католиков перед православными, заранее простив и православных за их прегрешения перед католиками. Кроме того, понтифик выразил сочувствие жертвам нацизма, коммунизма, а также Чернобыльской аварии, заверил украинцев в их принадлежности к европейской культуре (в силу исповедания христианства) и процитировал Тараса Шевченко:
На вновь родившейся земле
Врага не будет, властелина,
А счастье матери и сына,
И люди будут на земле[1369].
Мотив покаяния спустя несколько дней неожиданно подхватил архиепископ Любомир Гузар, который на совместной с понтификом литургии на львовском ипподроме попросил у Бога прощения за тех духовных чад греко-католической церкви, которые «к сожалению, сознательно и добровольно» причиняли зло своим соотечественникам и другим народам. Одновременно, как повелось, иерарх простил тех, кто заставил страдать и его паству. И хоть архиепископ не уточнил, за кого он извинился перед Всевышним, было достаточно ясно, что прелат имел в виду прежде всего виновников волынской резни. Слова, необычайные в своей важности! Когда еще их произносить, как не во время паломничества во Львов папы-поляка?[1370]
Это была очередная нить, протянутая между поляками и украинцами после распада СССР. Гедройц умер, но дело его жило. Казалось, два народа наконец обретут взаимопонимание и начнут строить общий европейский дом, как это сделали французы и немцы. Случившаяся вскоре Оранжевая революция вроде бы подтверждала такое предположение. Однако все оказалось куда сложнее. Украина, разрываясь между православным Востоком и униатским Западом, озаботилась поиском национальной идеи и ударилась в ура-патриотизм. Период роста всегда сопряжен с перегибами и ухарством — молодым ведь море по колено. И вот вчерашний триумфатор Ющенко, начавший свое президентство с открытия польско-украинского кладбища во Львове, закончил его прославлением Бандеры и УПА (какой плевок в душу полякам!). Два народа, готовые уже слиться в объятиях, вновь разошлись, увлеченные тем самым новым язычеством, о котором предупреждал понтифик, — преступным обожествлением нации. Не случайно, наверное, тот же Гедройц отказался в свое время и от польского ордена Белого орла, и от украинского ордена «За заслуги» — не хотел своим авторитетом подкреплять амбиции политиканов, захвативших бразды правления в обеих странах. Войтыла, скажем прямо, оказался более наивен. Или более снисходителен. В конце концов, он не был политиком. Его задача заключалась в другом: нести слово Божье и напоминать о вечном.